Эссе, написанные на сеансах «Египетских ночей» (15 минут на эссе)
Сгореть или закопаться
Что делать с обидой
Тепло как метафора счастья
Поездка в лифте
Вокзал закрывается в полночь
Если бы меня звали розой…
Дворы, которые мы потеряли
Как справиться с солнечным днем
Ночной звонок
Человек, который всегда ходит без зонтика
Чердак в доме деда
Змея в доме
Нужно поздравить
Вещь в себе
«Мое первое преступление»
Лишние деньги
Она моя
Хороший кофе, плохой кофе
Самое главное закрыть дачу
Незваный гость
Зачем ты так со мной?
Фотографии всегда меня уродуют
Соседи сверху
«Дмитрий перестал ходить на работу, но никому об этом не сказал»
«Я скучаю по себе»
Невыносимая легкость супружеского долга.
Портфель был собран с вечера
Случилось страшное
«Химия и жизнь»
«Теплый вечер — и это еще ни о чем не говорит»
Всё включено
Школа плавания для взрослых
Рецепт семейного счастья
Мокрый пол
Бросивший и брошенный
Мое персональное чудовище
Можно не стучать?
Следующая жизнь чайной ложки
Примерочные все заняты
Рулетка и сантиметр
Последние достоверные сведения
— — —
Сгореть или закопаться
Memento mori? Поймать себя на мысли, как ты составишь завещание, в какой стране закончишь дни, какая эпитафия высветится на твоём памятнике. Успеешь ли ты собрать вокруг себя дорогих и близких, своевременен ли будет твой уход… То что занимает тебя в связи с этой темой гораздо важнее способа посмертного существования. Может быть обведённое траурно рамкой твоё имя в чьей-то записной книжке предметнее увековечит память о тебе, чем тяжёлый гранит или романтическое развеивание праха. Может быть, разграничить здесь сентиментальность и заботу о близких?
Наташу, которая умерла в 53 года, хоронили в шёлковом халатике. Этого никто не видел, потому что гроб едва открывали. Об этом, о халатике, знали только самые близкие – брат.невестка и сын.Так ли думала нарядиться Наташа по такому случаю? Наташа, тщательно следившая за собой всю жизнь? Нет, наверное. Думала ли на, что невестка на второй день после её смерти придёт и заберёт все лучшие Наташины платья , уложив её в могилу в её единственном в последние полгода наряде .
Редко бывают темы, которые вдохновляют меня меньше. Моё посмертное существование нисколько меня не волнует. Так мало мозгов, чтобы определиться в земной жизни, что тратить их на эту сомнительную дилемму мне кажется расточительным.
Однажды я прочла, как у супруги кандидата в президенты спросили
– А где вы будете одеваться, когда станете первой леди?
— Я думаю, — ответила она, -когда это случится, найдутся люди, которые об этом позаботятся.
Почему я говорю о нарядах? А я всегда о них говорю. Потому что бытование нашего духа так же зависит от способа погребения, как от того, в каком наряде лечь в гроб или начать править государством.
Что делать с обидой
Мне очень легко разбираться со своей обидой. Потому что она всегда права и быстро и легко меня побеждает. Её приход ни с чем не спутаешь, потому что сразу хочется плакать . Это значит , что меня серьёзно обидели. Тут и думать не надо — а это для меня основное. Так вот. Я уже почти что плачу, и сразу начинаю планировать месть. Это, конечно, другая тема разговора, но с обидой связана морским узлом. У меня наготове прямо таки чемодан всякой мстительной арматуры. Он хорошо сохранился за многие годы, потому что я почти что никогда его не использую.
Например, первое , что я хочу сделать – это уйти и сделать так, чтобы этот человек меня никогда не увидел. Важно ещё , чтобы он исстрадался по этому поводу. Он будет меня разыскивать , спрашивать мои телефоны(которые я тут же выкину и заменю) у наших знакомых. А они в ответ будут только разводить руками и качать головой – мол, как же ты смог (смогла) такое допустить, человека так обидеть и какого! Сейчас он знаешь как поживает? Все ему завидуют (зависть – это следующая за местью тема). Итак, как можно догадаться, ни разу я никуда не исчезала. Даже с общей с обидчиками территории.
Далее, есть второй лот. На обиду можно ответить ещё более изощрённой обидой. Сказать в ответ что-нибудь обидное, например: “Ты меня разочаровываешь.(пауза)И чем дальше тем больше.(пауза) Это последнее, что мы делали вместе.”. Таким образом начать манипулировать его, обидчика, воспалённым сознанием.
Но когда это скажешь – важно не дожидаться ответа, а вспомнить пункт первый и воспользоваться им. То есть уйти и не вернуться.
Второй пункт, как и первый, так же ни разу не был воплощён в действительности.
Есть совсем нехитрый способ как-то изжить обиду – сказать буквально следующее : “ Ты меня обидел(а) И всё”. Но нужно постоять минуты две, глядя в окно и перебирая пальцами виноград на тарелке. То есть всем видом показать, что ты ничего менять не собираешься. Внешне. А вот внутри что-то уже безвозвратно надломилось и живи теперь с этим как хочешь. Это способ – самый лёгкий, но и он ни разу мной не приводился в действие.
Есть ещё проблема – кому про свою обиду рассказать. Вот тут непаханое поле. Во-первых, ни в коем случае не рассказывать пронеё обидчику, а то он может почувствовать себя виноватым, и ты сразу же начнёшь переживать, что сделала его виноватым. Виноватый человек жалкое зрелище. Зачем нам жалкие зрелища в нашем возрасте? Отчасти это противоречит предыдущему пункту, но, с другой стороны, – кто сказал, что в таких тонких вопросах мы должны быть последовательными? Поэтому так. Про обиду надо рассказать людям, которые однозначно на твоей стороне. В случае, когда тебя обидели их будет предостаточно. Потому что в основном людям нравится когда кого-то кроме них обижают, и они готовы сочувствовать тебе очень искренне. Некоторые будут давать советы. На это не следует обращать внимание.Ты и сама знаешь что делать. А именно: продолжать взасос целоваться со своей обидой, пока можно дышать.
Таким образом, как сказал А. Тарковский, отец А. Тарковского, : “как скрипку я держу свою обиду”. То есть гордо и молчаливо. Дня три. Потом я про неё забываю, радуюсь, что не лишилась квартиры, кредитной карточки, и возможности думать, наконец, о прекрасном. Это что качается мужчин. Если обиду нанесла женщина, то нужно просто увести у неё мужчину. Это гениальный беспроигрышный способ мести ,памятник тому, кто его изобрёл. Но и этим способом я тоже ни разу не воспользовалась.
С обидой очень приятно жить, потому что нанесённая обида тут же предоставляет тебе право чистосердечно обижать в ответ. И что немаловажно – теперь ты знаешь кого и как. А знание – сила.
Тепло как метафора счастья
Тепло – это, к сожалению, не метафора счастья. Это и есть счастье. Счастье приходит с теплом, с солнцем, батареей парового отопления, пуховой курткой, сухими варежками и со словами «На вот, возьми эту накидку».. . И никто не станет этого отрицать. Ни один нормальный человек. А все только будут говорить «Как бы я хотел посмотреть норвежские фьорды», а на самом деле только и мечтать об Италии, Франции, Греции и Калифорнии, о географии Римской Империи. Потому что любой праздник жизни, любое душевное торжество, любые космические впечатления меркнут и сжимаются, если тебе в этот момент холодно и никак не развести костёр. Не зря говорится в известной детской игре – тепло-холодно. Тепло-теплее-горячо. Горячо – это и есть истина, правда, верный путь. Успех, находка, победа.
Ради тепла я жертвую всем. Включая собственную брезгливость. Однажды в бедуинской деревне, куда мы по распиздяйству проводников прибыли на невменяемых верблюдах глубокой ночью, я начала потихоньку сливаться с потусторонним миром от чудовищного холода. Дул ветер, на зубах скрипел песок, и на голове моей уже была намотана футболка, а на тело – бейсболка. Стыли ноги (я в лёгком спортивном костюме и шлёпанцах). Видно было, что я легкомысленно рассчитывала уложиться с этим путешествием в световой день. Стены бедуинской хижины – это перехваченный в трёх четырёх местах природный штакетник. Набились мы за этот штакетник, жмёмся друг к другу. И тут выясняется, что по плану мы должны тут романтически встретить рассвет. Рассвет! А сейчас полночь! Все арабы вокруг сидят курят кальяны и на головах у них тюрбаны. И вот я, белая женщина, встаю и прошу у нашего немытого проводника свитер. И он снимает его прямо с себя. И я прямо из рук его надеваю его себе через бейсболку. И не останавливаюсь – прошу ещё что-нибудь. И он вытаскивает из-под какой-то мумии одеяло. И мне ни капельки не противно, не стыдно, а просто страшно, что рассвета не будет вообще. Он не наступит, потому что мы в противоположной – относительно тепла – стороне света.
Как люди могут привыкнуть к холоду? На месяц отключают горячую воду – и всё. Ты уже в других координатах добра и зла. И это не просто комфорт. Это люди счастье твоё отбирают и неизвестно – отдадут ли. А ещё среди них всегда найдутся такие, которые скажут, глядя, как ты ёжишься: «Да ты что! Смотри на меня – я с коротким рукавом!»
Когда в рижских домах из экономических соображений разрешили менять центральное отопление на газовое местное – страшно следили за тем, чтобы ни один сантиметр общей трубы (пущенной сквозь все этажи) не поставлял тебе неоплаченного тепла. Вот как ювелирно ты должен от неё отрезаться! Да, тепло – это сильный рычаг.
Может быть, нужно быть всё время замужем, чтобы не замерзать. Мужчина лучится теплом. Как ванна. И плита твоя в это время всё время раскалена, как плита. Кстати, и память об этом функционирует исправно, как будто работает на вовремя залитом бензине – метафоре тепла.
Поездка в лифте
Я любила лифт как космос. Потому что жила в глухой провинции, а в лифте ездила только в Москве. Он лаковый, сладкий и дверки его ни на что не похожи. Кнопочки его податливы, единственное, чего стоило опасаться – если этажей шесть, а кнопок семь — что будет, если нажать седьмую? Господи, только бы не ошибиться с кнопками…
Теперь распределим поездку в лифте по мере её сладостных ощущений.
Ты одна. В лифте. Это прекрасно. Потому что это единственная минута за весь день, когда от тебя ничего не зависит. И неважно – минута ли это, приближающая тебя к дому, или уносящая тебя от дома в чудесный мир нечеловеческих испытаний. Ты практически в невесомости, а если в лифте есть зеркало — то вот ты и не одна. Ты наедине с прекрасным. Диалог, возникающий в этот момент, бесценен, он с успехом заменяет любой платный сеанс психоанализа, так как способен определить твоё настроение на пару дальнейших часов. Как то: ты удачно (неудачно) оделась, хорошо (кошмарно) выспалась, купила много всего (ни хрена не купила), устала (не устала), п-ц (ещё ничего) – это твоё отражение в зеркале лифта. Запомни его и анализируй – всегда будет чем заняться.
Сладость вдвоём. Например, с возлюбленным. Это квинтэссенция вашей близости. Не постель, не еда и не кино и даже не душ. А лифт. Запах курток, уколы шарфов, усы, волосы – это первый приступ откровенности, так близко и так возможно, и от этой возможности ещё более недоступно, потому что всё главное видно и почти уже нет тайны. Вы оба смотрите. Просто-таки виснете на этих взглядах. Вот так. И всё видно – свет в лифтах теперь нещадный. Грим. Прыщик. Повисшая пуговка. Дома всё будет уже не так.
Ты в лифте со случайными попутчиками. Прекрасно, если они с детьми. Всё внимание на детей. А если детей нет, то волшебный зуммер работает против и против тебя. Все дышат, шуршат, везут мусорные пакеты. А главное, думают только о тебе. Поэтому ты всегда должна быть в лифте со своей собакой. Тогда все будут думать о ней, пока она не насрёт однажды в лифте. Тогда все опять начнут думать о тебе в предельном смысле этого слова.
Однажды я застряла в лифте. Старом, московском, лаковом, со специфическим сандаловым запахом.
Там были ещё двойные двери. Сначала проволочные. А потом деревянные, открывать их нужно было вручную. Ну, я застряла и стала нажимать кнопку диспетчера. Диспетчер говорил: «Говорите, вас слушают». И я, припав к динамику, громко и медленно, как иностранцу, отвечала «Я застряла в лифте». А он в ответ: «Говорите, вас слушают». И так примерно полчаса, пока кто-то не вошёл в подъезд.
Ну, это был полный ужас, конечно.
Вокзал закрывается в полночь
Когда потребность в одиночестве стала преобладать над страхом остаться одной, пустынные бесстрастные вокзалы перестали казаться чудовищами.
Я замечаю, что даже если ты едешь не бог весть куда и даже может быть не по самому интересному делу, а может быть по какой-то скучной обязанности или обстоятельства так сложились , и даже если тебя никто не встречает– всё равно ты ждёшь, когда поезд прибудет на станцию. И смотришь — смотришь на часы каждые две минуты, а уж за 15 минут надеваешь пальто и мобилизуешь ручную кладь. Вокзал — место, через которое можно пройти с закрытыми глазами, зажав нос или в случае заграницы смиряя своё раздражение перед неизменным буржуазным комфортом. Встреча с вокзалом всегда неизбежна , трепетна и мимолётна.
Но когда ты в чужом городе остаёшься один на один со временем и местом – то они, будь уверен, сольются для тебя именно в вокзал. Ты подумаешь – хорошо, сейчас на вокзал, а там посмотрим. Или так: на вокзале я это точно узнаю. Или так: надо сообразить, где тут вокзал и сразу всё станет понятно. Вокзал как часть света. И вот твой вокзал закрывается. Твой город огромен, твой путь неизвестен, а твой вокзал закрыт.
Я была в одном таком городе, где абсолютно всё закрылось в полночь. Вокзал может быть даже и раньше. Потому что город был очень маленьким. Сварилась крутая ночь, и идти некуда, потому что улиц в принципе не видно. Света нет. Я приехала сюда найти своего возлюбленного, которого отослали в этот район собирать картошку вместе с другими инженерами в каком-то колхозе. Я даже не знала, как называется колхоз. У меня не было денег, а главное, паспорта. Так что в гостиницу, до которой я достучалась в темноте, меня тоже не пустили.
Меня не пугало ничего, я готова была ночевать на почте (почему-то работала почта). Только было нестерпимо жалко времени, проведённого без возлюбленного, который вот где-то тут рядом спит после полевых работ и не знает, какая у него Аня декабристка. Мне было 18 лет, и я была счастлива и бесстрашна.
Тётечка с почты рукой махнула мне в сторону колхозов. Сказала, что тут полчаса ходу мимо парка и чуть-чуть по дороге и я побежала, сняв, между прочим, свои деревянные сабо, чтобы они не громыхали в этой космической тишине. Пережидая на обочинах бесконечного шоссе звуки проезжающих (тогда очень редко) грузовиков, к утру я нашла колхоз.
Когда встало солнце , мой обалдевший мальчик поехал меня провожать (на автобусе). Мы ехали по этому шоссе , а потом мимо красивой ограды парка. Я смеялась, рассказывала, как я шлёпала здесь ночью босиком. Тут мальчик прижал меня к себе так крепко, что я перестала дышать. Посмотри сказал он. Оказалось, что это ограда кладбища.
Когда ничего не ждёшь от вокзала, кроме подножки вагона – это прекрасное место. Потому что имя ему – надежда.
Когда ждёшь, что время бесконечно, то именно вокзал предаст эту идею. Именно вокзал.
Если бы меня звали розой…
Кроме забавы подсовывать под халат подушку и ходить по квартире с выдающимся животом изображая беременных, не было в моей детской жизни более увлекательного занятия, чем примерять на себя чужие имена. Своё мне, ясное дело, не нравилось никогда. Слишком короткое. И от того слишком скучное. Вот взять хотя бы мою одноклассницу Викторию Викторовну Викторенко. У неё вообще никаких проблем никогда не было. Две Ларисы со мной учились , три Наташи поживали довольно весело. Назови меня мама как ни будь так, жизнь бы опомнилась и заиграла бы, наконец, всеми красками из истории про “Цветик-семицветик”.
Двух своих немецких кукол я назвала соответственно Габи и Марта. Ну, скажу я вам, я и помыслить не могла, что лично мне могут достаться такие хрустальные имена. Даже применительно к своим будущим детям я не могла приспособить эту идею – то ли куклы были так немыслимо прекрасны, то ли звуки запредельно сказочны.
Чуть повзрослев, границы этой нереальности не сузились, как можно было бы ожидать, а стали неумолимо расширяться. Обнаружилась мамина невестка по имени Дора. Дедушкина вторая жена Фрида, соседская дочка Мая, тётина подруга Генриетта – все они , естественно, жили в лунном зазеркалье без горя и обид и делали мне оттуда ручкой.
Помню, как я говорила себе на ночь – спи, дорогая Изабелла. И счастье выстраивалось на глазах как многоквартирный дом с лампочкой в каждом окне.
Я , однако, очень удивилась, узнав что одни знакомые назвали девочку Розочкой. То есть теперь уже, когда все давно ходили Настями и Кристинами. Я увидела Розочку на фотографии в розовом шёлковом платьице и почему-то в короне. Наверное, с детского маскарада – но в короне же!
Дворы, которые мы потеряли
Первое, что я видела, когда просыпалась в моем дворе, – это окна дома напротив. Там жила на пятом этаже моя подруга Птица. В трехкомнатной квартире. Она раздергивала шторы в своей собственной комнате и махала мне рукой. Потом мы выходили из наших домов и ждали друг друга, чтобы идти в школу.
Мой подъезд – первый. Мы всегда собирались у нашего подъезда. С бутербродами и скакалками. Сначала ели кто что вынесет. Хлеб с маслом, редиску. Потом разбивалась на две команды и прыгали. Можно еще в классики. Но только обязательно в паре с Ирой Кутенко. Потому что с Ирой все хотят быть в паре. Просто даже когда Ира выходит, то кажется, что до этого была не игра – а так, сон в летнюю ночь. Но когда выходит Ира, да еще в шлепанцах – то есть в сандалиях с отрезанными задниками – то тут все в обморок падают. Такая была Ира Кутенко.
Чтобы вынести мусор, надо было пройти через весь двор направо наискосок с ящиком из-под посылки и вытряхнуть его в настоящий кирпичный домик.
Наш дом такой длинный, что те, кто живут в последних подъездах, – это вообще иностранцы какие-то для нас. И пахнут по-другому.
Телефонов нет. И телевизоры не у всех. Все во дворе. И все кричат: Оля домой, Света домой. Когда в третий раз крикнут – это все. Будет наказание. Какое – не помню. Но уйти невозможно. Особенно когда твоя очередь водить.
Наш двор – военный. Соседний – летчики. Играли в КВН. Военный городок против авиагородка. Команды, тренировки, вопросы, капитаны и все такое. Был номер художественной самодеятельности: песня “Мне кажется порою, что солдаты. С кровавых не пришедшие полей…”. На КВНе, значит, пели такую песню.
Всем двором записались на бальные танцы. Ходили вечером. Вернее, ездили в центр города в специальную студию к Блюменталь Абрамовне. Но очень хотелось быть с Вадиком Шевцовым. Он тоже записался. И вот пошли все на танцы, а мы с Вадиком в парк. Гуляли в парке по расписанию. То есть до окончания танцевальных занятий. Ровно в девять подхожу к своему подъезду, а там мама стоит, руки в локтях уже согнула. Оказывается, Блюменталь заболела. Танцы отменили. Все давно дома. А я иду рассказываю, какой мы сегодня номер репетировали.
Приезжал по субботам маленький автобус с мультфильмами. За пять копеек можно в нем сидеть, как ехать, и смотреть мультфильмы. Приезжала машина с молоком. К ней мама бежала с бидоном. И машина с мороженым. И целая машина с деревьями, мы их сажаем на субботнике. А потом идем к Рябышкиным есть картошку какую-то.
Сначала мы всем двором утешали Милу, которую бросил Дима. Потом все ходили смотреть на беременную Иру Кутенко, которая не помещалась в кресле. Потом издалека здоровались с тетей Светой, мамой Андрюши Олейника, которого посадили в шестнадцать лет за хулиганство, но мы все равно не верили.
Вита из маленького дома пригласила всех на день рождения. Что значит из маленького дома? Это не военные и не летчики – это вообще непонятно кто. Мы пошли всем двором, хотя мама была против. (Нечего тебе с этой Витой водиться.) Тоня там курила. А на стол подали красиво нарезанные плавленые сырки и лимонад. А Витя маленький показывал картинки. А Тоня, которая курила, объясняла. Вот мы повеселились!
Как справиться с солнечным днем
Это трудная непростая задача. С днем вообще справиться тяжело. А особенно если он солнечный и к тому же выходной – это просто-таки испытание. Во-первых. Тебе кажется, что ты давным-давно должна была встать и куда-нибудь пойти. Потому что все твои знакомые, и вообще все абсолютно люди, которые живут в твоем городе, уже встали и находятся во всяких замечательных местах с прудами и травой. Или с прекрасными бульварами и утками. Они сидят на каруселях, едят мороженное и чешут вот тут своим домашним животным, у которых тоже – можешь быть уверена – праздник. В самом крайнем случае, эти люди достали тряпки и ведра и принялись мыть свои окна и балконы, пользуясь хорошей погодой, отменным здоровьем и переизбытком свободного времени. Поэтому в такой день главное – просто выйти из дома. Ну, хотя бы мусор вынести или килограмм сахара купить, или полкило сметаны.
Если этого не сделать сразу – то тогда вставать не стоит вообще, потому что не будет необходимости раздергивать шторы и смотреть, как солнце шарашит по деревьям, заборам, пустому битому тротуару, подчеркивая его пустоту и твою непричастность.
Как правило, в наших широтах, ты можешь преспокойно продержаться так в пижаме часов до трех. А потом, вот увидишь, пойдут тучки. Тут можно встать – и хорошо еще обнаружить, что подул ветер или постепенно стал накрапывать дождик. Тогда можно начинать звонить своим знакомым и хорошо бы услышать, как они замерзли в Серебряном бору или пошли на выставку фотографий под открытым небом – а она закрылась на прошлой неделе (в отличие от неба). Как они не купили то, что хотели, и не съели того, что заказали. Нормально. Потом хорошо бы, чтобы в доме шел какой-нибудь капитальный ремонт и в этот день повредили линию интернета. Тогда ты не узнаешь о последнем концерте М., о дне рождения В.С., закрытом показе в Л. А самое убойное – о своем собственном вечере. Вот это настоящий выходной солнечный день.
Потом ты втыкаешься в телевизор, если он тоже не погиб вместе с интернетом, не глядя нашариваешь возле дивана прошлогодний глянец и открываешь его наугад и читаешь сакральную фразу типа “если у вас перенапряжены мышцы спины – скорее всего, вы затаили и не избавились от тяжелой обиды, что типично для интровертов”. Тут можно закрыть глянец. И расслабиться. Теперь ты делаешь то же, что и 99% твоих знакомых. Лежишь и тихо дышишь у стены. И знакомые твои думают, да… вот и день прошел… как много хотелось успеть. Ну, вот она-то его провела как следует. Уж с ее-то возможностями!
Ночной звонок
Не звони мне ночью никогда не звони мне ночью. Именно потому что я жду только этого проваливаясь в мелкие рытвины своего перистого сна именно потому что я укладываю все телефоны, которые способны звонить на заранее убранную тумбочку. Уже погасив свет я еще раз проверяю заряжены ли они, включен ли их звук должным образом то есть на самую громкую и пронзительную частоту. Не звони мне потому что я никогда уже не засну ведь ты скажешь совершенно не то что должно прозвучать между сумерками и рассветом. А ведь я знаю каждую фразу, я выверила каждую паузу каждое влажное сглатывание каждую затяжку на этом пути. Ты не совпадёшь ни с одной из них. Я буду сиротливо сбиваться в своих ответах потому что они уготованы для других слов и даже меньше чем слов и даже больше чем слов. Я буду разводить ладоши чтобы прихлопывать на вторую долю как в джазе а ты будешь отбивать классическую первую. Сначала я буду лежать и мне покажется что так меня хуже слышно и тогда я сяду в кровати и буду сидеть и плечи начнут дико мерзнуть. Потом мне станет ужасно не хватать того что я тебя не вижу да так что начну пялиться в этот телефон отводя его от уха и светя экраном в лицо . Телефоны теперь я знаю есть такие умеют показывать но у нас не тот случай у нас главным будет голос и я буду думать говори ну говори же скорее что ты там придумал и приступай наконец к настоящем тексту вот тебе мой конспект вдох выдох волосы туда сюда ладони так сяк ресницы ап энд даун. Если конечно выдержишь не звони потому что всё это потащится в тяжелый сон как вагонетки в шахту если я конечно засну что маловероятно. Я сначала сразу после звонка выключу все телефоны полюбуюсь как умерли их экранчики и как отрублены головки их верных штекеров. Ах как тщательно я это проверю как проведу еще два часа в темноте и сердцебиении а потом а потом не включая света стану тыкать в розетки этими же вилками или как их там ласкать кнопочки ответственные за живую телефонную плоть. Всё. Работает. Играет. Светится. Ну теперь-то ты не звони. Хотя бы потому что у тебя там то же самое и я уже набираю номер.
Человек, который всегда ходит без зонтика
Человек, который ходит без зонтика никогда не промокает. Я уверена в этом, как и в том, что он попадает под дождь ничуть не реже чем остальные. Как ему это удается? А это вопрос чести. Выходя из дома, человек дождя уже выдержал оборону. На недвусмысленное брошенное супругой – сегодня обещали дождь – он уже дал молчаливый ответ. Правильно — оставив зонтик спокойно висеть на вешалке. Дождя не будет – читай — мне не страшен серый дождь – читай — нашла чем пугать. Теперь он не попадет под дождь ни за что. Стратегия его интуитивна и проста. Ею может воспользоваться любой и всякий но пользуется почему-то только человек без зонтика. Итак, первое: все свои уличные предприятия он подгадает на время под условным названием “пока сухо”. Второе: поинтересуется прогнозом через час, чтобы сверить планы и убедиться в истеричности супруги. Дождь обещали, но не с утра и не здесь.
И, наконец, третье: может случиться так, что дождь действительно уже идёт и только идиот, будучи за минуту до этого откровения дома и к тому же зависимый от антигуманного рабочего графика, выходит без зонта. Так вот этот идиот — не тот, о ком вы могли сейчас подумать. Человек дождя предусмотрителен. Он уже третий день выплывает в непромокаемой обуви , наброшенном капюшоне и в светлой надежде, что дождь застнет его именно с утра, и до вечера он успешно обсохнет под сводами родной конторы. Кроме калош у него есть рюкзак, который можно зачехлить, болоньевая кепка с болоньевыми же ушами и четыре пакетика одноразовых платочков для протирания стекол очков, снабженных , кстати, болоньевым футляром.
У человека дождя всегда есть повод забежать по дороге в кафе или книжный магазин. Или в другой магазин, если такой человек по недоразумению женщина. Забежать просто якобы переждать ливень. О, как он тут даёт фору всем собратьям по ненастью, обременённым зонтами! Они не знают, куда девать эти жалкие орудия обороны. С них капает. С ними нельзя подойти к книжным полкам или вешалкам (просто мокрому человеку такого не запретишь). И потом в 50 процентах из 100 зонты будут забыты в гардеробных. Человек дождя застрахован от неизбежного отчаяния в момент потери или поломки дорогого предмета и от ещё более тягостных минут , когда он вынужден будет оправдываться за это перед домашними.
Мысли его чисты уже исходя из контекста, ибо дисциплинированы целомудренной дихотомией “промок-обсох”.
Человек, который ходит без зонтика, неуязвим в принципе. Жалкое противостояние природе на время замещено в нём открытием и приятием жизни как таковой, омовением и гордостью за то, что опять явился частью замысла – пролиться и очистить всё сущее.
Чердак в доме деда
У моего деда не было дома и соответственно не было чердака. Сам дед, правда, был, была бабушка и даже была дача, которую они снимали на лето. Сокровищ этот дом особо не обещал, но неподалеку от него на берегу моря стоял большой амбар или сарай, где хранились лодки и всякие рыбацкие снасти, потому что поселок считался рыбацким. Забравшись в этот сарай, можно было наблюдать драматические солнечные лучи, тесаками дробившие полумрак через просвет между досками. Мне показал его Алеша. Мальчик Алеша из Москвы, которого привозили сюда на лето, был на год старше и опытнее меня девятилетней. Он лучше плавал, быстрее ел и решительнее отвечал взрослым людям на вопросы типа “Леша, сколько можно ждать”. Это было первое лето, когда бабушка сшила мне настоящий раздельный купальник, даже два купальника. У моих прекрасных купальников все, что можно, было на завязочках. Буквально все детали. Чтобы удобнее было переодеваться после купания. Это долго объяснять, но бабушкино ноу-хау всем казалось бесценным в условиях отсутствия раздевалок на диком пляже рыбацкого поселка. Я к этим завязочкам быстро привыкла, хотя и подозревала, что не все в этом фасончике как у больших. Короче говоря, я давно уже не думала про эти приспособления, чего не скажешь про мальчика Алешу из Москвы. Однажды, набесившись в ледяной балтийской воде, мы забрались с Алешей в сарай и сели дрожать рядом, привалившись к нагретым доскам. Алеша потрогал мои на боку завязочки и сказал: “Завязочки”. – “Завязочки”, – согласилась я. “А знаешь, что будет, если их развязать?” – тихо спросил меня Алеша из Москвы. “Знаю”, – простодушно обрадовалась я, так как уже примерно месяц ловко меняла купальник на сухие трусики, как фокусник, никого не смущая, но в то же время не прибегая к помощи ширмы. Алешу из Москвы ответ удовлетворил, и он решительно потянул шнуровку. По обе стороны моего невинного бедрышка дружно развалились влажные скобочки плавок. И я почувствовала холодок на месте, где они были. От лопаток до щиколоток пробежал боевой отряд мурашек. Алеша не шелохнулся. Мелкий песок тут же осел на сырую ткань. “Завяжи обратно”, – тихо сказала я Алеше через минуту. Алеша молчал. “Завяжи немедленно!” — заорала я. “Не могу”, – вдруг заплакал Алеша и выбежал из сарая, свернув по дороге какой-то ржавый буек. Я беззвучно ревела, отжимая в кулаках мокрые тесемки. Они никак не вплетались в нужный узел, а главное, что ужасная стужа внизу живота не проходила до самого вечера.
Змея в доме
Когда у нас раз в месяц примерно ночевала Вера, приходилось заново заводить часы. Вера ложилась в гостиной; сначала она останавливала маятник, а в середине ночи снимала часы со стены и переносила на кухню – ей мешало тиканье.
Когда у нас примерно полгода жила Лена, то картина под названием “Часы” — та, где два грустных гидроцефала стоят перед напольными часами, – не висела над пианино как всегда, а стояла за диваном лицом к стене. Лену головастики пугали.
Когда приезжал Марк, мама всегда убирала фотографии Леонида, но однажды забыла одну сбоку от шкафа, ту, где я и Леонид на скамейке меняемся кепками. Марк недолго был в этой комнате, во всяком случае он ничего не сказал, может быть и не заглядывал за шкаф.
Когда приезжал Леонид, папа открывал блокнотик и писал себе: “Леонид”, предварительно убрав журналы с фотографиями Марка.
Когда папа все решил, он отдал мне на хранение пачку писем.
Когда мама все решила, она завела часы, выбросила старые газеты и поставила на пианино бюст полководца Суворова, который ей достался от дедушки-полковника.
Нужно поздравить
Только не включайте меня в рассылку — ведь и я никого не включаю. Я пишу потому, что мне нужно поздравить Юлю, Белу, Мишу, Иду. Поэтому я пишу Юле, Беле, Мише, Иде. Нужно всем им пожелать разного, разноцветного, разнокалиберного даже счастья. Оно должно быть отражением моего счастья (Юля, Бела, Миша) и моего недосчастья (Ида). Нужно понадеяться на скорую встречу в новом году (Юля, Бела), ни разу не намекнуть, что я собираюсь в гости (Ида), подождать когда про встречу тебя спросят (Миша). Нужно напомнить о радостных днях проведенных вместе (Юля, Миша, Бела). Ничего не напоминать, а то еще всплывет роман с ее мужем (Ида). Нужно обязательно спросить о здоровье (Миша), нужно похвалить фотографии в ФБ (Ида), вообще не говорить о фотографиях (Юля, Бела). Нужно пожелать творческих успехов (Юля), просто успехов (Миша, Ида), лучше не говорить о творчестве и об успехах (Бела). Любовь. Кому желать любви? У Юли тридцатилетие свадьбы. Иде муж изменяет с ассистенткой. Бела всю жизнь любит Севу, женатого на Алине. Остается Миша. Он любит меня. Пожелать ему делать это дальше, больше и сильнее? А то я умру на другом конце земли? Как умирала Ида, когда он любил ее тридцать лет назад — а она все равно ушла к Аккерману. И я признаюсь всем в персональной любви. Которая дышит прозрением и надеждой (Юля), мужеством и восторгом (Бела), завистью и вызовом (Ида), индийским мылом, которое ты принес мне в гинекологическое отделение на второй день вместе с шоколадкой для хирурга (Миша). Я люблю вас.
Вещь в себе
В себе я ношу довольно много разных вещей. Они имеют названия, адреса, родину я бы сказала так. Малую. У них есть прошлое и в каком-то смысле будущее, потому что я довольно регулярно читаю книги, смотрю кинофильмы и хожу в «Атриум». Это довольно тесное — если не сказать плотное — душевное содружество , в котором самой дружбы ничтожное количество, очень малый процент, в основном это стремление выжить за счет другой вещи. Например … ну не знаю какой пример привести – вы сами знаете массу примеров.
Другое дело вещь не в себе. Если вот так сходу набросать примерный портрет – это портрет сегодняшнего курьера в 10.10 позвонившего мне в дверь. Он принес мне деньги. Деньги – это вещь в себе, то есть в меня она входит как само собой. Но курьер, который принес их – как он может завьюжиться в мою жизнь, ничего не рассказав о себе, двух слов хотя бы. Да ладно, не рассказав – он даже глаза толком не открыл – я думала он спит стоя. Он был весь замотан, запонькан, как говорит мой знакомый. И, хитро так свесив голову, только прошептал – а что я вам принес? Я сразу тихо ответила – пряники. Он начал топтаться — и это обозначало смех сквозь вязаный шарфик. Он оценил мое остроумие и вынул конверт. Я сразу побежала в свой коридор, побежала сразу внутрь всего самого дорого что есть во мне – алчности, расточительности, жадности, скаредности, неумения считать и нежелания давать в долг. Я искала место конверту среди нужных мне вещей, которые я переношу с собой несколько десятков лет даже грузом их не считая. А курьер сказал, что расписки ему не надо, ему и не давали никаких бланков, а как зовут его – и знать вам необязательно. Это явные признаки вещи не в себе — а в смысловых пружинах. Они созданы чтобы транспортировать нам две минуты ступора, во время которого мы еще способны понять разницу температур, скоростей, лицевой и изнаночной на чужой естественно шее – своя-то уже вытянулась в сторону притягательных запахов порядка и равновесия. У равновесия, конечно, нет никакого запаха – но если вспомнить легкий-легкий елочной хлопушки или стартового пистолета или такой запах серы, отрезающий все отжившее и сделавшее тебе ручкой – ты слегка покачнешься. Но оттого, что в тебе полный комплект самостоятельных с любовью выращенных вещей – они не дадут тебе дать крен, не посмеют.
«Мое первое преступление»
Если спросить об этом мою маму – о, вы не удивитесь. Ее каталог моих преступлений всегда в доступном для посетителей месте. Бери, открывай на любой странице. Первым по списку стоит масштабное бессовестное вранье. Ушла на бальные танцы – вместо этого целовалась с Владиком (соседи видели) , сказала, что ни за что не будешь надувать рваные воздушные шарики – а надуваешь, но главное, ты выдернула из «Огонька» разворот с Давидом и Никой Самофракийской– и я нашла их у тебя в фартуке. Что тебя привлекло? Что заинтересовало? Мама прямо так и спрашивала – что привлекло – голый дядя или тетя без головы.? А? Конечно, тетя без головы – где такую еще увидишь.
Папа считал преступлением не отвечать на его письма, а еще большим – на письма деда.
Бабушка сказала, что я прямо не знаю как тебя назвать. Тебе сделали предложение, а ты побежала рассказывать об этом полоумной соседке с вонючими болонками, а не родной бабушке, дедушке и тете, которые души в тебе не чают, платья шьют, червей копают для воскресной рыбалки.
Муж , похоже, считал преступлением, всё, что я делала без него.
Но у меня, не считая задавленного во дворе котенка, было только одно страшное преступление.
Когда меня назначили дежурной в столовой в детском саду. Я как дежурная должна была разнести хлебницы с хлебом на столики, предварительно нагрузив их этим самым хлебом. И я честно на свой стол положила одни горбушки. Еще и горбушками вверх – чтобы мои знали, что я не просрала дежурство, а взяла от жизни все, что дали сегодня на полдник. Что тут началось! И главное, мои же перцы – которые что ни день выхватывали эти горбушки друг у друга, спорили на них и выменивали карандаши — не то чтобы спасибо мне не сказали, а поддержали товарищеский суд всей нашей средней группы над зарвавшейся дежурной.
Лишние деньги
Тему можно не развивать. Потому что ее не существует. Не существует лишних денег как лишнего здоровья. Что вы делаете с лишней вашей красотой? А кто его знает – так , даю в долг. Вот и с деньгами. Лишние деньги – это самообман. Даже если у тебя стопроцентно рассчитанный бюджет, в нём сходятся все сальдо и бальда — и вдруг тебе на голову сваливается премия – она ни разу не лишняя. Потому свой бюджет ты складывал не просто так, щедро окормляя нужные тебе статьи расхода. А малодушно предавая забвению статьи второстепенные. Можно было маме путевку купить – но отложим до следующего года, можно было страховку подороже справить – ну ладно, авось не понадобится и эта, можно было вставить не два зуба, а все пять , но трех практически не видно, а сапоги видны всегда. Можно и долг отдать в конце концов, хотя этого от тебя никто уже не ждет. Лишние деньги мгновенно перестают быть лишними. Даже не в момент их появления, а просто при одном упоминании о возможности такого появления.
В школьном буфете нас можно было нормально поесть копеек на пятнадцать. Одна копейка – тертая морковь с сахаром, одна копейка — два кусочка черного хлеба, девять копеек сырники, и кажется пять или три компот. Если у тебя оставались лишние две копейки, ты мгновенно шел играть в «трясунчика» и на выигрыш просто покупал еще одну тертую морковку, и еще один компот.
Деньги не могут быть лишними как воздух. В отличие от вещей, которые лишние уже изначально (если это не кислородная подушка). Обойтись как ни странно можно практически безо всего. Только без денег обойтись крайне трудно. Когда я иду куда-нибудь с мужем, а тем более еду – деньги в этом единственном случае действительно лишние в моем кошельке. Во-первых, кошелек занимает немеряно места в сумке. К тому же он фиг знает сколько весит. Во-вторых, я для того и выхожу замуж беспрерывно, чтобы не таскать лишние тяжести, сори, деньги. И это не имеет никакого отношения лишние они у меня или нужные хоть умри. Никакого.
Она моя
Почему я не ворую? Потому что боюсь наказания. А сколько всего я украла глазами? Очень много всего украла глазами, разместила в своем доме, приумножила в библиотеке, продублировала в гардеробной. Сколько живописных полотен заменили фоторамки над моими кроватками, а сколько прекрасных молочников (я питаю слабость именно к молочникам) втиснули свои крутые бедрышки в мои тесные витрины.
Она моя! Говорю я, глядя на задушевную вещицу, и если сразу не получается ее украсть (причина выше), то я делаю всё для обладания ею, то есть всё, что невинное человечество до сих пор называет «достичь цели». Или «проложи путь к своей мечте» И я прокладываю. То есть прокладывать его как правило не требуется — он уже есть. Он уже распрекрасно лежит где-то во вселенной, болтается в звездном своем парашюте, хвостом пересекается с линией горизонта. Кажется, что он далеко — но это на первый взгляд. Как только мы покинем планетарий, вы поймете, что я уже давно манипулирую действительностью, её спасателями и дарителями, ее цирковыми законами и детскими считалочками. Я делаю вид, что принимаю их — на самом деле просто прикрываю глаза, надеваю защитные перчатки и перетряхнув всю эту известную колоду , выбрасываю флэш-рояль. Как он выглядит? Моё окно в доме из чужого детства, мой мужчина, по недоразумению женатый на ком-то там еще, мой автомобиль, дозревающий на немецком конвейере, моя карьера, спящая не первую зиму… Все они ждут только одного — моего ясного, беспримесного, отполированного желания. И как только его зеркальный бочок поймает солнечный блик — тут же озаряется простой, прямой как штатив, путь к моей мечте.
Она моя- говорю я себе ласково, но твердо, (как советуют по другому поводу тусклые психотерапевты) — говорю, и она подмигивает мне в замедленной съёмке, как прекрасная голова на плахе в фильме Иоселиани «Разбойники». Я краду и успешно продолжаю красть. Владею и расширяю свои владения. И если приглядеться — всё вокруг подыгрывает мне. Кроме… Есть только одна вещь, которая отвечает мне молчанием в этом детективном сериале. Или просто ржет мне в лицо. Кто? Молодость!
Хороший кофе, плохой кофе
Откровенно говоря, нет никакой разницы между хорошим и плохим кофе. А вы как думали? Мы думали сорт, обжарка, кофемашина … Хаха. На самом деле вы даже не отличите робусту от арабики. Но разница всё равно есть. И она впечатляет. Потому что она в другом.
Вот признаки хорошего кофе.
Он всегда появляется вовремя. То есть ровно в тот момент,когда ты о нем подумал.
Хороший кофе всегда очень горячий кофе. Настолько, что на него хочется подуть как на чай.
Хорошему кофе аккомпанируют ужасно приятные штуковины, как то: коньяк, маленькое пирожное (не путать с маленькой булочкой!), фарфоровая чашка, человек напротив, отсутствие человека напротив.
Хороший кофе может быть растворимым — потому что там, где нет никакого другого кофе , этот оказывается идеальным!
К хорошему кофе не требуются сахар, сливки и мармелад — но они всегда где-то неподалеку. 6. Хороший кофе — это кофе в абсолютной тишине.
Что же тогда плохой кофе?
1.Это любой кофе, вместо борща или свежевыжатого сока, вспыхнувших в твоем воображении.
Это то, что ты пьешь , прождав полчаса в пустой комнате ,где тебя наконец спросили чужим голосом: «может, кофе?»
Это то, после чего ты мечтал встать и навалять всем вокруг, а в результате захотел напиться и заснуть. Я никогда не пойму итальянцев, медитирующих над наперстком эспрессо, но я допускаю, что у человека должен быть повод, время и желание что-то держать двумя пальцами перед собой пока мир сходит с ума.
Самое главное закрыть дачу
Мой возлюбленный сдавал кровь. За это давали отгул. Поэтому когда он во вторник сдал кровь в очередной раз — в среду у него был выходной. Он специально так все устроил с кровью чтобы мы смогли встретиться в середине недели. И мы встретились в девять утра. Возлюбленный уже ждал меня на остановке, в руках у него был небольшой дипломат.
-Что это?
-Простынь, — просто сказал возлюбленный. — Сейчас мы поедем на дачу.
Это было необыкновенно. Простынь, дача, среда, утро. Ну и что, что плюс пять на улице. Мы же в куртках. И мы сели в электричку.
— Ненавижу дачи, — сказал возлюбленный.,- Едешь туда, потом вынимаешь эти холодные котлеты из багажника. Весь багажник уже ими пахнет. Потом полдня эта вода, дрова, котлеты разогрей, посуду помой.
— Ну это же не ты делаешь — родители.
— Конечно, родители — подержи котлеты, съешь котлеты. А котлеты остались? Вот здесь уже всё.
И возлюбленный провел ребром ладони по своему горлу.
Наконец, мы приехали на нужную станцию. Там все дачи были одинаковые — с верандами и эркерами. Возлюбленный каким-то образом угадал свою. И сразу стал проверять окна и форточки.
— У тебя что, ключа нет? — удивилась я
— Нет, конечно. Он вообще неизвестно где хранится. Они же закрыли ее на лето! Видишь. Ставни заколотили, — говорил он, водя свой хоровод по участку ,то тут то там подналегая плечом на ставни.
Я подмерзла и, честно говоря, история с котлетами меня как-то конкретно возбудила. Я очень хотела котлету. Холодную.
-Вот все закрыли., — бубнил возлюбленный, — А — нет! — радостно потирая ладони выдохнул он и дернул какую-то боковую фрамугу.
Распахнулось узкое окошечко в ванной. Возлюбленный скинул пальто, вручил мне дипломат с простыней и полез внутрь. Там он какое-то время повозился в районе крыльца с обратной стороны. Распахнул затхлое пространство дачи. Кровать мерцала голым матрасом, газеты шевелились на абажурах. Мы открыли дипломат.
Наконец-то.
Было плюс пять, может быть, семь. Мы лежали на простыне голые до половины. Этого было достаточно.
Из дипломата надежно пахло котлетками.
Незваный гость
Так нежно, как готовила Ирина, не готовил никто. Готовить мало — она умела так распределить все приготовленное по столу что за стол было грех садиться. Все сначала стол фотографировали, потом пальчиком тренькали по пирожковым тарелочкам и тут же одергивали руку. Никому не хотелось нарушать всей этой невероятной мозаики. Между тем, все что стояло на столе было далеко не всем, что ждало гостей. Основная часть томилась в плотном аппендиксе кухни, куда ходу не было никому, кроме самой Ирины. Что-то доходило в духовом шкафу, что-то томилось на выключенной плите под байковым полотенцем, что-то наоборот остывало за окном, а что-то предусмотрительно укрывалось в посудной витрине, чтобы не набраться ненужных ароматов.
В гостиной уже в первой трети вечера Ирина получала основную порцию комплиментов, затмевая как правило первопричину застолья. Но она то знала, что это не конец. Буквально через два часа она выплывет с десертом и они пойдут за своими комплиментами в такое нутро, что только мычать и смогут сквозь взбитый тремя вилками сметанный крем. И гости мычали, слезы чревоугодия обегали их стыдливые рты. Они икали, просили еще кусочек, отваливались и просто рыдали в Ирининых ладонях, вымаливая рецепт.
Между тем не было человека, который бы так ненавидел гостей как Ирина. Сказать что она их боялась — нет. Она их не выносила как класс, как строй, как напасть, как совершенно лишнюю в бытовании опцию, посылаемую ей как какой-то налог на кулинарные успехи.
И вот однажды приехал из Москвы Виктор. Виктор был родственник очень дальний. Тут у него была командировка. Дня два. И он решил позвонить Валере, своему троюродному деверю, с которым они нет нет да и распишут в Москве по случаю пулечку. Трубку взяла Ирина. Это кто? Это Виктор — а Валера где? А Валерка на работе .Он там ночует у него ночные смены, не задумываясь выпалила Ирина, моментально просветив как рентген запасы холодильника — там все было идеально — борщ, фаршированные перчики, баклажаны под гнетом, манный пудинг. Редко так бывает — но даже готовить ничего не надо. Только смородину протереть к пудингу. Но это даже было хорошо. Даже отлично было отказать не потому что нечего есть — а потому что все они хотят ее смерти на кухне. Даже из Москвы приезжают.
Виктор вспомнил этот случай 40 лет спустя, так и не поняв, почему нельзя было повидаться с добрым Валеркой и откуда в КБ ночные дежурства. Сам он тогда переночевал в общежитии, самостоятельно съев икру, зефир и пол палки сервелата, которые он привез Валерке.
Зачем ты так со мной?
Она. — Зачем ты так со мной?
Он. – Как?
Она — Вот эти слова говоришь, на больное наступаешь..
Он — Я?
Она — А кто?
Он — Я просто отвечаю на твою истерику. Реагирую.
Она — Истерику?
Он — Конечно – а что это было?
Она — Что именно?
Он — Вот то, что сейчас произошло.
Она — А что произошло? Я не шевелилась даже. Я закрыла сахарницу крышкой.
Он — И что это по-твоему?
Она – Как что? Я просто закрыла сахарницу.
Он — Это, дорогая, жест истерички, закрывать сахарницу как раз когда человек перед тобой налил себе чаю.
Она — Но я не видела, что ты налил себе чаю.
Он — Кто б сомневался – ты вообще не видишь что я делаю ,тебе всё равно, чем я занят. Тебе плевать на мои желания, на мой голод, на мою жажду!
Она — Опять?
Он — Узнаю риторику.
Она — Какой-то разговор бессмысленный.
Он — Естественно! Смысл давно утрачен – во всем: в том, что мы здесь, в том что мы едим, спим, заряжаем телефоны вот в этом общем пространстве – у нас ведь общего только пространство – что нет?!
Она – О! Ты хочешь разойтись?
Он — Я не могу разговаривать в таком тоне.
Она — Я спокойно говорю.
Он — Именно! Именно спокойным тоном произносятся самые идиотские вещи – это твоя практика. Ты так жила всегда и со всеми.
Она — Скажи тогда ты что-нибудь умное .
Он — Я не собираюсь каждую минуту сообщать тебе что-нибудь умное — я не гугл, я зашел на кухню выпить чаю, который ты, кстати, никогда мне не предлагаешь.
Она — Ты тоже – заметил?
Он — Ага – сам дурак? Ну, это мы проходили – твоя типичная манера в споре!
Она — Это самое умное, что ты хотел сказать?
Он — Речь не обо мне – давай условимся раз и навсегда. Речь о наших отношениях. Вот сейчас — на фоне отсутствия ужина, пустого чая, вечно немытой посуды…
Она — Я давно говорю о посудомойке.
Он — Мы живем вдвоём – какая нахрен посудомойка!
Она – Может, мне еще стирать ходить на Яузу? Готовить на примусе?
Он — И ты утверждаешь, что ты не истеричка?
Она — Я не вижу сахарницы. Где сахарница, кстати? Где, блин, сахарница! Только что тут была!
Он — Она в мусорке.
Она — Где?!
Он — В помойке. Раз ты считаешь, что я должен пить чай без сахара – зачем нам сахарница! Пусть я забуду как она выглядит!
Она — Ты в своем уме, милый?
Он — С тобой любой спятит – ты разве не знала?
Она — Как-то до сих пор все выживали. Что у тебя в чашке?
Он – Чай.
Она — Это не чай.
Он – Чай.
Она – Дай сюда. Это же виски!
Он — Это чай. Без сахара причем.
Она — Сейчас ты выльешь свой чай в раковину, вымоешь чашку и пойдешь в магазин за сахарницей. Деньги я тебе дам. Купишь, вернешь сдачу и если мне не понравится – ляжешь спать в кабинете. На месяц! Понял меня?
— Он — За что?! Господи, сахару уже нельзя спросить в доме!
Фотографии всегда меня уродуют
— Фотографии всегда тебя уродуют — говорит мне Ада, глядя на лучшее что у меня есть — фоточку в полный рост с развевающимися волосами на фоне паруса или эвкалипта.
Что вы такое говорите, Ада? Я тут девочка совсем!
Ты тут синий чулок какой-то и нос картошкой, — не отступает Ада.
Я понимаю, что мне уже не выиграть джекпот на сайте знакомств — в жизни-то я ого-го, сплошное обаяние, тонкая кожа, нарушенный вестибулярный аппарат, вечно клонящий меня в сторону на радость спутнику, маленькая ступня, аккуратные ушки, низкий голос — всё, что может произвести впечатление, когда остальные ресурсы исчерпаны. А что фоточка? Блонд, оскал, ровные ноги — таких миллионы. С такими в разведку не пойдут, за море не увезут — там можно не различить промеж остальными.
Сейчас будем делать селфи — тридцать раз, пока не добьёмся индивидуальности. Что это у тебя? Индивидуальность — не видишь что ли? А на голове что ты накрутила? Открыла лоб.
Что? Лоб открыла. Тебе его закрывать уже пора. Давай волосы вот так, вот так…
Вот здесь ты хорошо получилась, естественно так. Взгляд такой вдумчивый как бы внутрь. Ребёнок так тебе идёт. Просто мадонна. Серьёзно? Да, суперская фоточка, это какой год? Это этот год. Этот? Да. Поздравляю. Спасибо. Жаль только, это не я.
Соседи сверху
Выбирайте – парные таксы, музыкальная школа, сын в очень дорогой школе, сын в не очень дорогой школе, очень дружная молодая семья, очень недружная молодая семья, бедные люди с аккордеоном, еврейская женщина-экспозиционист.
Начнем с такс. Их две. Они просыпаются в 6.30. Хозяевам вставать западло. Они держат под подушкой четыре теннисных мячика и бросают таксам в коридор, а те – апорт – наперегонки резво несут обратно. Пол – паркетная доска. Продолжительность программы – 60 минут.
Музыкальная школа. Класс скрипка. Задают как в консерватории. Начать лучше пораньше. Часов в 14.00. Закончить последний пробег этюда – сразу перед сном в 22.30. Продолжительность программы… 8 часов 30 минут с одним антрактом.
Сын в очень дорогой школе. Все очень дорого. Включая самого сына. Он все время учится. Приходит в очень дорогую квартиру. Ест дорогую еду. Смотрит в дорогой монитор. Есть еще очень дорогая дача. Родители уезжают. Сын остается. Один. Продолжительность программы два раза в месяц 48 часов.
Сын в не очень дорогой школе. Легально курит на балконе. Продолжительность программы три раза в день по 10 минут с мобильным телефоном. Пол – паркетная доска. Все вечера пятниц без исключения.
Очень дружная молодая семья. Только что родился ребенок и все время растет. Непрерывно. Вот ему купили первые ботинки на твердой подошве, чтобы не искривлялась стопа.. Пол- паркетная доска. Радость ходьбы. Продолжительность программы– около 6 часов в сутки.
Не очень дружная молодая семья. Долгое молчание. Потом дзынь. Продолжительность программы 2-3 минуты один раз в районе полуночи.
Бедные люди с аккордеоном. Продолжительность программы -только официальные выходные и государственные праздники.
Еврейская женщина- экспозиционист. Один раз — но всю твою квартиру сразу после ремонта.
«Дмитрий перестал ходить на работу, но никому об этом не сказал»
Сложности начались в первые полчаса. Дмитрий вышел из подъезда, дождался троллейбуса и сел на свободное место. Ехать нужно было примерно 40 минут. Но почему-то он решил проехать дольше. Не сразу, а после первой остановки стал размышлять — где ему теперь надо выходить? У работы — исключено. До работы — неинтересно, он там уже был — а вот после работы нет, не был ни разу. Остановка называлась Санэпидемстанция. Дмитрий встревожился, как любой на его месте. Дмитрий вышел и первое что он увидел — была столовая. Обед — от 100 рублей. Это хорошо, подумал Дмитрий и заметил себе это местечко. Потом шло длинное здание, в конце которого был травмопункт. Это хорошо — подумал Дмитрий и прикинул — сколько от остановки до травмопункта. Дальше стояло желтое здание с зарешеченными окнами — санэпидемстанция, догадался Дмитрий и закурил. Все-таки не знал он своего города.
Дмитрий перешел на другую сторону улицы и сел в троллейбус. Троллейбус привез его обратно домой. Дома уже никого не было. И Дмитрий переодел тапочки и зашел в туалет. Бачок тек. Он делал это все двадцать лет жизни Дмитрия в этой квартире. Но вдруг стал раздражать. Дмитрий достал инструменты. Снял крышку и стал дергать помпу. Ржавчина колыхнулась. На дне бачка блеснула монетка. Дмитрий запустил руку — и достал ее. Это оказалась не монетка, а обручальное кольцо. Его жены. Она сказала, что потеряла его два года назад. Дмитрий не поверил, устроил скандал, жена ушла. Потом он долго возвращал ее, пил, пытался выслеживать. Потом приехала теща их мирить, он чуть не убил тещу дверью. Пошел делать анализ ДНК, срезав клок волос с головы сына. Теща уехала, Дмитрий уволился, а жена вдруг сказала, что никого не любила в жизни так, как Костика. Кто такой Костик — подумал Дмитрий и спустил воду. Бачок исправно вернулся к своей функции. Да какая разница. Вот кольцо, вон там на остановке санэпидстанция. Потом вспомнил. Костик — это бульдог у тещи на даче. Сдох этим летом. Дмитрий сунул палец в кольцо и заплакал. Кольцо застряло. Дмитрий дернул его три раза и поехал в травмопункт. Вечерело.
«Я скучаю по себе»
Приятно пройтись по садовому кольцу сразу после парикмахерской. Голова легкая. Люди с добром идут навстречу. Отмечают твою свежую покраску , молодой взгляд, бодрую походку. Походка, кстати, во многом зависит от состояния волос. Я специально спросила у парикмахера своего – что и вправду у меня волосы выпадают? Я скоро облысею?(имея ввиду – как же я ходить буду). Он сказал – нет, что вы. Они растут с удвоенной скоростью и силой. А выпадают они, уступая место новым, могучим седым волосам. Эта мысль поддерживает меня уже второй час и мобилизует.
Я обгоняю ( я уже практически спортивной ходьбой передвигаюсь) мужчину в шортах и цепочке на шее. Он идет без сумки , без рюкзака и самоката. Просто идет в шортах. Ну, цепочку надел. Вдруг уже он догоняет меня и предлагает проводить. А куда? Я собиралась в кафе, но теперь пришлось сказать – в метро. Вот мы идем. Я, значит, говорю, что я репетитор и иду к ученику (а то иначе почему бы не в кафе?). А он на это говорит, что он с Воробьевых гор. Я говорю, что учу древнегреческому. А он говорит, что тоже родился в Азербайджане. Но, говорит, вы не подумайте – я русский. Я ничего не думаю. Просто на цепочку посмотрела. В Баку сто лет не был. Правда? Хорошо говорю. Что вы русский. Но — он говорит –хоть я и русский , давно хочу древнегреческим заняться. У меня всегда с ним проблемы были. Занимайтесь, говорю. Начните с Гомера. С Гомера? — спрашивает мужчина с Воробьевых гор. Неважно, говорю. Можно с него. А отпуск у вас есть? Нет говорю , какой отпуск с древнегреческим. А выходные? Нет, в выходные я должна по-русски наговориться как следует, чтобы не забыть, и потом у меня семья, дети.
Да что, говорит, у вас все работа да семья – нужно же о духовном как то позадуматься. Так и говорит – позадуматься.
А тут как раз метро. Вот, говорю, извините, метро. Я понял. Давайте так – обменяемся телефонами, а там посмотрим. Нет, говорю – телефон я не даю.
И тут же вспоминаю, что эту фразу я произносила лет тридцать назад последний раз.
Ну, может двадцать. А остальные годы что – жила обычной жизнью? Видимо жила обычной жизнью. На что-то может надеялась? Да, на что-то надеялась. Учила древнегреческий? Боже упаси. Мотала свежевымытой головой? Мотала. Вот этим я создавала ураганы.
Без телефона? А как же вас ученики находят? По запаху , говорю.
А я – инженер, электросетями занимаюсь.
Рада за вас. Эту профессию я тоже когда-то встречала. Когда-то очень давно, когда всё стояло на своих местах и работало исключительно от электоросетей.
И тут я встаю на цыпочки, чтобы заглянуть ему через плечо.
Невыносимая легкость супружеского долга.
Они проснулись и лежали. Пока он не сказал – ну что? И повернулся на бок. Теперь он видел ее ухо. Теперь она его отлично слышала.
— Ничего. – сказала она в потолок. — Вставай собирайся. Участки уже открылись
— А зачем так рано?
— А потом будет поздно. Решил – так иди с утра. Потом позавтракаешь.
Он вылез из-под одеяла и открыл шкаф.
— Я надену вот эту майку?
Это смотря какие штаны, — сказала она, окончательно проснувшись
— Джинсы?
— Нет, в джинсах жарко. Надевай белые.
— В белых штанах идти?
— Иди без штанов.
— Тогда майку темную надо.
— Возьми темную.
— Она грязная.
— Она не может быть грязная — она темная.
— Ну может все-таки ну его? Может, поваляемся еще?
— Мы полжизни валяемся. Особенно ты. Докажи мне хоть что-то!
— Я готов! Я как раз хотел доказать, что я люблю тебя.
— Это не в квартире делается.
— А где — на участке?
— Нет, это делается в магазинах, в пунктах аренды автомобилей, на сайтах аэрофлота. На воде в конце концов.
— А причем тут вода?
— А причем тут любовь? Вода, кстати, это стихия. Но тебе не понять.
— Так я пошел?
— Да. Участок наш в 23 школе. Там, кстати, и перекусишь. У меня еще 16 часовое голодание не закончилось
— 16 часовое? Зачем так мучиться?
— Чтобы все убить внутри.
— А что, разве еще что-то осталось?
— Иди на выборы, придурок.
— Хорошо, — сказал он. — Супружеский долг сполнить не удалось – пойду сполнять гражданский
— Именно. Собаку возьми с собой и мусор.
— Там же полведра всего!
— А тебе контейнер нужен? Я тебе самое легкое поручаю, самое легонькое – а ты…
Портфель был собран с вечера
У людей есть цели в жизни. Я слышала, что это так. Цель в жизни определяет ее смысл. Считается, что без смысла это не жизнь. Поэтому по-выходным все ходят и спрашивают друг у друга – скажи, а в чем смысл жизни? Твоей, в частности. В шутку, конечно. Потому что ответа на этот вопрос нет. У кого смысл был – тот его давно уже нашел и забыл как звать . Допустим, в детях. Ну вот они дети. Вот дети детей. А ты как не спал ночами – так и не спишь. Или вот, например – смысл жизни – спасти планету. Ты стоишь, перед тобой четыре контейнера мусорных. А руки у тебя две. В одной картонка, в другой бутылка, в зубах — от йогурта, в кармане от винегрета. Ты распределился, спас планету маленьким напряжением. Но ночь твоя не станет от этого спокойнее. Да и день тоже.
А вот мне повезло (в этом смысле, конечно). Потому что мой смысл определился еще в школе. Я всегда-всегда хотела собрать портфель с вечера. В девятом классе это один раз получилось – просто потому что я не ночевала дома и портфель не разбирала с вечера. Так и пошла. Это оказалось очень удобным – я пробовала несколько раз. Правда, учителя были не очень довольны. Уроки с учебниками не совпадали. Но теперь-то меня научили, что думать надо прежде всего о себе. Сейчас я бы, конечно, плевала на учителей. Но на их месте давно другие люди, которые все время проверяют мои портфели по утрам и вечерам. И мысли мои постоянно крутятся вокруг этого.
Был месяц, когда я ставила будильник – чтобы если не с вечера — то хотя бы с рассвета собрать тот самый портфель. То есть сознательно перечеркнуть начало дня необратимой суетой. И дальше уже без завтрака и душа, в разных гольфах все время куда-то идти и идти, причем без портфеля, который хоть и счастливо собран – но забыт в прихожей вместе с картой тройка.
Мне нравится, что задача эта не ускользает и не заменяется ничем. Она только усложняется год от года, расширяя горизонты самопознания.
Случилось страшное
Хорошо бы страшное случилось, когда я буду спать, думал маленький Костик. Вечером мама сказала, что если Костик не отдаст завтра велосипед Славику – случится страшное. Но Костик уже и так не отдавал этот велосипед три дня. И ничего страшного не случалось. Только приходила Славикова мама и гладила Костика по голове. Потом, когда славикова мама уходила, его родная мама подходила и хлопала Костика по голове с размаху. И это по-вашему не самое страшное?
Велосипед он всё равно не отдаст, потому что Славик выдал пароль Хромову. И Славик это знал, и Хромов это знал, и Валерка знал. Никому не было жалко велосипеда. И Славик давно уже с ним попрощался, счастливый, что остался с зубами. Костик перевернулся набок и стал представлять себе самое страшное. Мама будет плакать как на той неделе, когда папа курил на балконе. Или папа хлопнет дверью, запрет кладовку со всеми приставками. Да, такое может быть. Что может быть страшнее приставки, запертой навсегда? Пуня. Ну не усыпят же они Пуню? Пуню не усыпят. Ну не отменят же море? Могут – но не отменят. Билеты теперь дорогие – сказала мама, кажется тоже, когда плакала. Что еще? Не пустят вечером на картинг смотреть. А там все. Да. Это самое страшное. Или отведут вырывать гланды. Точно! У Костика резко заболело горло.
За дверью послышался мамин шепот.
– А куда он его спрятал всё-таки?
— Кого?
-Велосипед!
-Как куда – ко мне в машину, — сказал папа
— Вы в своем уме? – хихикнула мама
— Самое страшное, что в своем, – сказал папа и пошел курить на балкон.
А мама? Хихикала дальше – или может быть у нее плач такой?
«Химия и жизнь»
Люблю мужчин широких. Как мой. Давай, говорит, купим хутор. Я не возражала. Люблю землю, природу, крепостное право. И вот мы приехали в Латгалию. У нас было три примерно хутора на примете. Расстояние между ними километров двадцать. Мне нравятся такие расстояния. Ты как в космосе. Один нам понравился очень — там все были абсолютно пьяные. Все пять человек. Кроме женщины. Женщина просто сидела и смотрела на своих животных. Я хотела сказать, там еще худые животные кое-какие были. Домашние. Мы просто сразу захотели купить именно этот хутор. Чтобы избавить семью от избыточного достатка и как-то оздоровить их жизнь. Но так не полагается в мире коммерции и прямого накопления богатств. И мы поехали по второму адресу. А там хутор был разрушенный — но зато стоял на самом озере. Латгалия — озерный край. И на этом хуторе не было никого абсолютно. Кроме объявления про свеклу. То есть не помню, что случилось со свеклой — но о ней сообщалось минимум на двух языках. Этого мы выдержать не могли — и решили перекусить прямо здесь. И очень сытно перекусили, раздевшись догола. Я всегда пользуюсь полным отсутствием хозяев. И всегда раздеваюсь. Как русалка.
Нам еще больше захотелось хутор — и деньги нам прямо как у Шукшина — жгли голые ляжки.
Потом мы все-таки оделись — потому что Латгалия — край озерный, но лето в нем короткое.
Прыгнули в машину и поехали к третьему хутору. По дороге мы захватили на 67 километре Марину. Марина жила тут на хуторах со своим чернокожим другом. В прямом смысле — но это значения в данном случае не имеет.
И вот мы подъезжаем. А Марина именно в этом последнем уделе была очень заинтересована — она там уже договорилась о залоге. А я еду — и тоже чувствую, что сейчас нам удача улыбнется во весь отреставрированный агророт.
И мы приезжаем — а вокруг непостижимая даже глазу райская красота. Но что-то меня смущает. Какой-то запах. Какой-то химии. Я смутно различаю на горизонте стены то ли заводика. То ли мастерской — очевидная переработка происходит. Наверняка — отходов от предыдущих двух хуторов. А мой уже деньги достал. Марина телефон. А я не могу. Я чувствую угрозу своему здоровью, будущему потомству, щитовидной железе, ногтевым пластинам. Просто вибрирую. И глазами проговариваю этот текст. Марина в ужасе — куда действительно она нас привезла. Как она могла так ошибиться! И тоже прядет ноздрями. И мой тоже расстроен — в лом ему деньги назад таранить. Впереди, понятно, тяжелое пьянство. Но я уже вышла и всем телом вдыхаю яд. Все вокруг меня ревут или надсадно цокают. Это реактор какой-то. Все соглашаются. Мы вспоминаем адрес эко-контроля. Уезжаем, подорвав отношения с Мариной.
И только дома, опять раздевшись по обыкновению и поражаясь собственной впечатлительности (даже в дом приволокла этот запах!) — я открыла сумочку и достала треснувший флакон лака для ногтей. Крышечка свернулась.
«Теплый вечер — и это еще ни о чем не говорит»
Семья проводит время на море. И теплый вечер для нее — приятная перспектива.
Женщина подметает кухню — и теплый вечер для нее приятный прилив ненависти ко всему окружающему.
Мальчик едет на велосипеде — и теплый вечер для него — это бесконечная восьмерка переживаний — успеет не успеет.
Девушка смотрит в телефон — и теплый вечер для нее просто наказание, одиночная камера, пожизненное заключение без права переписки.
Собака бежит — теплый вечер для нее вариант счастья.
Кошка бежит — все одинаково. Теплый вечер даже хуже холодного. Много людей. Еда быстро портится. Жалости никакой.
Мужчина смотрит телевизор — теплый вечер равняется холодному пиву. Это образец гармоничного расклада. Канон. Совершенство.
Проводник выходит на перрон. Теплый вечер. Все будут курить.
Продавец выходит на крыльцо. Теплый вечер — никто не будет курить свои.
Любовники пишут смс. В тепле все распространяется очень быстро.
Корова мычит. Теплый вечер. Домой не хочется.
Женщина подметает пол.
Американские безработные расположились под мостом. Теплый вечер в Соединенных Штатах. Мечта.
Всё включено
Я расслабилась и сменила купальник на шорты и топ. Думать было не о чем. Два дня назад я рассталась с Александром. Телефон мой тихо заряжался от искрящейся время от времени розетки. Единственной в нашем номере, не считая телевизионной. Больше он не позвонит. Никогда.
Брякнул смс. Не у меня. У мужа. На какую-то одну вторую тона отличаются. Я повернула голову. По кровати плавали махровые лебеди. В ванне еще вчера лежал махровый крокодил. Мозаика на полу предваряла альков. Но алькова не было. Были лебеди. Что есть — то и включили.
— Хочешь что-нибудь , -спросил мой муж Коля не вставая с кровати, перекладывая одного из лебедей себе на живот.
— Хочу, — сказала я , не отвлекаясь от основной темы, а именно представив себе Александра медленно стягивающего через голову толстовку.- Хочу
— Кофику? Шампусику? Орешков?- принялся отгадывать Коля оживленно как старательный официант.
Пауза затянулась. Александр стоял перед глазами без толстовки.
— Гуль-гуль? Подрёмкаем? Может чики-чики?
— Кампари с соком, — промычала я, сделав вид что не понимаю домашнего диалекта. Не местная.
— Так давай позвоним — это тут сразу!, — отлегло у мужа и он как раненый откинулся рукой к гостиничному телефону.
Телефон запикал в ре диезе. Соль ре ре соль. Гуууууу. Гууууу.
-Не отвечает. Пошли в бар
В баре сидело три человека и синхронно ели мороженое.
Стоял огромный контейнер с мороженым и льдом.
Лед был включен в мороженое.
— Кампари с соком, — сказал Коля с американским акцентом.
В последнюю секунду исправив сок на джус, как обычно забыв добавить плииз.
— С чем? — лучезарно переспросил эбонитовый бармен в ослепительной рубашке
— Джус, — сказал муж
— Кампари?, — уточнил бармен
— С джусом — закрепил муж
Смуглый подозвал кого-то из-за двери.
Появилось четверо. Не появились — а как-то проступили на фоне голубой стены . Соединились , как баскетбольная команда в перерыве. В ожидании когда тренер перестанет махать руками и указывать направление броска. Наконец , тренер поднял обе руки, и команда рассыпалась. Минут через десять обнаружился вермут.
Все нещадно улыбались. Люди в холле не отрываясь доедали мороженое ничего не желая больше чем тень и прохлада.
Муж понюхал вермут и стянул с головы бандану. Плохой признак.
— Кампари с соком, — сказал он, наматывая бандану на кулак.
Он как-то умеет дать ускорение проблеме. Понятно же что нет у их ни кампари ни джуса ни шампусика. Есть лёд. . Я тому времени самостоятельно обзавелась мороженым и тихо ела его с ладони.
— Джус ноу, — проползло под гулким потолком и осело на каменной столешнице.
Муж встал сел и вдруг наглядно обнял меня, не спуская глаз с тренера, то есть бармена — и все стало понятно. Всем туристам. Всей принимающей стороне. С моего мороженого съехал лепесток шоколада и слетел на коленку.
Команда смуглых налипла на ледяной контейнер, как фигуры Пикассо на земной шар, и через пять минут у них в руках забились свежие апельсины.
— Ноу пресс, — отчитался смуглый так уверенно, как будто основная его задача была не дать нам напиться. Он вертел одной ладонью над второй. Мотал головой. И вентилятор топырил его просторные рукава так что вид елась подмышечная поросль
-Дайте воды, пожалуйста — попросила я на хорошем французском, которому учил меня Александр накануне эмиграции. Мы готовились к побегу. Александр ушел из клиники и работал массажистом. Поэтому без толстовки было заметно как наливаются его рабочие бицепсы и матереют хирургические пальцы.
— Ты знаешь французский? — удивился муж Коля
— Это эсперанто, — сказала я принимая пластиковую гранату минеральной воды «эвиан».
— Эсперанто эсперанто — эсперанто, говоришь? А как на эсперанто идиот?
— Идиот.
— Все идиоты, — удовлетворенно сделал вывод муж, — Эврибоди. И язык идиотский.
Тихо конечно, куда-то в сложную мозаику веранды.
Но смуглые вдруг бросились вон. Фигура речи. Они просто разом развернулись и ушли обессиленные. Еще через десять минут я пила теплый кампари с теплым соком . Передо мной проплывали лебеди.
Школа плавания для взрослых
Я представляю, как приду и мне поставят дыхание, выпрямят руки и ноги, голову мою обтянет серебряная покрышка. Я стану на десять см длиннее и на пять тоньше, вес мой уменьшится кг на полтора , а взгляд прояснится и станет прямым: он будет видеть только буйки, разделительные полоски кафеля и пятки инструктора. Хотя я не думаю, что инструктор поплывет вместе со мной. Он будет наблюдать. Это не очень приятно — хотя очень надежно. Почему неприятно? Во-первых одной страшно. А во-вторых -за мной и так достаточно много народу следит, начиная с кассиров.
Я буду всегда омытая и непричесанная – а зачем – завтра снова в бассейн. Купальников куплю четыре один дороже другого (мотивация великая вещь). А тапочки – ладно, пусть будут эти, в которых я чуть не утонула в Египте. Ах да – я чуть не утонула в Египте в каких то внутренних водоворотах. Это было неприятный момент в жизни. Та что исключить неприятности с помощью всесторонних умений рук и ног– неплохая задача на ближайшие пару лет.
Бассейн выберу открытый . Воздух морозный. Оплату наличными. Жизнь на берегу.
Рецепт семейного счастья
Два небольших кусочка – а лучше один большой кусочек белого хлеба- батона. Намазываешь маслом. И ставишь варить два яйца в мешочек. Почему именно такая последовательность? Потому что за время варки яиц масло слегка подтает и пропитает булочку.
Яйца сварились ( в это время ты слушаешь радиостанцию 90,6 ФМ) . Яйца лежат в холодной воде –чтобы лучше чистились. Вопрос – нам что пять лет, и мы первый раз в жизни варим яйца? Нет, нам не пять лет. Но мы хотим знать рецепт семейного счастья.
Итак, яйца слегка приходят в себя после варки. А мы режем кусок белого батона- нарезки смазанного маслом на маленькие кубики. Острым ножом. Ну, ножи у нас само собой все острые и разного размера. Досточка свеженькая – на ней конечно, никаких котлет на отбивалось до этого – только раскладывались деликатесы.
Нож летает, из-под него выпрыгивают одинаковые кубики хлеба с маслом. Казалось бы – ничего хитрого. А этого никто не делает тщательно. И никто этим не любуется.
Предварительно мы приготовили пиалу, куда всё это будем сваливать. Пиала стоит прямо тут как в передаче кулинарный поединок, где остается только мечтать о такой организации предметов на рабочей поверхности.
Но для нас это не составляет труда – потому что кроме пиалы и досточки – ничего не требуется на этом этапе.
Итак, доходит дело до яиц. И вы вспоминаете пару пошлых анекдотов про яйца, крутые яйца, сырые яйца – но не произносите их вслух. Зачем? Наша цель приготовить завтрак.
Квадратики свалены в пиалу. А яйцо почищено, его тельце чуть сопротивляется блестящей чайной ложке, пущенной отработанным захватом, дабы отделить белок от скорлупы. Оп – и яйцо перевалено на кубики. Расползается там.
Вы берете второе –тут главное не давать ускорение в расчете на повторное знакомое действие. Потому что второе яйцо требует аккуратности и внимания как второй ребенок. Могут быть подводные камни. И мы не ускоряемся – а просто работаем увереннее.
Итак – все в пиале. Перемешиваем хлеб с яйцами яйца с хлебом. Солим . Сверху … можно даже ничего не класть сверху – а так и нести в спальню.
Теперь вам понадобится партнер – только он скажет «да». Да, это счастье.
Записывайте.
Мокрый пол
Я думаю самое время поиграть в ассоциации. Что приходит на ум, когда скажешь мокрый пол? Ну анекдот про директора и уборщицу. Мокрый пол мокрый пол мокрый пол. Пол только что вымыт. Это приятное сообщение. Моя однокурсница Юля во время учебы в университете жила в общежитии – в отличие от меня. Комнату она делила с крайне неприятной девицей Наташей. Волосы немытые, прыщи вокруг носа. Внешне противная и так зануда занудой. Еще с ними жила Лиля . У Лили учеба была делом десятым, а с первого по девятое стояли вечеринки и мальчики. Короче, серьезную мою Юлю тошнило от этого всего. Но она принимала судьбу как нас учили сразу после 1917 года.
И вот возвращается Юля с каникул из своего родного города. И едет не в общежитие – а ко мне типа на чай. Мы с ней сидим чай пьем, про лето говорим. И, чувствую, Юле хочется в эту общагу как идти и падать.
Но делать нечего – у меня тут бабушка, дедушка, тетя – спать негде. На слеующее утро она мне говорит перед лекцией. Представлешь – вчера иду к себе, прям ноги не несут. Открываю комнату. А на пороге влажная тряпочка , пол мокрый еще после уборки, на столе кастрюлька с картошкой горячей! Наташка утром приехала. Пол помыла.
Ну, может быть еще дождь и скользко . Предупреждаем: мокрый пол. Это тоже хороший знак – о тебе заботятся. Много ли на круг о тебе заботятся? Чтоб ты не упала, башкой не долбанулась? В основном угрозы. А тут мокрый пол. У нас мокрый пол. Вот иди потихоньку, смотри под ноги.
Мокро – хорошо. Вот такой ряд будем продолжать.
Можно не стучать?
Артур Л. обвел взглядом коллег. Коллеги притихли. Они знали, что сроки срываются. Дедлайн – завтра. Все приглашены. А тут вчера сменили всю программу. Были итальянцы – стали немцы. С утра начинали англичанами – сегодня короткими, но американцами. Артур Л. Развернул перед собой карту мира. Это плохой знак – известно даже детям. Хорошо если остановится на Румынии. Австрия еще туда сюда.
Но может пройтись и по родине. Тогда суток может не хватить.
Первая ушла на карантин. Пригласили из области. Колокольчиков не нашли в спешке. Взяли бубен. И тут еще ударные со свадьбы еле успели.
А можно не стучать? – произнес Артур Л. по слогам, обращаясь именно к ним. — Не сту чать!!!-
Барабаны и тарелки рассыпались летним громом по закулисью.
Но все посмотрели на вторую скрипку, уже долбившую смс на видавшем виды айфоне.
Бросивший и брошенный
Человек, бросивший только что камень, отряхнул руки и присел на берег. Он был не очень стабилен. И в этой связи намеревался с пользой рассмотреть противополжный берег, поразмышлять над совершенством природы и необъятности родины, неподъемности бремени. Сев, человек достал из кармана скромную плоскую фляжечку, и сделал долгожданный очередной глоток. Не глядя, пристроил фляжку рядом. И по звуку понял, что она упала. Человек повернул голову и увидел на месте фляги тот самый камень который он только что бросил в воду.
— Не может быть, — сказал бросивший камень.
— Почему нет? – молча ответил камень
-Ты должен быть в воде – сказал бросивший, — Вон, еще круги расходятся.
— Сори, — сказал брошенный, — по моему сценарию это ты должен быть в воде. Вон круги еще расходятся. Мои уже давно закончились.
— А ты? – не понял бросивший и опять отпивший.
Я, — молча сказал камень, — здесь не для бросков, а чтобы подчеркнуть совершенство природы, необъятность родины, неподъёмность бремени. А вот твоей задачи я до сих пор не понял.
Мое персональное чудовище
Сначала я думала, что имя его Вадик, потом что Даня, потом Илья Борисович — но оказалось нет. Я ошиблась. У него не было имени, то есть оно могло быть мужским и женским. Главное, что у него было — непомерные бедра. Если с ним идти рука об руку по асфальтированной дороге жизни — далеко не уйдешь. Только свежим воздухом подышишь. Вот например, на этом пути обязательно встретится дверь с табличкой «Мой личный кабинет». Тут нас с чудовищем ждет большой красный СТОП. Ни как туда войти, ни как, войдя, запомнить выход — непостижимо. Поэтому о том, что происходит в моем личном кабинете я не узнаю никогда. Если, конечно, не сойдусь однажды с хакером.
Следующая дверь — Госуслуги. Мое чудовище любит эти ворота. Врата ада. Шутка конечно. Мы топчемся, перемигиваясь, возле табличек ШТРАФЫ, Налоговые задолженности, Запись к врачу. Нет никаких сил нажимать эти ручки, а нажав и даже сделав первый шаг — тут же становится ясно — чудовище не пролезает .
«Установите программу прямо сейчас» — это настоящая бомбёжка среди ясного дня. Одна я еще туда-сюда Но вдвоём с чудовищем нам и спрятаться -то негде.
«Старая камера — новые возможности.. Краткий курс « Ключевое слово краткий. Тут чудовище вспоминает, что ему давно не вырывали дальний зуб.
Еще чудовище постоянно пинает ногами слова «Бронирование», «Активируйте ваш аккаунт», «Откройте в браузере».
Но, это мое персональное чудовище — у других чудовищ всё довольно миленько. Халатики выдают.
Следующая жизнь чайной ложки
Конечно, ночами мы все об этом думаем. Нож мечтает проснуться бензопилой, вилка – гарпуном, дура столовая ложка спит и видит себя экскаватором.
Иногда с нами укладывается открывашка для консервов – эта вообще ненормальная. Уже договорилась, больная, узнавала о вакансии хакера на кулинарном сайте. Лопатка для горячего долго (почти год) не признавалась, но потом ляпнула шумовке, что хочет возглавить партию несогласных. Шумовка девка простая мало того, что всем растрепалась – так и свою карьеру под удар поставила. Не бог весть ,правда, что за карьера – бредила дуршлагом. Но там надежных берут. Это только на первый взгляд все прозрачно у них.
Всех покрыл штопор, помню. Следующая жизнь рисовалась ему на нефтяной скважине в виде буровой установки. Мы сначала ему завидовали – но с этого марта только жалели. Тем более его подружка воронка для крема примеряется к радарам.
Кисточка для желтков – кто б сомневался- в бьюти-индустрию намылилась.
Дети! Не понимают, что одно дело проснуться , а другое – переучиваться!
Курсы не бесплатные плюс возраст у всех. Вот я – вам первым говорю – чайная ложка – да? В принципе меня все устраивает. Но сейчас немодно, чтоб все устраивало. Поэтому, извините, но вы оцените мой изящный маневр. В следующей жизни хочу быть ложкой кофейной, Кофейной ложечкой…. Работа та же, а уважения – не сравнить…
Примерочные все заняты
Предрассветная изморось Чистилища, элегические мизансцены, позволяющие рассмотреть нас перед Вратами, которых мы удостоимся.
Что-то подобное должно быть и перед входом в этот мир.
Всю жизнь выбирая между добром и злом, мы практически предрекаем решение Страшного Суда в отношении себя. А как славно бы было примерить все грехи и добродетели человеческие заранее.
Что к лицу – а что уже вышло из моды, что можно носить не снимая — а что поиздержется за один сезон. Искусство комбинировать, экономить, убивать наповал, помещать в дорожную сумку, талант никогда не повторяться, не вызывать зависть(а только восхищение) , занимать минимум места в шкафу, всегда быть в цене если что – да мало ли с чем полезно подойти к “продуктовой” так сказать корзине.
Но все примерочные заняты – это обычная история. Выпрыгивающие из них к зеркалам малолетки с плотной розовой кожей, плечистым разворотом, нежными щиколотками, орущие на своих спутников – ты что не видишь я в этом жирная!!! Вот всё, что мы можем наблюдать перед собственным торжественным выходом в многолюдный эфир.
Ну если уж она жирная – думаем мы, отвернувшись скорее от зеркал. И вот так вслепую, совершенно голенькие – уааааааа…….
Рулетка и сантиметр
Я не люблю ни того ни другого. Известия из мира координат меня всегда огорчают. Нет, измерениям как таковым я вполне доверяю.
Но точные данные просто так на тебя не сваливаются. Они прилетают по делу. И дело это должна будешь совершать именно ты.
Этого, я считаю, достаточно, чтобы всеми силами избегать соответствующих девайсов.
Сантиметр, разумеется, самый безобидный из них. Самый покладистый. Тебя измеряют бабушка и тётя с целью изобретения нового наряда. Они подносят к глазам натянутую на фаланге метку и что-то быстро поверх очков пишут карандашом.
В сантиметре не больше метра. Ну разве не чудо? Видимые границы успокаивают. В руках ни тяжести, ни холода, ни острых краёв…Отчетливо помню его скромный клеенчатый поясок на своей увеличивающейся талии. Шестой месяц.
А теперь рулетка. Мебель, проёмы, доски какие-то. Тщеславное хозяйство поперек безмятежного созерцания. Тихая власть учтенного пространства. Иллюзорная гармония предметов вокруг. Сквозняк углов и переборов. Если бы не плинтус- всё встало бы. А всё и так встало. И ты сама на том же месте с сантиметром на шее. И он всё туже и короче, а рулетка прямо таки безразмерна как кишечник динозавра. И даже если ты отпускаешь ее , намерявшись до упаду, она щелкнет по пальцам ,как будто ты здесь не хозяйка участка, а совершенно случайный залётный землемер.
Последние достоверные сведения
Всё, что вы когда-нибудь прочитаете обо мне, конечно, неправда. Это еще мягко сказано. Всего этого не происходило вовсе. То есть поначалу , когда капля дождя падала в песок, был тот кто на это посмотрел, поднимая взгляд к облаку. Вот примерно там вверху и замерла вся правда о той минуте. Дальше было так. Безупречная в своей витальности на высоте 5 тысяч метров над уровнем моря правда сталкивается с ольховой линейкой добра и зла, греха и добродетели. И оттуда, с высоты чудесного водного конденсата, перепуганная правда спускается по спирали в виде меня, уже отведавшей этой линейки.
С этого момента все, что я делаю , говорю или собираюсь предпринять уже больше никогда не будет похоже на простую каплю , упавшую в обыкновенный песок. Прощай, гравитация, природный колер, жажда и влага. Забудем эти слова. Даже если они иностранные. Иностранцев тоже забудем — у них может многое не совпадать. Приблизим то, что навсегда будет маячить между мной — и чужими глазами. НЕсокрушимое чувство вины за дождливую погоду, чувство неудобства за то, что я здесь и арсенал ужимок, чтобы как-то устоять на этом самом песке. Собственно песок — это и есть последняя реальность. Даже не проверяйте.