12 сентября 2019 года (Темы: «Я скучаю по себе», «Невыносимая легкость супружеского долга»)
«Журнальный зал» восстанавливает представление «Египетских ночей», начинавшихся когда-то как совместный проект ЖЗ и четырех поэтов (А. Аркатова, О. Сульчинская, В. Муратханов, С. Янышев). В ближайшее вермя мы намерены вывесить материалы предыдущих игр, происходиших с сентября 2018 года, а также весь архив «Египетских ночей».
Публикуемые ниже тексты написаны авторами одновременно за 15 минут (Тема 1) и 10 минут (Тема 2) на только что объявленную тему. Потом по кругу прочитаны вслух. Таковы условия игры «Египетские ночи».
«Египетские ночи» — это сеансы литературной импровизации в формате creative writing. Цель — активизировать личный творческий ресурс, конвертировать дремлющие переживания, оперативно разобраться с драматургией короткого высказывания — что многим и удаётся в условиях жесткого регламента и легкой конкуренции.
Куратор Анна Аркатова
Тема 1. «Я скучаю по себе»
Тема 2. «Невыносимая легкость супружеского долга»
Авторы эссе:
Анна Аркатова — поэт, колумнист
Соша Грухина – фотограф
Григорий Каковкин — писатель, драматург
Елена Котихина – режиссер
Вадим Месяц – поэт
Публикуем восемь лучших эссе — выбор литературного критика, редактора отдела критики и библиографии журнала «Знамя» Ольги Баллы
«Я скучаю по себе»
Соша Грухина
Две вот эти таблетки — и ты все забываешь
На сколько?
Ну, это не предсказуемо. Один так и не вспомнил. Нет, ну если не хочешь, тогда я пошел. Зафиксирую ложный вызов, потом счет оплатиш
Да погоди, — Иван тонкими белоснежными пальцами выхватил из огромной ладони две розовые таблетки, — А если я их возьму, счет не надо будет оплачивать?
Ну как ты его оплатишь, если все забудешь? Все, я побежал пока меня никто не заметил, — он надел черный капюшон и растворился в темноте.
Пальцы взмокли, подражали, успокоились и отправили в таблетки в рот. “Ну все, больше я себя не вспомню”, — грустно подумал Иван.
Нервно залез в барсетку, вытащил зеркало, — “посмотрю в последний раз”, — лицо его было нежным, гладким, лишь легкий пушок прихватил верхнюю губу и клоками пролез на щёки. Красивые глаза были подведены черной тушью. Нос тонкий, острый.
“Я уже скучаю по себе, что я наделал!” Иван побежал — надо было найти кафе, сесть за столик и срочно все записать. Он оглянулся — сколько было видно — ни одного фонаря, только тускло светили желтым светом три фонаря.
“Такси! Приедет такси и я в нем все запишу. Не забыть, не забыть: деньги в ящике комода, рукопись романа во втором ящике, фотографии — в третьем. Я Иван, выпил таблетки забвения, чтобы спасти себя от смерти, я умирал от любви. Любил себя. Такси придет, и я все запишу,” — бубнил про себя Иван.
Утром он проснулся в пустой комнате. Вскочил, заметался. Вдруг заметил на подоконнике зеленую тетрадь двенадцати листов, в клеточку. Иван возликовал: “Тетрадь, тетрадь, там все записано!”
На первой странице размашистым подчерком была сделана только одна запись: “Я скучаю по себе… Как же я скучаю по себе…”
Вадим Месяц
Скучаю по себе образца 1971 года. В том возрасте я был индейцем, презирал ценности западной цивилизации, отказывался нести бремя белого человека. Мир бледнолицых казался мне лицемерным и захватническим. Я хотел его изменить. Я рисовал на лице гуашью устрашающие знаки, мечтал о собственной лошади, холодном и огнестрельном ору
Это было запрещено. Не позволяли жилищные условия и уголовный кодекс. Чтобы выпустить пар, я прятался в укрытие и кидался в прохожих камешками или снежками. Стрелял из рогатки, плевался из трубочки.
Эта история произошла, когда я сидел на крыше пристройки у здания нашего дома и прицельно метал куски льда в людей, проходящих мимо. Я кидал ледышку и прятался за горой снега на крыше. Это было подло, но геноцид коренных жителей Америки был ещё подлее. Я должен был отомстить за своих единокровных братьев. Мои малые индейские боги помогали мне. Я до сих пор не был пойман. Безнаказанность кружила мне голову.
В тот день я залепил льдиной, оторванной от водосточной трубы, студенту в потрепанной кроличьей шапке. Причинил ему боль. Он присел от неожиданности и схватился за голову. Поднялся и стал осматриваться по сторонам. Вычислить меня было не трудно. Через минуту я показался из укрытия, уверенный что противник обезврежен.
Парень закричал что-то злое и ринулся по лестнице к подъёму на крышу. Я привычно скатился с другого склона и скрылся за гаражами.
Вскоре я сидел на своём прежнем месте и разглядывал прохожих. Воевать больше не хотелось. В этот момент я и был застигнут врагом, который явился вместе с приятелем. Они окружили меня, но мне удалось скатиться с крыши, пнув студента обеими ногами. Я вырвался из его объятий, пересёк двор и перебежал на другую сторону улицы. Они ринулись за мной, но на углу дома, один из нах поскользнулся на ледяной «катушке» и рухнул навзничь. Другой остался с ним, чтобы оказать помощь.
Вечером дедушка сказал мне, чтоб я был осторожней, гуляя во дворе. Сегодня студент поскользнулся на льду и получил сотрясение мозга. Его отвезли в больницу. Я с ужасом слушал его, оценивая масштабы содеянного. Понимал, что являюсь пакостником и хулиганом, но мои индейские боги почему-то помогали мне. Они поддерживали любую несправедливость, которая была в их интересах. Я поклялся служить им с той же преданностью, с которой они служили мне. Они берегли мою душу и тело 50 лет назад. Если бы я не изменил своей клятве, помогали бы и теперь. Я постарел, раскис, стал миролюбив. Вписался в контекст жалкого современного мира. Я больше не кидаюсь в людей ни камнями, ни бутылками, хотя если присмотреться, неплохо бы вернуться к прежнему языческому промыслу.
Анна Аркатова
Приятно пройтись по садовому кольцу сразу после парикмахерской. Голова легкая. Люди с добром идут навстречу. Отмечают твою свежую покраску , молодой взгляд, бодрую походку. Походка, кстати, во многом зависит от состояния волос. Я специально спросила у парикмахера своего – что и вправду у меня волосы выпадают? Я скоро облысею?(имея ввиду – как же я ходить буду). Он сказал – нет, что вы. Они растут с удвоенной скоростью и силой. А выпадают они, уступая место новым, могучим седым волосам. Эта мысль поддерживает меня уже второй час и мобилизует.
Я обгоняю ( я уже практически спортивной ходьбой передвигаюсь) мужчину в шортах и цепочке на шее. Он идет без сумки , без рюкзака и самоката. Просто идет в шортах. Ну, цепочку надел. Вдруг уже он догоняет меня и предлагает проводить. А куда? Я собиралась в кафе, но теперь пришлось сказать – в метро. Вот мы идем. Я, значит, говорю, что я репетитор и иду к ученику (а то иначе почему бы не в кафе?). А он на это говорит, что он с Воробьевых гор. Я говорю, что учу древнегреческому. А он говорит, что тоже родился в Азербайджане. Но, говорит, вы не подумайте – я русский. Я ничего не думаю. Просто на цепочку посмотрела. В Баку сто лет не был. Правда? Хорошо говорю. Что вы русский. Но — он говорит –хоть я и русский , давно хочу древнегреческим заняться. У меня всегда с ним проблемы были. Занимайтесь, говорю. Начните с Гомера. С Гомера? — спрашивает мужчина с Воробьевых гор. Неважно, говорю. Можно с него. А отпуск у вас есть? Нет говорю , какой отпуск с древнегреческим. А выходные? Нет, в выходные я должна по-русски наговориться как следует, чтобы не забыть, и потом у меня семья, дети.
Да что, говорит, у вас все работа да семья – нужно же о духовном как то позадуматься. Так и говорит – позадуматься.
А тут как раз метро. Вот, говорю, извините, метро. Я понял. Давайте так – обменяемся телефонами, а там посмотрим. Нет, говорю – телефон я не даю.
И тут же вспоминаю, что эту фразу я произносила лет тридцать назад последний раз.
Ну, может двадцать. А остальные годы что – жила обычной жизнью? Видимо жила обычной жизнью. На что-то может надеялась? Да, на что-то надеялась. Учила древнегреческий? Боже упаси. Мотала свежевымытой головой? Мотала. Вот этим я создавала ураганы.
Без телефона? А как же вас ученики находят? По запаху , говорю.
А я – инженер, электросетями занимаюсь.
Рада за вас. Эту профессию я тоже когда-то встречала. Когда-то очень давно, когда всё стояло на своих местах и работало исключительно от электоросетей.
И тут я встаю на цыпочки, чтобы заглянуть ему через плечо.
Григорий Каковкин
В прошлой жизни, или как там это называется, я был Медведем – дремучим, большим, косолапым, неуклюжим, страшным и добрым одновременно, но на свет я появился еврейским мальчиком. Видимо, моя мать, Роза Яковлевна Шапиро, почувствовала во мне будущего зверя и назвала Мишей.
Еврейский мальчик Миша – это, конечно, далеко не свободный, самодостаточный Медведь, но что-то тут было, что-то похожее я чувствовал все долгие годы моего детства – в школе на уроках, в дружбах и влюбленностях.
Миша Шапиро рос, говорили «набирается сил», но я чувствовал, что совсем наоборот – я дряхлею, я отхожу от себя, молчу, я держу все в себе, и только иногда, из какой-то глубины моей жизни я получал мощный сигнал и – ревел и кидался на всех. Такого меня боялись, а я — любил. Ревел, стонал, мог схватить посуду и разбить, я ревел от неудач в карьере и любви, от обманов, которые меня преследовали. Бешенный зверь, злой и большой ворочался во мне, стонал, ныл в голос, не произнося слов, а потом засыпал, впадал в ступор, в долгую мучительную тишину.
Однажды после «приступа Медведя», так я это называл я решил уйти, исчезнуть – зачем я нужен жене, детям, моей матери, ей уже было за восемьдесят, зачем? Эта мысль не имела ни смысла, ни логического продолжения, я даже не сильно придумал, что надо сказать, якобы, близким, просто взял деньги и буркнул, что ухожу к своим. Купил железнодорожный билет туда, где я, мне казалось, смогу встретить настоящего Медведя, такого как я сам и мы… Что станем делать мы я не знал и не хотел знать, поэтому после суток в поезде сошел на незнакомой станции и сразу пошел в лес. Шел долго, долго, с каждым шагом становясь настоящим Медведем.
Невыносимая легкость супружеского долга.
Анна Аркатова
Они проснулись и лежали. Пока он не сказал – ну что? И повернулся на бок. Теперь он видел ее ухо. Теперь она его отлично слышала.
— Ничего. – сказала она в потолок. — Вставай собирайся. Участки уже открылись
— А зачем так рано?
— А потом будет поздно. Решил – так иди с утра. Потом позавтракаешь.
Он вылез из-под одеяла и открыл шкаф.
— Я надену вот эту майку?
Это смотря какие штаны, — сказала она, окончательно проснувшись
— Джинсы?
— Нет, в джинсах жарко. Надевай белые.
— В белых штанах идти?
— Иди без штанов.
— Тогда майку темную надо.
— Возьми темную.
— Она грязная.
— Она не может быть грязная — она темная.
— Ну может все-таки ну его? Может, поваляемся еще?
— Мы полжизни валяемся. Особенно ты. Докажи мне хоть что-то!
— Я готов! Я как раз хотел доказать, что я люблю тебя.
— Это не в квартире делается.
— А где — на участке?
— Нет, это делается в магазинах, в пунктах аренды автомобилей, на сайтах аэрофлота. На воде в конце концов.
— А причем тут вода?
— А причем тут любовь? Вода, кстати, это стихия. Но тебе не понять.
— Так я пошел?
— Да. Участок наш в 23 школе. Там, кстати, и перекусишь. У меня еще 16 часовое голодание не закончилось
— 16 часовое? Зачем так мучиться?
— Чтобы все убить внутри.
— А что, разве еще что-то осталось?
— Иди на выборы, придурок.
— Хорошо, — сказал он. — Супружеский долг сполнить не удалось – пойду сполнять гражданский
— Именно. Собаку возьми с собой и мусор.
— Там же полведра всего!
— А тебе контейнер нужен? Я тебе самое легкое поручаю, самое легонькое – а ты…
Елена Котихина
—Не-вы-но-си-ма-я лег-кость суп-ру-жес-ко-го дол-га,- читал по слогам белобрысый мальчик лет шести.
—Что ты говоришь?
—Папа, что такое легкость супружеского долга?— спросил мальчишка, показывая на большую глянцевую книгу, которая стояла на полке книжного магазина, куда семья Белобородовых зашла купить сыну всю эту «гребаную канцелярию» ( так папа сказал)для похода в первый класс.
—Да! Пусть расскажет! А мы послушаем! И про легкость! И про долг! — прогремело на весь магазин. Неприятный голос принадлежал матери будущего первоклассника, крупной, крашеной блондинке.
—Зачем только читать научился? — тяжелый отцовский кулак опустился на голову юного читателя.
Всю дорогу домой , нагруженные «гребаной канцелярией», родители ругались.
Купили у метро букет «для училки», дома жарили картошку…
Завтра в школу…
Мальчик долго не мог уснуть. Всю думал про невыносимость, долг и легкость…
Соша Грухина
В пятницу приезжает муж. Маша схватилась за голову в среду вечером, после девяти. “Божечки, что же я делала два месяца? Говорят, слона надо есть лягушками. Найду вначале штаны и футболку, увидит меня голой, вдруг что подумает”.
Кресло сверкало искусственным блеском бриллиантов, нашитых на ворох Машиных платьев. Ни штанов, ни футболки среди них не оказалось. Не нашлись они и на втором креслом, заваленном книгами и журналами.
Из под кровами, чихая от пыли, Маша вылезла с двумя пустыми и одной початой бутылкой вина. На двери в ванную она нашла махровый халат мужа, — ну, по крайней мере, я хотя бы оделась. Теперь можно и выпить“. В раковине Маша отыскала самый чистый из всех бокалов, сполоснула, выпила и позвонила подружке Катьке.
В четверг утром за завтраком они с Катькой решали — сколько уборщиц нужно вызвать, чтобы муж в пятницу Машу помиловал.
Зинаида Сергеевна с порога звучным голосом сообщила, что Авдеевы конюшни она разбирать не будет.
В пятницу Машин муж ни на шутку перепугался, не найдя Машу в квартире. Через минут сорок, когда голос его охрип от попыток докричаться, а батарейка в телефоне села, он все же заметил, что в кресле под тряпками что-то шевелится — под дешевыми стекляшками и стразами беззвучно рыдала голая Маша. — Я просто не нашла свою футболку среди этого всего, — между всхлипами и писками смог разобрать муж. — Тебе чай сделать? — спросил он Машу и чмокнул в лоб.
Вадим Месяц
Она решила изменить мужу не потому что была порочна и похотлива. Страсть вообще не была ей свойственна. В ней не было даже любопытства, которое вряд ли является грехом. Приятель убедил ее, что секс это — естественное продолжение разговора. После сближения мы переместимся на иной интеллектуальный уровень, сказал он. Интеллектуальный уровень казался ей заманчивым. Это легко, убеждал ее соблазнитель. В древней Греции вообще не было любви, одно обольщение. И потом со мной это особый случай. С другими — предательство, а со мной невыносимая лёгкость бытия.
У неё было двое детей, погодков. Мальчик и девочка. Анжела не работала и все время проводила с ними. У неё не было времени на самореализацию. Любовное приключение казалось ей одним из способов что-то доказать себе.
Он приехал, когда муж уехал в командировку. Классический расклад. Она выставила на стол бутылку вина и отправилась укладывать ребятишек.
— Ешь пирожки, — пей вино. Думай обо мне. Я скоро вернусь.
Она включила индусские мантры, которые казались ей эротическими. Мужик заметно помрачнел, но ни сказал ни слова. Когда она вернулась в легкомысленном халатике, бутылка была пуста.
Она вспомнила, что невероятно любит своего мужа. Перед ней сидел человек, внезапно ставший незнакомым. Древний грек. Самодовольный самец. Перемещаться на другой уровень не расхотелось. Они удалились в спальню, где начали целоваться, изображая страсть. Аппетит приходит во время еды, вспомнила она старую поговорку. Аппетит не приходил. Анжела приступила к обязанностям неверной жены, но ничего не почувствовала. Она ничего не чувствовала и с мужем, но он был ей родным человеком, а лежащий рядом мужчина — чужим.
Невероятный грохот прервал их любовь навеки. В прихожей сорвалось с крючка зеркало. Хлопнула форточка. Ребёнок за стеной бился телом о дверь, хохотал не своим голосом, стучал колотушкой. Зарыдала дочь, захлебываясь слезами. Каменный гость приближался к любовникам, готовый задушить обоих гранитными руками. И никакой легкости, ни какого счастья на этом свете не было. Только гром, грохот и нечеловеческий крик. Сейчас он взломает дверь, и уничтожит порок в корне. Гигантский, страшный, безжалостный каменный сын. Она впервые увидела его таким и поняла, что переход на иной уровень бытия уже произошёл. Она гордилась, что стала матерью каменного великана.
ПРОЦЕСС:
