вечер 21 мая 2012 года (Темы: “Рассказ по картинке”, “Какое я животное?”)
«Египетские ночи» — это сеансы литературной импровизации в формате creative writing. Цель — активизировать личный творческий ресурс, конвертировать дремлющие переживания, оперативно разобраться с драматургией короткого высказывания — что многим и удаётся в условиях жесткого регламента и легкой конкуренции.
Куратор Анна Аркатова
Темы:
Рассказ по картинке
Какое я животное?
Авторы текстов:
Лана Высоцкая
Василий Костырко
Вадим Муратханов
Даниил Смолев
Ольга Сульчинская
Санджар Янышев
Выбор текстов для публикации литературного критика Сергея Костырко
- Рассказ по картинке
Лана Высоцкая
Картинок, по каким сочиняла рассказы в первом классе, уже не помню. Наверное, это к лучшему. Зато могу рассказать, какие картинки подстерегают школьников сегодня.
Год назад были у меня соседи, семья с двумя детьми. Когда младший закончил четвертый класс, учебники выставили на лестничную площадку. И я утащила к себе пособия по литературе. Даже не по литературе еще — по чтению. Книжки оказались неплохие — с интересными текстами и разумными вопросами. Но, конечно, без равнодушной природы не обошлось. И вот традиционное задание: “опиши, что ты видишь на картине”. Дано: две репродукции. Сначала “Ночь на Днепре” Куинджи. Нормально. А потом — мама моя дорогая! — Чюрлёнис. “День”. Они что, правда думают, что по этой картине можно рассказать про знойный летний день? То есть, наверное, можно, но какой это будет день! Нет, зелень, просинь и кучевые облака присутствуют. Но увидеть их там надо еще постараться. А если не стараться, то видно следующее.
…плоский мир, до края — рукой подать. А из-за края… Из-за края лезет зеленый великан. Тянется через край зеленая великанская рука; ярко-зеленые пальцы накрепко впились в плоть полей. Показалась округлая голова. Последний мощный рывок — и он забросит свое громоздкое тело на тонкий коржик пропеченной солнцем земли. И глаза у него будут пустые, страшные — как дупла.
Я это не к тому, что детей нужно оградить от разлагающего влияния модернизма вообще и Чюрлёниса в частности. Я к тому, сколько всего у нас может отобрать контекст, даже такой непритязательный, как короткая подпись под картиной — “День”.
Вадим Муратханов
Каждый школьник, пишущий изложение, — это зеркало. Ребенок сидит перед висящей на доске репродукцией и отражает ее как умеет.
Если бы я был учителем, то выстроил бы систему зеркал, продлевая процесс до бесконечности. Сняв со стены репродукцию, разложил бы написанные тексты по партам и заставил другой класс на следующем уроке рисовать картинки по написанным изложениям. Затем дети, пришедшие на смену, вновь писали бы изложения, но уже по нарисованным сверстниками картинкам.
Постепенно отражения начали бы, все дальше уходя от прообраза, взаимоперетекать и накладываться одно на другое. К концу четверти Суриков плавно переходил бы в Серова, а Шишкин обнаруживался в Крамском. Эффект мог бы быть и другим, но порожденных смыслов в любом случае хватило бы надолго.
Проблема в том, что я не учитель. Один раз, на институтской практике, я вел урок в средней школе, и мне не понравилось.
Санджар Янышев
Часть первая, загадочная
В Детской висела картинка с Лицом: по краям простирались густые бакенбарды, в центре базировались нос, подбородок, глаз… Ушей не было.
Однажды что-то щелкнуло, сработал “проявитель”, а потом и “фиксаж”. “Лицо” оказалось конной статуей Петра I — пресловутым Медным Всадником, снятым почему-то со спины, вполоборота.
“Бакенбарды” превратились в кусты, внутри которых во время съемки и сидел охотник, выпускающий “птичку”. Из кустов он остроумно составил рамку центральному герою снимка.
Однако в памяти по-прежнему живет то самое Лицо с теми самыми бакенбардами.
Часть вторая, необязательная
С тех пор любое видение оценивается по возможности метаморфоза. Изображенное на фотографии или рисунке Место должно стать Временем, куда хочется; Женщиной, которую просто необходимо; Смертью, что оценивает нас как эстетическое переживание…
А жизнь, ни во что не переходящая, лицо, не становящееся петром, — есть собственно порнография. (А вы мне — “сиски-писки”…)
- Какое я животное
Лана Высоцкая
Вот уж этим вопросом я в пору отрочества измучила всех друзей. Я коллекционировала ответы и про себя ставила оценки отвечающим.
Номер первый (хронологически) — тушканчик. Ох, и дурацкая же была идея делать этот доклад по природоведению!
Номер второй — кенгуру. Оскорбление?
Далее — лама. Ну, это из области поэтики-фонетики.
Лань. Обиделась: это что, значит, влажные глаза, длинные ноги и полное отсутствие мозгов?
Зайка. Не заяц, не зайчиха, а именно “зайка”. Все понятно, телячьи нежности в одиннадцатом классе. Вместо любви.
Удав. Он, наверно, соригинальничать хотел, но мне польстило.
Непонятная всклокоченная тонконогая птица с большим клювом, помесь фламинго и вороны Каркуши, рисунок и сейчас где-то лежит. Даже думать не хочу, главное — кто рисовал!
Стрекоза. Пожалуй, я уже в том возрасте и гражданском состоянии, когда “попрыгунью-стрекозу” стоит считать комплиментом.
Больше всего хотелось, чтобы назвали кошкой или волчицей — такие тогда у нас на дворах (и в подъездах) царили нравы.
Больше всего раздражали те, кто не хотел отвечать “по правилам”: “на человека похожа”.
Закончилась моя личная эволюция на крыске — за N я вышла замуж. Ну да у него все хорошее — у крыс или от крыс.
* * *
В первый раз я это все вспомнила, выстроила и записала. И, наконец, поняла, какой в этом был смысл. Не идентификация, не архетипы метафор и не метафоры архетипов, какое там! Просто зашифрованная эротическая игра в барочном вкусе. Надо же, оказывается, спрашивать, какое я животное — не такое уж бесполезное занятие!
Василий Костырко
Интерфейс френдленты. Френды вывешивают результаты теста “Какое ты животное?”. Тест для инициативных девушек в летнем лагере: можно завязать разговор, установить контакт, вызвать эмоции и ассоциации. Слово за слово и вот уже какие-то отношения. Правильных ответов не существует.
В сети — это разговор машины с машиной. Отсутствующего с отсутствующим. Вне тела и времени.
Каждое животное можно нарисовать ярко, эффектно, сделать забавным. В каждом найти достоинство, каждому сказать комплимент.
Вне теста дела обстоят сложнее. Сравнивая с животным, оскорбляют, обвиняют. Или наоборот, животных ставят в пример, как существ более благородных, свободных от людского лицемерия.
Пустыня этологии… Они ничего не могут нам сказать о том, как нам жить, что значит быть естественным.
Работать на программах, которые не конфликтуют между собой?
Не иметь в словаре терминов, которые нельзя определить указанием на конкретный предмет или ситуацию?
Не иметь рефлексии?
Быть свободным от нравственных апорий?
А в чем тогда естественность домашнего зверя?
Чужой кот, которого я фотографирую на мобильник, копирует мое выражение лица. Из вежливости? Лучше бы я этого не видел, хотя упрекнуть его тут не в чем. Он ест не потому, что голоден, а за компанию. Просит еду, чтобы было, за что быть мне благодарным и за что меня уважать.
Моя такса считает себя человеком. В отсутствие хозяев норовит забиться под одеяло.
Она целый день переживает из-за того, что залаяла ночью, поддержав окрестных собак. Это — инстинкт, но такса полна сомнений, думает, как следовало поступить правильно. На всякий случай чередует демонстрацию чувства вины с выражением морды “сама невинность”. Она ищет решение. Она понимает, что быть естественной — этого уже недостаточно.
Даниил Смолев
Когда мне только сказали, что у Елены Шварц есть стихотворение “Зверь-цветок”, в голове моей возникли страшные картины. На поле, обязательно пустынном, возможно, футбольном, вытягивает себя на тонком стебельке гибрид — с клыками и мохнатый, с холодным пыхтящим носом и рвущийся во все стороны. Словно зверь не вылупился из положенного яйца, не был рожден в скулящих схватках, а пророс. И главная цель его жизни теперь — вырвать себя из земли и волочить клуб корней по этой пыли куда-то прочь.
Потом была другая Елена — Камбурова. Она пела мне, чтобы я перестал температурить: “Я такое дерево, — она пела тяжело и с хрипотцой — я тако-о-ое дерево, я другое дерево”. И не называла себя никогда. Не произносила имени просто потому, что имени не было и в помине. Прибегая к аналогии, к сравнению, мы ступаем в черную холодную неизвестную воду. Наверное, боимся повредить себя, потерять какой-то важный кусок. Скажешь, что лев, а куда тогда деть робость? Скажешь “койот”, и выпадает, как никчемная деталь, разыгравшаяся смелость.
В общем, я хотел бы быть смелее льва, смелее бойцовой собаки или дикого волка. В общем, я хотел бы быть Дарвиным, чтобы когда-нибудь сказать, без всяких там зазрений, кто есть кто.
Ольга Сульчинская
Сначала — про Санджара. Просто чтоб как-то с этим закончить и больше об этом не думать. Санджар не зря настаивал на множественном числе — “Во мне не одно животное, а разные животные”. Я согласна. В нем соединяются две сущности — земная и водная. Санджар, конечно же и всеочевиднейше, — козерог. Не в зодиакальном смысле, а в буквальном. С могучим хвостом, скорее драконьим, чем рыбьим, в крутыми рогами… Тут я понимаю, что вот все это, рога и копыта, как-то анекдотически звучит в нашем языке, а я имею в виду степени превосходные и настроение самое торжественное. Козла, соответственно, горного. Что за дьявольщина с этими словами! Ладно, пусть не козла — козлотура, да? Тоже, значит, могучего, гордого и горного. И вот что я думаю: существу такому и воздушная стихия должна быть подвластна. Ну, то есть просто уже “до кучи”. То есть вот такой летучий козерог. Реактивный даже, может. Или все-таки дракон в конце концов. Китайский, усатый. Вопрос к Санджару: ты приносишь счастье? Если большинством голосов будет решено, что да, значит ты — белый дракон.
Таким образом отрешившись от навязчивых мыслей о чешуе Санджара, переходим ко второй части. Что я за животное? Как ответить? Неизбежно вспоминается старый анекдот — мама, он меня сукой обозвал. “Рыбка моя”, он сказал, помним, да? Рыбка — то есть щука — то есть зубастая — то есть сука. Недолго. Так и я сразу же подумала: раз животное, значит, скотина. Что я за скотина такая? Не мать, а ехидна. Вместо сердца клизма. Как говорила моя добрая знакомая.
Знакомые часто меня называют птицей. Одного я спросила, почему, он говорит — глаза желтые. Сам ты желтый. Почему не кошка? Хочется быть кошкой. Никто не зовет.
А других животных я, по правде сказать, близко не знаю. Вот еще есть крыса английская. Трехцветная. Вообще, говорят, они умные. Если крысой — то английской.
“Если смерти, то мгновенной, если раны — небольшой”.
А то вот все в том же неисчерпаемом детстве был телефон. Игра с буквами. На диске — кто помнит диски на телефонах? — набираешь буквы: название зверя, и стрелка показывает на его картинку. Естественно, набирали свои имена и фамилии. Сульчинская — суслик. Ага. Ольга — все равно суслик. А что, суслики, они милые и верные. Или это сурки? Которые живут семьями, а размножаются раз в году, неделю в апреле… эээ… Занесло меня куда-то. Если что, прошу иметь в виду, это просто мысли вслух, а не план действий!
Мексиканский тушкан. Тоже согласилась бы. Ценный, как известно, мех. Но вот это как раз и останавливает — я не хочу, чтобы из меня добывали мех.
Так, может, лучше все-таки не животным, а? Пейзажем. Или рекой. Или деревом. Чем деревья хороши — среди них не бывает безобразных. Деревья прекрасны по определению. Гумилев мне сказал, что деревьям дано величье совершенной жизни. Еще цитата — “я другое дерево”. Быть другим деревом. И здесь мы плавно переходим к теме “Дерево”.