Из стихотворений 2021 года
Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2022
* * *
променяв любовь на мудрость,
сколько выиграешь лет?
осыпается, как пудра,
слишком яркий белый свет
много боли в чистом поле,
раскалился зверь июль,
не видать вовеки воли,
в сердце – дырочки от пуль
там на облаке багряном
ветхий-ветхий бог сидит,
рядом ангел иностранный
по-бермудски говорит:
умирать совсем не страшно,
благо – вовремя уйти…
догорает день вчерашний,
с новым днём – не по пути
с развесёлою тоскою
дантов ад с небес глядит,
авангардного покроя
проповедник-эрудит –
был матросом и солдатом,
плотником и босяком,
в мир блистающий когда-то
вторгся беглым чужаком,
всё на свете перепутав,
зло с добром смешав в горсти,
выпустил на волю смуту
прямо с млечного пути
грозно музыка играет,
чёрт зашёлся в гопаке…
где же рай-то? – нету рая
только тени на песке.
* * *
Этот дворик и этот март…
на бульваре Тверском азарт,
хруст прекрасных напрасных лет
и любви предвесенний свет
А с такой заказной войной
мне не жить – закусите мной,
тень из прошлого без огня
все мосты сожгла за полдня
Много бед, много зим прошло –
накопилось большое зло
за Тверской, за бродячий Крым,
за несбывшийся третий Рим
Милосердья жила сестра
на арбатских семи ветрах,
я водила туда весь Лит,
бытием становился быт,
но прошло целых тридцать лет,
даже памяти доброй нет,
всё сожрала эпоха зла,
нет ни девушки, ни весла,
я стою наверху зимы,
жарким днём – в сердцевине тьмы,
абсолютная сирота,
нет родства – и земля пуста
* * *
чёрный пёс рагнарёк
на пути моём лёг
я его обойти не сумела
и его поводок
проскочил между строк
начертав приговор неумело
мне бы раньше найти
запасные пути
мне бы спрятаться от урагана
только кто виноват
что одна в листопад
я стою посреди зурбагана
и в последний обоз
рагнарёк чёрный пёс
зазывает заходится лаем
я кричу на бегу
всё уже не могу
и к кому прислониться не знаю
чёрный пёс чёрный глаз
рагнарёк слышит фас
расцветает как чёрная роза
я хотела свернуть
но помечен мой путь
и менять траекторию поздно
* * *
Я хотела бы стать прохладней,
равнодушней, что ли, ко всем…
Помнишь, там, в золотой Элладе,
было много великих тем?
Чем кончаются эти страсти:
меч свистит, голова летит…
в нашей неисцелимой касте
жизнь и смерть – бытие и быт.
Да, меня не припомнят милой
и щебечущей, как щегол,
знали, как я неслась на вилы,
превращая в бинты подол,
как была бесноватой, страшной,
обличающей всех вокруг,
а ещё… в грусть-тоске вчерашней
смертно сузившей узкий круг.
Это Грушенька постаралась,
это карма моей души,
до этапа – самая малость,
а она всё: пляши, пляши!
И какие там наши кони,
впереди – лишь один прогон,
это жизнь моя на перроне
провожает чужой вагон.
Сколько бывших из окон машет!
никого уж не узнаю…
Видишь, Фёдор Михалыч, наших?
придержи меня на краю…
* * *
Вокруг бушуют шум и ярость –
последнее, что нам осталось
в чертогах чокнутой чумы,
она вокруг швыряет кости,
непрошенной приходит в гости
и гасит светлые умы.
Обыкновенная чумишка
пирует, пируэтит слишком,
сирены «скорых» и шопен
ей слух и зренье услаждают,
она украдкой нападает,
высасывая жизнь из вен.
Она безумна и всеядна,
целует в губы безоглядно
и пожирает свой улов,
а если кто в неё не верит,
он будет бит, по крайней мере,
или убит без лишних слов.
Ей эти жалкие людишки
нужны, как для рулетки фишки
в бездушных игрищах кривых,
когда ж она угомонится,
совсем другие будут лица
у сохранившихся в живых.
Все возвратятся понемногу
в страну, где одному лишь Богу
понятен первородный мир
вдрызг заплутавшего Адама,
опять сбежавшего из храма
на смертный человечий пир