март-апрель 2021

 

«Египетские ночи» — это сеансы литературной импровизации  в формате creative writing. Цель — активизировать личный творческий ресурс, конвертировать дремлющие переживания, оперативно разобраться с драматургией короткого высказывания — что многим и удаётся в условиях жесткого регламента и легкой конкуренции.

Теперь мы собираемся в группе «Египетские ночи» в Facebook.

Участником может стать любой желающий, присоединившись к группе.

Турниры проходят раз в неделю по вторникам  в 18.00.Как обычно пишем экспромты на только что объявленную тему (две темы за турнир). Регламент – 15 минут. В роли экспертов – сами участники группы. С новыми правилами он-лайн турнира вы можете познакомиться в Приложении. 

      Куратор проекта Анна Аркатова

 

 

 

        Он-лайн турниры марта и апреля  2021 года

 

 

 

Елена Малинина

 

         

 

 

Легким движением нажать два раза (турнир 30 марта)

 

Легким движением ноги — нажать два раза. Сначала сцепление, потом газ. Закон жизни. Прежде чем двигаться с места — надо от чего-то отталкиваться. Сцепление — мир чувств и мыслей, опыта и риска, желаний и назойливых обязательств. Вы не любите быстрой езды? Или , наоборот, вместо лёгких и плавных движений — с силой вдавливаете педаль в пол? Эй, помедленнее, кони… Куда несёшься ты, дай ответ… Нет ответа. Скоростью пытаемся унять тревогу. Бежим от необходимости к иллюзии покоя. Торопимся успеть всё в этой жизни — предвидится ли следующая — неизвестно. Сцепление и газ. Только не тормоз. Остановка вырывает из движения — поневоле обернёшься или начнёшь вглядываться — а что же там, впереди. Прошлое не радует, будущее тревожит. Так может ну её, трассу — с пробками , гололедицей и встречной опасностью? Как хорошо на беговой дорожке. Легким движением ног перебирать прорезиненное полотно, внимать его осторожному шороху, смотреть на мелькающие на экране цифры — и нет ни старта ни финиша, ни страха ни ожидания, ни вчера ни завтра — есть только движение без конца, без поиска смысла и оправданий, без разочарований и потерь.

 

 

Пружина и обивка (турнир 30 марта)

 

Пружины держатся дольше, чем обивка. Конструкция долговечнее оболочки. Сюжет переживет текст. Форма, независимо от достоинств, облетает, оставляя скелет содержания. В библиотеке первого гуманитарного корпуса МГУ филологи пересказывают друг другу немецкую романтическую поэзию — герой переживает неразделённую любовь, разочарован, страдает меланхолией, и весь мир оказывается виноватым. Мы помним действия без подробностей, портреты без деталей, диалоги без междометий. Форма стареет медленно, но неизбежно. Спустя пару столетий, недоросль чешет лоб, недоумевая, что такое «днесь» и «перлы». Обивке дивана везёт меньше: то, что радовало новизной бабушку, вопьётся в мягкие части тела внуку…

 

 

Ведро лучше чем тазик (турнир 27 апреля)

 

Вода льёт сквозь щели старого водостока. Струя с тяжелым звуком падает на кирпичную кладку, распластывается по стене. Я подставляю ведро — звук обретает металлический привкус. Вода наполняет объём эмалированного сосуда, как жизненный опыт черепную коробку, и переливается через край. Я несу тазик — потоку все равно. Капли стучат по дну, музыка постепенно делается глуше — вода стучит по воде и, отталкиваясь, разлетается в стороны. Ведро лучше чем тазик. Цельность ценнее разбросанности. Но есть обаяние и в том, что не хранится, не завершается, не остаётся надолго после. Как эти короткие десятиминутные размышления, которые не нужны никому, кроме автора.

 

 

 

Николай Архангельский

 

 

«Не переживай, твои деньги — у меня» (турнир 2 марта)

 

Сегодня меня поздравил мой любимый банк.

Который обещал 29 % годовых.

Который развешивает плакатные картинки с пенсионерами счастливого вида.

Который говорит, что вложенные мною деньги идут на развитие медицины и образования.

Который убеждает меня в том, что он самый лучший из банков.

И, конечно — что он мой друг.

«Не переживай друг. Твои деньги у меня».

 

 

 

Соша Грухина

 

 

Девушка и чернослив (турнир 6 апреля)

 

Семен Иванович писал повесть. Писал по вечерам, после работы. Он работал в конторе, перекладывал там бумажки, пил крепкий чай с сахаром из одной и той же кружки уже больше двадцати лет. Если бы кому-нибудь пришло в голову налить в кружку кипяток, то кипяток бы стал чаем – настолько кружка пропиталась за два десятка лет.

Он приходил домой всегда в одно и то же время. Лишь пару раз он опоздал – когда поезд сошел с рельс и задержалась его электричка, и когда закрыли вдруг на ремонт продуктовый — Семёну Ивановичу пришлось идти на противоположную улицу. Да так еще – по другим незначительным поводам.

Он приходил, включал свет, снимал залатанные ботинки, вешал пальто на крючок и, засучив рукава, принимался ботинки чистить. Потом на кухне он готовил один и тот же ужин, грел одно и тоже молоко, добавлял в него чайную ложку водки — чтобы окончательно отделить день от вечера. Правда водка была другая – ту вдруг перестали продавать.

Со стаканом он садился за скрипучий старый стол и писал повесть. Третью за свою жизнь. Первые две напечатали в толстых журналах, они хотели принести Семену Ивановичу славу, но он отказался.

Он сказал – мне свет настольной лампы дороже всех ваших литературных вечеров. И в тот же вечер сел работать – три часа – ни минутой больше. Он никогда не опаздывал, никогда не просыпал.

Никогда не любил, не плакал и почти никогда не смеялся – разве только кто-то падал на улице перед ним или разбивал бутылку молока.

В тот день он закончил свою третью повесть. До конца рабочих часов у печатной машинки еще оставался час и семнадцать минут.

Семен Иванович принялся за четвертую. Название пришло сразу – Девушка и Чернослив.

Он увидел девушку в чайном платье в теплый вечер перед закатом, она сидела в саду за столиком, покрытым белой скатертью, и ела чернослив. Пахучий, нежный, сладкий чернослив.

Сердце Семена Ивановича сжалось. Он впервые заплакал. Потому что понял, что впервые влюбился. Впервые ему стало страшно, что у его повести может не быть конца. Не быть конца, читателя и славы. Он опустил голову на руки и плакал как дитя. И некому было его погладить по спине и пообещать, что все обязательно будет хорошо.

 

 

Жаль, этого никто не видит (турнир 13 апреля)

 

Невероятная жизнь Уолтера Митти — мой любимый фильм. Не потому, что там играет мой любимый актёр, имя которого я не могу запомнить. И не из-за видов божественной Исландии, и даже не потому, что там исполняется мечта, про которую даже и не думает главный герой.

Там есть один короткий, секундный момент — самый важный в фильме, один из важнейших в моей жизни.

Я фотограф.

Это странная и очень сложная профессия.

Фотограф — это не набор навыков и умений, это образ жизни и особое внутреннее состояние.

У фотографа навсегда встроен внутренний объектив: все, что он видит — это объекты съёмки. Но не все фотограф фиксирует на матрицу своей камеры.

«Всех кадров все не равно не снять», -говорю я и вспоминаю самый главный кадр в любимом фильме.

Там фотограф сидит в засаде на снежного барса на вершине снежной горы. Холодно, долго, он ждёт, чтобы сделать один единственный кадр. Он сложно добирался до этого места, планировал маршрут, нарушал заперты. Чтобы сделать кадр, который больше не сделает никто. Это будет его только снимок.

А он не нажимает кнопку затвора.

Осознанно не фиксирует то, что больше никогда не увидит.

Он встаёт, собирает оборудование и спускается с горы, чтобы сыграть с местными жителями в футбол.

Я фотограф. И я знаю, что всех кадров не сделаешь, да и не нужно. Важнее всего то, что происходит на моей внутренней матрице. А там зафиксировано всё.

 

 

 

Галина Кравец

 

 

Моя жизнь без отвертки (турнир 6 апреля)

 

Как я ни старалась, но не всегда удавалось быть девочкой-девочкой. Это я вам честно скажу. С самого детства я гордилась, то многое могу и такое, чего и не все мальчишки-то могут. В 9 классе например, несколько девчонок с нашего класса прямо в сентябре пошли к директору, и я в том числе, и прямо заявили, мол не хотим больше домоводство изучать, нас мамы научат борщ варить и блины стряпать. А, раз у мальчишек вместо слесарного дела электротехника, то и мы хотим на их уроки. Нам, мол в политех поступать, и это нам пригодится! И вот начались наши будни трудовые с отвертками да проводочками. Учитель нас полюбил с первого урока. И внимательные мы, и старательные, и все делаем быстрее и аккуратнее парней. И дома-то с отверточкой прям дружба-дружба. Папа с удовольствием показывал и как провод заизолировать, и как лампочку ввернуть, и как чего прикрутить отверткой, если силенки хватало мне.

Но вот угораздило же меня замуж за электрика выйти! И началась с того дня моя жизнь без отвертки! Нет, отвертки-то в доме не перевелись. Наоборот, добавились даже. Наборы разные, от универсальной, до часового набора отверток. Но вот работать ими мне уже не приходилось. И мне даже это понравилось, вы знаете, очень понравилось. Хорошо, когда все в доме чинится и делается без твоего участия, как по мановеию волшебной палочки. И было это ровно , чуть не написала тридцать лет и три года… но нет… не дотянули… Но двадцать-то лет было. Пока в один прекрасный день, вернее вовсе не прекрасный, а очень даже грустный день, я не услышала от любимого мужа «А ты что, сама не можешь?» И вот я уже лампочку вкручиваю сама, потом ножи точу сама, затем выключатель чиню сама, отвертки уже в мою спальню перекочевали, как самая нужная косметика… И так длилось, пока я не сказала ему, что вот детей я без него не смогла бы сделать, сама… А теперь, когда детки есть и причем замечательные и уже вполне подросшие, так и не пошел бы он далеко-далеко… Потому что все остальное я могу сама. И отвертки я ему не положила в тот чемоданчик. Мне они и самой пригодятся.

 

 

 

Жанна Свет


 

 

Представь, что бутербродов нет (турнир 16 марта)

 

Культпоходы в театр были настоящим бедствием.

В антракте весь класс мчался в буфет, как будто не час назад были съедены яичница и каша или сосиски — и начинал хватать бутерброды, пирожные, пирожки, коржики всякие. Конфеты! Лимонад, наконец.

Всем одноклассникам родители давали деньги на буфет, он один маячил в фойе, тоскливо грызя яблоко, которое совала ему бабушка, если мама в этот момент не смотрела на них.

Мама придерживалась того мнения, что в театр ходят не ради буфета, а ради представления, и что два с половиной часа вполне можно обойтись без еды, особенно, если на завтрак были салат, каша и какао.

— Ты что, не наелся? — спрашивала его мама, когда он просил денег, чтобы купить в буфете одно разнесчастное пирожное — просто для того, чтобы быть таким, как все.

— Наелся, — бурчал он и с безнадёжным видом натягивал пальто, ощущая в его кармане твёрдую округлость яблока. Бабушка сунула его туда, пока он допивал какао, а мама объясняла ему, что это очень важно — питаться по расписанию, а не хаотически.

— Я просто хотел купить бутерброд! — сказал он с отчаянием. — Все покупают!

— Ну, мало ли что все делают, — рассудительно отвечала мама, — не обязательно делать то, что делают все. Ты просто представь себе, что нет там никаких бутербродов. Ну, нет — и всё. Что они тебе только кажутся, и всем ребятам кажутся — это ведь театр, там что угодно сыграют, артисты ужасные фокусники.

Он с безнадёжным видом выходил из квартиры и всю дорогу ощущал, как яблоко твёрдо и веско постукивало его по боку.

Дело было в том, что двое парней из класса дразнили его этой вечной воздержанностью, которая была вовсе не его, а мамина. Сам он с удовольствием купил бы бутерброд с колбасой, пирожное с кремом, стакан лимонада, может быть, и большую шоколадную конфету.

Но мама культивировала воздержание, и ему приходилось выглядеть в глазах одноклассников не тем, кем он был на самом деле.

Сегодня эти двое обалдуев опять прицепились к нему, называя его жмотом и нищебродом. Обычно он не отвечал им, но сегодня вдруг как-то непонятно заулыбался и заявил, что они дураки, если думают, что буфет в театре настоящий, что в нём продают настоящую еду и лимонад и что это всё театральные фокусы — ведь артисты всё что угодно могут сыграть.

Обалдуи сначала умолкли от удивления, потом заржали и сказали, что он сам дурак, что это он им завидует, а у самого мамашка жадная — вот денег ему и не даёт.

Он слушал их голоса и думал: «Представь, что бутербродов нет, представь, что бутербродов нет», — и думал так, пока они не отсмеялись и не умолкли, удивлённые его молчанием.

— Ну, и не верьте! — сказал он, опять усмехаясь. — Только в буфете никаких бутербродов нет, а то, что вы съели — это неизвестно что и неизвестно ещё, как оно на вас повлияет!

Тут зазвонил звонок, и он пошёл на своё место.

В понедельник парта, за которой сидели обалдуи, пустовала.

Учительница сказала, что они заболели — видимо, поели в театре несвежей колбасы.

— Я ведь вам всегда говорила, — сказала она назидательно, — что мы ходим в театр не ради колбасы и лимонада, мы ходим развиватся и развлекаться.

А он сидел и думал: «Представь, что бутербродов нет, представь, что бутербродов нет».

Но через неделю оказалось, что и обалдуев тоже больше нет.

Уж что они там, в театральном буфете съели?

Кто ж знает!

 

 

Единственная бензоколонка (турнир 13 апреля)

 

Городишко был мал и неказист.

Народ в нём жил ему подстать.

Ну, работали — зарабатывали на кусок хлеба и крышу над головой.

Ну, заводили семьи, как-то растили детей, как-то проводили свою единственную неповторимую жизнь, тоже неказистую и ужасно маленькую, несмотря на восемьдесят, а то и девяносто, лет, которые они умудрялись проживать на свете.

Развлечений в городе не было никаких.

В хорошую погоду взрослые выносили из домов стулья и сидели, тихо вдыхая тихий воздух и вечернюю тишину (хотя и днём в городишке не было слишком шумно).

Дети помладше гоняли между деревьями, играли в какие-то свои неказистые игры, а те, что постарше, собирались на единственную в городе бензоколонку, потому что она работала круглосуточно, при ней было маленькое кафе с мороженым, соками и двумя игровыми автоматами. Иногда хозяин бензоколонки включал музыку, под которую можно было подрыгаться, как дрыгались в телевизоре люди, жившие прекрасной светящейся жизнью.

Деньги у ребят бывали не всегда, поэтому они иной раз просто вскладчину покупали ведёрко попкорна из автомата и молча сидели в свете неоновой вывески, не в силах встать и уйти домой — в неказистые дома к неказистым родителям, в неказистую пресную жизнь.

Однажды к бензоколонке подъехал довольно раздолбанный «олдмобиль», из которого вышли двое парней и две девушки, так отличающиеся от жителей городка, что показались ребятне жар-птицами, павлинами, райскими созданиями, почему-то заблудившимися во времени и пространстве.

Парни пошли исследовать кафе, девушки скрылись за дверью туалета, а хозяин занялся их машиной: наполнил бак, протёр стёкла, вытряс окурки и мусор.

Подростки глаз не могли отвести от невероятной компании, которая уселась в кафе и стала есть мороженое, пить содовую и громко возмущаться отсутствием пива и виски в этом захудалом сарае.

Но всё же заплатили, что следовало и пошли к своей машине, равнодушно мазнув пустыми взглядами по лицам детей.

Те повлеклись за приезжими к их машине, но гости не спешили уехать. Они закурили и только коротко засмеялись, когда хозяин крикнул им, что на бензоколонке курить нельзя — это опасно.

Один из них в шутку отправил незатушенный окурок в сторону кафе, но в тот вечер дул довольно ощутимый ветер, и окурок, сделав невероятный пируэт в воздухе, упал прямо в незакрытый бак машины — второй парень проверял, полон ли он.

Огненный вихрь взметнулся над автомобилем, дети шарахнулись к кафе, но кто и когда умел убежать от огня?

Городишко выжил, конечно.

Всё так же мал, всё так же неказист.

Всё так же в нём нет никаких развлечений.

Даже бензоколонки.

 

 

 

Татьяна Огурцова

 

 

Здесь граница сделана из ниток (турнир 27 апреля)

 

Если представить нашу жизнь в виде вышивки, то раннее детство – это нежная мережка, как на белых парадных пелёночках, приготовленных для выписки из роддома.

Потом идёт период вышивки крестиком – садик и начальная школа, ряды, ряды, ряды.

Подростковость вышита так, что нитка местами рвётся, а иголка периодически ломается – время пробы этого мира на прочность, а себя – на колкость. Попробуйте пробить иглой боковые швы на джинсах – не одну иголку можно сломать, да и нитки тут нужны особой крепости.

В юности самые яркие влюблённости проходят красной нитью, и иногда эти ниточки тянутся так далеко, что заканчиваются где-то в глубокой зрелости. Или совсем не заканчиваются — просто сильно истончаются.

Потом идёт ковровая вышивка – плотная, густая, насыщенная. Это период становления, достижения статуса.

Когда всё в жизни налаживается, то вышивка переходит на гладь. Красиво, гладенько, узелки не видны, цвета спокойные.

Потом вышивка серебром – нитка грубовата, но выглядит очень благородно.

А до золотой вышивки мудрости не все и доживают.

Здесь границы сделаны из ниток, но эти переходы не всегда заметны. Где-то золотая нитка мудрости появляется очень рано – например, рядом с красной….

 

 

Ведро лучше чем тазик (турнир 27 апреля)

 

Тазик оливье. Тазик с вареньем. Тазик с немытыми груздями. Тазик с замоченным бельём…

Лично у меня, как у человека с советским прошлым, тазик ассоциируется с трудовыми повинностями, которые вдруг наваливаются, и твои планы накрываются медным тазом. Или эмалированным.

А ведро – это те же грузди, но в процессе собирания, а значит, уже не повинность, а лесное удовольствие.

Или ведёрко с шампанским – совсем другие ассоциации, правда ведь? Ресторанное удовольствие.

А ведро колодезной воды у бабушки с дедушкой в деревне? Это же целое приключение для городского ребёнка – на цепи поднять ведёрко из колодца, усиленно крутя ручку нехитрого устройства. Удивительное удовольствие от процесса.

Ведро яблок, опять же – ненавязчивый аромат, красота совершенных форм, интересные переходы оттенков, предвкушение удовольствия. Главное, чтобы ведро яблок не превратилось в таз с яблочным вареньем.

 

 

 

Елена Шугалей

 

 

Красные ящики против синих (турнир 9 марта)

 

А белые смотрят, не суетятся. Синие с красными ящички вообще падки на движуху. Только кинь клич, вброс любого рода – и началось! Комменты, стихийные чаты, группы, подписи, тусовки, хайпы, танцы с бубнами и без… Скуки как не бывало. Синие и красные – главные поставщики мерча, часто дорогого, дизайна на волне хайпа, всяких типа «новостей» и создания разных воронок. Вы слышали о мурмурации? Когда птицы собьются в стаю, летают почему-то и зачем-то быстро, стремительно, этакими потоками. Вот так и синие с красными ящики наполняются чем-то хаотично-объединяющим. А белые ничего, смотрят. Это такие большие, безразмерные ящики – их делают потом, после снятия размеров популяций синих и красных. Чтобы влезли все и сразу, уже рассортировавшиеся. Зачем суетиться?

И с мерчем так же. Ну поднадоедят синие и красные товары. Дизайнеры изобретут нечто интересное. А фоном какой цвет проще и дешевле? Правильно, белый. И вообще безразмерный белый ящик – поэзия и тайна. Никогда не знаешь, что там в нем. Да и какая разница? Белый-белый, загадочный, полный всего остального. Большой и наполненный. Есть прекрасное само по себе, не так ли?

 

 

Кирпич ничего не весит (турнир 23 марта)

 

Писательство и кирпичи. Кирпичики храмов и слов, кирпичи мирозданья, невесомые и пока не вышедшие из глины. Не принесенные с берегов реки – нагруженной тачкой сырых глиняных мыслей, непромытые, впитавшие влагу усилий и пока не залитые в формы. И не обожженные пламенем Логоса.

Сам глина, начинаешь чувствовать голос именно той, той глины! Как чувствовал мальчик Тарковского звон глины для колокола. Это смерти подобно – найти именно ту глину: под ливнями, ветрами и в размытых грязью берегах. Любовь как смерть – и смерть как любовь. И если колокол не согреется пламенем, воздухом и отчаянием ожидания, не зазвучит – смерть первая. Но не вторая. Ты снова и снова удивляешься: все еще жив, мир изменился, закончился лютый дождь. Холодно, но снова и снова непослушными пальцами собираешь глину, везешь тяжесть в гору, готовишь разные формы и решаешь: пока буду делать кирпичи и думать. В небе души есть храмы, дома, которые ждут, ждут – когда ты будешь готов и будет готово все. Чтобы вспыхнуть реальностью, зримой, и можно прислониться к теплой стене у дверей. Войти и преклонить колени в благодарности, зажечь огни…

А пока кирпичи: один за другим, разные, с любовью. Кирпич ничего не весит по сравненью с весомостью храма и дома. Но на каждом уже проступает буква, затем слова. А слово – уже голос колокола, серебряный или малиновый, или жемчужный, он слышен прямо сейчас, издалека, приближается…

 

 

 

Ася Аксенова

 

 

Представь, что бутербродов нет (турнир 16 марта)

 

Представь, что бутербродов нет. Не потому, что они закончились, или ты их не любишь, или хлеб зачерствел, или колбаса подванивает, или сыр заветрился. И не потому, что их сперла с накрытого стола кошка. А просто — нет бутербродов. Не изобрело их человечество. Не научилось выращивать рожь и пшеницу, молоть зерно на мельнице, делать тесто, выпекать хлеб, не приручило диких буйволиц, которые стали давать молоко, не знает, как создавать из жидкого молока твердое масло. Нет масла и хлеба — бутера и брода — нет и бутерброда. Ну вот не страдаем же мы отттого, что человечество не нашло способа перерабатывать дубовую кору в съдобную субстанцию (бочки, в которых выдерживают виски — не в счет, они лишь хранят то, что можно употребить внутрь). А ведь дубовую кору с удовольствием и аппетитом едят жучки-короеды, птички расклевывают, да и мало ли кто еще. Или вот еще — представь, что человечество могло бы научиться перерабатывать и есть пыльцу с крыльев бабочек. Тоже ведь можно, наверное, так вкусно приготовить, что ум отъешь — просто способа люди не знают. А еще можно допустить, что существуют какие-то никем не открытые волшебные фильтры, превращающие ослиную мочу во вкусный напиток. Просто пшеничное зерно жевать без обработки невкусно, надо же додуматься, что с ним делать, чтобы оно стало съедобным. Так же — и с бабочкиной пыльцой, и с дубовой корой, и с ослиной мочой, да мало ли с чем еще. Наши умения в мире и знания о нем — такая малость из возможных других знаний и умений… Ну вот представь, что интернета нет. Не изобрели. Человечество пошло бы не по техническому, а по интуитивному пути. И что тогда? Тогда мы писали бы сейчас свои эссе не на клавиатуре, и не на экране телефона, а передавали бы их друг друг силою телепатической мысли. Вот бы какофония была в голове у каждого! И никакой тишины! Представили? Правда, чудовищно? Нет уж, лучше технический прогресс и бутерброды, так как-то надежнее. или женского. Очиститите свое сознание! Проведите день без кофе!

 

 

 

   Андрей Яшин

 

  

 

Кролик жаловался , но ел (турнир 23 марта)

 

Все началось после того, как я, опаздывая очередной раз, ошибся норой и провалился не туда. Вместо опостылевшего, но привычного и комфортабельного общества Шляпника и Сони меня встретили пьяные гопники. Первое, что они сделали – избавили меня от костюма и часов, а затем решили зажарить. Но пока они рядились между собой под водочку, кто пойдет за топливом, их силы иссякли, и богатырский сон сморил их всех. Ну что тут скажешь – тролли они во всех мирах тролли. Я покинул их по-английски, не прощаясь.

Потратив – вполне безуспешно – несколько часов в попытках найти ту нору, из которой я выпал сюда, я понял: моя новая жизнь, к добру или к худу, отныне будет в этом мире. Я выбрался на поверхность и, избегая знакомства с поселковыми собаками, стал искать себе новое место для жизни. Меня подобрала какая-то девочка. Если не считать ее склонности надевать на меня кукольные платья, усаживать в игрушечную коляску и пытаться кормить леденцами – так вполне ничего себе девочка. Ее родители, как оказалось, были дипломатами, жившими в поселке на даче перед отъездом в США. Поскольку они любили свою дочку и не хотели ее огорчать, я отбыл за океан вместе с ними. Не буду говорить, как я по прибытии немедленно выбрал свободу, как местные кролики стибались над моим оксфордским английским, как я пересек всю Америку, как познакомился с прикольным парнем по имени Хью, который сделал меня эмблемой своего журнала. Короче — обычная история успеха, которыми так богат ХХ век. Я иногда рассказываю ее у себя в пентхаузе юным крольчихам, которые особенно понравились мне, и кролям-собутыльникам в дорогих барах Вест-Энда. И ведь самое обидное – никто мне не верит.

 

 

Жаль, этого никто не видит (турнир 13 апреля)

 

Мне надо следить за дорогой – только что прошел средиземноморский циклон, и все вокруг еще мокрое, включая и асфальт. Оползней вряд ли можно ожидать – все же откосы вдоль дороги укрепляли основательно – а вот камень-другой могли скатиться и залечь в засаду где-нибудь на повороте. А этот дундук, типа экскурсовод от отеля, старается-заливается… и все мне в ухо. Ну реально дундук – хоть бы назад посмотрел. Явно новенький какой-то… или, скорее, подменный из контрактников: прибежал опаздывая, вскочил в свое креслице у входа в автобус – и давай сразу вещать: «посмотрите налево»-«посмотрите направо». Налево-направо там действительно красиво — жаль только, этого никто не видит. У меня сегодня полный автобус делегатов съезда Всемирного Общества Слепых.

 

 

 

Ирина Петрова

 

 

Кролик жаловался , но ел (турнир 23 марта)

 

Кролик жаловался, но ел

Сказки дядюшки Римуса в детстве читали? Про хитренького-прехитренького братца Кролика и глупого-преглупого братца Лиса, которого кролик всё время вокруг пальца обводит. У них вроде как соревнование идёт, кто кого перехитрит. Ну, конечно же, читали, но вот грядущим поколениям может и не повезти, запретить скоро могут, а сказки больше не издавать: неполиткорректно это – фольклор чернокожих рабов южных штатов США цитировать. Тем более, что непонятно, кто за белых, а кто за красных, пардон, кто за кролика, кто за лиса. Непонятны все эти аллегории белого писателя Джоэля Харриса про жизнь звериную. Чётче надо было писать, кто есть кто, а то кролик вот пожалуется куда надо и есть всё подряд не будет. Кролики они такие…

 

 

 

Юрий Якобсон

 

 

Жаль, этого никто не видит (турнир 30 марта)

 

С яростью нажимаю на кнопку «делит». Файл удалён к чертям собачьим, в пекло, в абсолютное никуда.

Технический прогресс избавил нас от кучи проблем и рутинных действий, но и романтики никакой не осталось…с каким бы удовольствием я разорвал этот ненавистный лист бумаги пополам, и ещё пополам, и дальше на мельчайшие частицы, волокна, кварки…разломал об колено на мелкие кусочки ни в чем не повинную ручку, а лучше перо от какой-то жалкой птицы… Да, перо, а чернильницу грохнул об стенку, нет — об эту несчастную картину, залил бы её чернилами, уничтожил за компанию… Почему картину? Да потому, что у этого гада, художника, в отличие от меня есть какой-то талант!

Можно, я употреблю обсценную лексику, отошлю всех и всё туда, где начинается путь?

Вы открываете книгу. Нет, вы открываете Фейсбук, вы читаете стишок, ставите лайк. Вы пишете в комментариях, как это круто, какие красивые рифмы, вы считываете отсылки, вы спрашиваете меня, зачем в этой строчке образ Иуды перекликается с Гарри Поттером, и не ждёте ответа, потому что вам нравится просто спрашивать. Вы получаете удовольствие, вам нравятся стишки, потому что…потому что вы их не пишете! Пишете? Разве это можно назвать — поэзией?

Жаль, этого никто не видит… Как я разрываю на куски этот проклятый пергамент…на экране конечно, кто сейчас пользуется чернилами? Я знаю, что Ася не только поэт, но и антиквар — но и она ими не пользуется, но кто — если не она, если не я, кто готов сойти с ума, швыряя курсор из одного угла экрана в другой, из одного образа в другой? Кто готов выкурить за вечер полпачки «Ротманса», выкурить при этом себя — зачем? Только для того, чтоб вы прочитали стишок и поставили лайк!

Стишок видно всем — остального не видит никто. Жаль. Чернилами, конечно было бы интереснее, но вы давно уже ослепли в своём благополучии не-поэта… Потому что надо увидеть настоящую адскую кухню, чтобы понять, зачем в этом тексте Иуда встречается с Гарри Поттером…

 

 

 

Илья Подковенко

 

 

Пружина и обивка (турнир 30 марта)

 

Нашу жизнь можно уместить в два слова: «Пружина» и «Обивка». Слова эти многозначны в контексте жизни. Пружина все отведенные года толкает нас вперед, не дает усидеть на месте, тянет, ноет, выворачивает нутро. Пружина принимает самые разные формы! От прекрасных, таких как любовь, до самых мерзких, именуемых смертными грехами. Но чем бы мы были, не будь этих пружин? Не будь этого метафизического голода, амбиций, страхов, детских травм?

Зачастую голод порождает обивка. Одно и самое основное из ее имен — наше тело. Этот хитроумный мешок с костями, гемоглобином и серым веществом (к сожалению, последнее встречается не у всех). Над обивкой надо заботиться, чистить зубы, принимать антидепрессанты или другие допинги, ходить к мастерам обивки, то есть врачам. Но обивка, а с нею, во многом, и пружина — обман. Иллюзия. Ведь конечный результат обивки телесной — обивка деревянная. Некоторые, правда, так не готовы принимать этот факт, что предпочитают сжечь свою обивку после смерти. Понять их можно — мир продолжит быть, обивка продолжит быть, а то, что наполняло тебя… И расслабятся все пружины, отойдет смысл в любом действии. Вот только пружина-то хитрее!

Если человек правильно реагировал, периодически подтягивал свою пружину, слушал мастеров, которые знали, как с ней работать — обветшание обивки оказывается не концом, а только этапом. И человек продолжает быть в этом мире. Его имя может стать нарицательным, или в честь него назовут пирожное, или… Много всяких или. Оказывается, что имя человека тоже было определенной обивкой, которой он обволакивал мир, включал его в себя, формировался сам как личность, влиял на мир.

Во всем этом многообразии ситуации главное не давать выпирать своим внутренним пружинам, когда кто-то касается твой обивки. Без пружин никак, да вот только надо помнить, что они могут быть очень колкими и разрушающими обивку, через которую проходят.

Такая вот диванная философия.

 

 

      ПРИЛОЖЕНИЕ

 

      Правила турнира

      Турнир проводится здесь раз в неделю по вторникам в 18.00 (время мск)

      Ровно в 18.00 я вывешиваю ТЕМУ 1.

      00 — 18.15 — Пишем текст в любом ПРОЗАИЧЕСКОМ (!!!!!) жанре.

      Потом — в течение пяти минут сбрасываем тексты в комменты.

      В 18.20  Я вывешиваю ТЕМУ 2.

      20 — 18.35 Пишем текст 1

      35-18.40 — сбрасываем тексты в комменты.                                                                                                                                       

Тексты, сброшенные после 18.40, а также импровизации в стихах УДАЛЯЮТСЯ! 

      Дальше у нас есть сутки, чтобы прочитать друг друга — поставить лайки.(сердечки, восторги). Набравшие наибольшее количество лайков- кандидаты для публикации в ЖЗ. Поддерживать тексты может любой участник группы — даже если он ничего не писал)

      Перед турниром следующего дня я вывешиваю списки авторов, набравших наибольшее количество лайков. Они- кандидаты на публикацию в нашем проекте на портале «Журнального зала»

      Для этих счастливчиков — почта Египетских ночей egyptnochi@gmail.com. Сюда будет просьба перекинуть ваши шедевры для дальнейшей публикации. В теме указать дату турнира. Регламент публикации на сайте : ЖЗ- один раз в месяц.

                                                                                  УДАЧИ!

      Ваша Анна Аркатова

 

 

 

     Все выпуски «Египетских ночей» на странице «Проект «Египетские ночи»» — https://magazines.gorky.media/page/proekt-egipetskie-nochi