26 ноября 2013 (Темы: «Вечернее платье», «Восковое яблоко со следами зубов»)
«Египетские ночи» — это сеансы литературной импровизации в формате creative writing. Цель — активизировать личный творческий ресурс, конвертировать дремлющие переживания, оперативно разобраться с драматургией короткого высказывания — что многим и удаётся в условиях жесткого регламента и легкой конкуренции.
Куратор Анна Аркатова
Темы:
Вечернее платье
Восковое яблоко со следами зубов
Авторы текстов:
Василий Костырко
Санджар Янышев
Петр Образцов
Ольга Сульчинская
Инна Шифанова
- Вечернее платье
Василий Костырко
Удивительным образом, когда жизнь по моим детским понятиям должна была бы уже и закончиться, начинаешь ценить простые вещи, к которым раньше был равнодушен.
В юношеские годы я полагал, что вечернее платье ничего в жизни существенно не меняет, дескать, главное не форма, а содержание, следует быть, а не казаться, подумаешь, вечернее платье!
Сейчас меня удивляет моя собственная юношеская вера в разум: в конце концов, A равно A только в учебнике логики и романах Айн Рэнд.
Теперь я смотрю на вечерние платья совершенно иначе, точнее, теперь-то я и рассматриваю их как следует. Вечернее платье — вещь, ясное дело, требующая контекста, особого места и времени. Оно бессмысленно в солнечный полдень, будто избыток света делает женщину не только невидимой, но и неосязаемой.
Другое дело полумрак танцпола.
Ты выглядишь лет на двадцать! — говорю я.
Вот что делает приглушенное освещение! — отшучивается она.
И все же я продолжаю думать, что прав: подлинная реальность открывается нам ближе к полуночи.
Неутомимость, с которой женщины наряжаются каждый раз по-новому изумляет даже нас, мужчин, зрителей крайне невнимательных и ненадежных.
Сейчас эта женская изменчивость для меня одна из важнейших опор в жизни, этакое повседневное, постоянное чудо.
Они каждый раз другие — и все-таки одни и те же: в своих новых вечерних платьях. Как хорошо, что мы допущены к этому таинству в качестве свидетелей, пусть и не знаем никогда, за что нам дарована такая честь.
Санджар Янышев
У меня нет Вечернего Платья.
И уже никогда не будет.
А у нее — есть, но ей больше идут брюки. Не джинсы, а именно брюки: свободного покроя, оставляющие простор для легкой фантазии. Но брюкам нужны каблуки. Этоджинсы на босу ногу вызывают сонм эротических предвкушений. А брюки — это ведь почти Вечернее Платье!
Правда, брюки, в отличие от платья, с нее уже так просто не снимешь. Такое она мне не доверит. И даже смотреть на это не позволит; уйдет в ванную, вернется в ночном халате.
Пока она там… Та-а-ак, что тут кокетливо выглядывает из шкафа? Ага! Отвергнутое Вечернее Платье.
Нешто примерить? Где здесь зеркало?..
Петр Образцов
Удалось достать билеты на «Щелкунчика», причем на 31-е декабря. Денег стоили — немерено, но у него уже была хорошая зарплата, да и от командировки во Францию остались какие-то евры, и она об этом знала. Но ведь 31-е, день не рядовой, так что потребовалось вечернее платье. У него все время вертелось в голове слово «люрекс», значения которого он не знал, но она купила как раз без люрекса, а наоборот, очень строгое, черное, с неглубоким вырезом; и оно очень ей шло. Правда, тоже очень дорогое.
Встретиться должны были у молчащего, засыпанного снегом фонтана, но он явно не успевал, на работе сдавали какой-то дурацкий годовой отчет, и он заранее позвонил ей об этом сказать. Встретимся уже в зале, да? Ну да.
Он пришел только на второе действие, в зале было темно, и на их местах в 5-м ряду партера он ее не разглядел — сидела какая-то брюнетка в кофте, нога на ногу, в джинсах. Вроде похожа, но он был в новых очках, еще не пристрелянных.
Дома он увидел, что ее вещей нет вовсе, как нет и ее чемодана — купил ей, кстати, во Франции, очень красивый, и с люрексом, если это и есть люрекс. В пустом шкафу на плечиках одиноко висело ее черное платье, с неглубоким вырезом.
Ольга Сульчинская
Что меня порадовало — мужчины с энтузиазмом за эту тему голосовали. Но для мужчин вечернее платье, наверно, имеет совсем другой смысл? Они, наверно, женщин себе представляют в вечерних платьях? Или, все-таки — самих себя. Ну, скоро я об этом узнаю… А пока…
Ничего не могу поделать — вспоминаю Дастина Хоффмана в фильме «Тутси», некогда потрясшем мое воображение. Между нами — как раз по части вечерних платьев мужчины гораздо лучше изображают женщин, чем женщины изображают самих себя. Вы же помните этих роскошных трансвеститов с накладным всем, чего женщина хотя бы из одной гордости себе накладывать не будет… А между тем оно заметно улучшает «как сидит».
Женщину делает в глазах мужчины то, как она выглядит. А что, для нее самой разве не так? «Смотри, какая я красивая» — да? Ведь не скажешь «Сэр, вы только потрогайте меня, я такая вся мягкая и теплая…». Фу! Порнография какая-то. А вот серебряная звезда на голове чудовища неопределенного пола в блестках до полу — вроде как и миленько.
Я слышала одно высказывание. Мол, можно с точностью сказать, насколько женщина счастлива, посчитав количество платьев в ее шкафу. Причем просто платьев, не обязательно вечерних. Такая единица счастья — два платья, три. Когда я это услышала, у меня было одно — я его давно не носила, просто выкинуть не могла.
Разумеется, после этого я не стала бороться за счастье — а просто отправилась в магазин и… да, вы правильно поняли.
А сейчас я думаю — а вечернее-то должно идти одно за два. Или за три, если с блестками.
А что надеть некуда, это неважно. Про надеть, между прочим, никто ничего не говорил.
Хотя по-хорошему платье надо шить, конечно.
Давным-давно, когда земля была маленькая, а деревья на ней большие, я пела в хоре. И нам всем велели пошить платья для сцены. И я пошла к портнихе. И сшила у нее платье почти целиком — черное, длинное — очень быстро, потому что она подогнала на меня заготовку, от которой кто-то из наших отказался. И я даже внесла аванс. Оставалось приделать только один рукав и прийти на последнюю примерку. И больше я в хоре не пела. А платье так и осталось недошитым.
- Восковое яблоко со следами зубов
Василий Костырко
Всё говорит о том, что наши школьные педагоги полагали, будто красота недоступна непосредственному восприятию. Чтобы ее правильно почувствовать положено собираться в душном и пыльном кабинете рисования. Это вам совсем не утренний яблоневый сад в конце августа с его ветерками, шорохами и ароматами.
Яблоки здесь идеальные, то есть восковые.
Точнее — оно тут одно на всех.
Натюрморт с таким яблоком — хрестоматийная иллюзия иллюзии предложенному Фридрихом Ницше определению искусства.
Что побуждало нас, приземленных хитрых троечников второй половины восьмидесятых годов прошлого века, оставлять на нём следы своих зубов?
Желание усугубить абсурд и без того малость кафкианского школьного быта, подорвать отупляющую скуку изнутри? Вера в чудо? А вдруг, несмотря ни на что, оно все-таки окажется настоящим — с запахом, соком и вкусом? Может, и мы сами — живые? Не манекены для ношения одинаковой школьной формы, у которых одни и те же учебники, ручки, тетради и прически?
Воспоминания, еще лет десять назад вызывавшие стыд, ныне окрашены ностальгией. Где эти ровные крепкие зубы, чей отпечаток хранит восковое яблоко? И под силу ли нам сейчас так четко и убедительно обозначить своё присутствие в мире?
Санджар Янышев
Он был потомок двух акмеистов, человек не образа, но действия (и зубы чистил палочками гвоздики); ему пару раз повезло с тремя женщинами, потом в его жизни появилась Она, красивая, как восковое яблоко — протертое до блеска, с двумя почти заживленными серпообразными ранками чьих-то глупых укусов…
И тогда он вспомнил, что когда-то неплохо рисовал натюрморты.
Ольга Сульчинская
Человек, который близко, слишком близко — как я — знаком со стоматологами, в первую очередь, конечно, думает — какие зубы! Со смесью зависти, восторга и восхищения. Бог с ним, с яблоком. В мечтах своих уже я вижу перекушенные дужки тяжелых дверных навесных замков и прочие железные предметы обихода.
Кстати, и воск наводит на мысль не только о пчелах, но и о скульпторах от стоматологии. Но эту мысль мы развивать не будем из деликатности.
Теперь очередь яблока. Яблоко — Ева. Связь кажется очевидной. Яблоко, Ева и воск в совокупности дают нам музей, где за стеклянными витринами живут своей наглядной застывшей жизнью восковые фигуры косматых дикарей, символизирующих первобытно-общинный строй. Их нагота целомудренно прикрыта декоративными лохмотьями. Напрасные усилья! Даже будь они напрочь раздеты, посетителей днем с огнем не сыскать.
И — трах-барабах — вдруг на яблоке следы зубов. Вывод напрашивается: кто-то из аборигенов ожил и проголодался. Он, разумеется, все еще голоден. Фрукт ведь муляж, так что свирепый Он или еще более опасная Она уже скоро вырвется на волю. В наши городские первобытные сады. Братья-яблоки, спасайся кто может! Они идут нас есть.
Инна Шифанова
Если восковое яблоко оставить на виду без достаточной защиты, его кому-то обязательно захочется потрогать, подержать в сальных руках или прикусить. Оно ни в коем случае не останется долго в первозданном виде.
Возможно, восковое яблоко провоцирует возврат в детский период первых этапов познания мира, когда все надо попробовать на вкус.
Возможно, причина в том, что обманная красота раздражает. Аппетитное яблоко-обманку хочется разоблачить, уличить в несовершенстве, дабы доказать всем, что искусственное совершенство не имеет право соперничать с природой.
Надкусанное восковое яблоко полностью теряет способность вызывать эстетические чувства. Вместо этого всплывает ощущение отвратительного вкуса воска во рту.
Настоящее яблоко, будучи надкусанным, не теряет своей привлекательности, вызывая память о щедротах нашего короткого лета.
Восковое яблоко напоминает мне, что человек, в гордыне своей должен помнить, что созданная им красота всегда в какой-то степени содержит ложь искусственности.
Красота спасет мир, но только если мы поймем, что она в естественности.
Так красивы животные в любой позе и маленькие дети в любой одежде и вовсе без нее.
Странно, что взрослым приходится приложить много усилий, чтобы вернуть красоту непринужденности, с которой они родились.
Моя любимая фотография мужа — та, на которой он лет пяти одет только в трусики от подмышек до колен. Глаза без единого облачка недоверия к миру.
Наш безупречный внешний вид порой напоминает бутафорское яблоко. Искусственное совершенство не имеет право на несовершенство, как яркое восковое яблоко со следами зубов.