Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2021
ТЕПЛОЕ ТЕЛО ЛЮБВИ
Никто никого не может заставить любить.
Не может заставить, уговорить, обязать.
Эта усмешка бедра, эта эротика рта
Могут увлечь, опьянить, вывернуть руль
В улочку, где кирпич запрещает въезд.
Только тем, кто сюда переселился – пожалуйста!
Только тем, кто махнул рукой на любовь – пожалуйста!
Ты еще можешь успеть сделать крутой разворот,
Ты еще можешь вернуться в дом, где жила любовь.
Ты еще можешь открыть двери и отключить
Сигнализацию. Ты еще волен былой
Любви пользоваться секретами.
Ты еще можешь позвать, как домашнюю кошку,
Теплое тело любви, спрятавшееся в углу,
Спрятавшееся от страха, спрятавшееся от стыда,
Спрятавшееся от горя. Теплое тело любви
Плачет сухими слезами. Где оно? Почему
Не выбегает к тебе? Где оно? Почему?
Прячется от тебя? Или оно ушло
Теплое тело любви? Вылезло через трубу?
Выплыло через антенну, облаком распластав
Лапы, шею, хвост. Или оно ускользнуло
Рыбой, лягушкой, змеей, сбросив до этого шкуру,
Став, кем угодно, кроме теплого тела любви.
Ты еще можешь отчаянно перелистать
Платья. Ты еще можешь успеть кожуру
Апельсина отбросить, одеяло сорвав с постели,
Пошарить под простынями, подушками, под матрасом,
Может быть тело любви съежилось, стало малой
Долей того, что было, но все–равно существует,
Как существуют в жидком азоте замороженные зиготы,
Как существует застывшее в ужасе и надежде
Теплое тело, тело любви, теплое тело любви,
Теплое тело любви, теплое тело любви,
Теплое тело любви, теплое тело любви,
Теплое тело любви… теп… ло… лю…
ХУДОЖНИК ЮРИ АРРАК В ТАЛЛИННЕ
Неподалеку от Толстой Маргариты
Кафешка художников открыта.
Толстая Маргарита – башня городской крепости,
Необычайной привлекательности и крепости.
Толстая Маргарита – ласковое похлопывание
По заднице барышни-крестьянки,
Пример фольклорной
Самозванки, самоизгнанки, самоизнанки и самобранки.
Мы сидим в кафешке,
Пьем «Вана Таллинн»,
Грызем орешки.
Послушай, брат, говорит Юри.
Я хочу перейти к раскрашенной скульптуре.
Я буду раскрашивать фигуры,
Красками, взятыми из натуры.
Юри иногда вставляет в русский язык слова,
Заимствованные из латыни,
Он рычит громче льва,
Хохочущего в пустыне.
Итак, продолжает мой друг-художник,
Берем железный треножник,
Вставляем в него бревно,
Из бревна вырезаем лицо Мадонны
И статуя готова для хулы и поклонов.
Приглашаем публику.
Покупаем водку и вино.
Так в мире художников заведено.
А лев, пустыня и Толстая Маргарита?
Юри смотрит на меня, скорее насмешливо, чем сердито:
Куррат со всеми этими промежуточными предметами!
Запасемся метлами, петардами и кометами,
Полетаем вокруг Толстой Маргариты и Старого Томаса
На метлах, петардах и кометах без карты и компаса,
Пока не свалимся под стеной городской крепости без чувств
Во славу искусства ради искусств!
АННА АХМАТОВА И МОЛОДОЙ ПОЭТ
Слава приходит утром
Солнце проходит утром через лапы сосен.
Дачники проходят мимо:
К берегу Финского залива,
К Щучьему озеру,
На станцию Комарово.
Слава приходит внезапно, говорит Анна,
Вы просыпаетесь в комнате абсолютной безызвестности,
Вы и не предполагаете,
Что на Литейном проспекте,
На Фонтанке,
На Аничковом мосту,
Всюду – газетчики,
Везде – почитатели таланта,
На каждом углу – книжные палатки,
Над которыми летают воздушные шарики,
Красные, желтые, зеленые и голубые.
А над Домом Книги летает (оторвался!)
Знаменитый (стал разноцветным!)
Шар–реклама швейных машинок компании Зингера.
Стал воздушным!!!
О такой славе вы мечтаете, молодой человек?
Нет!
Тогда послушайте, приготовьтесь к таинственной славе:
Несколько друзей, кое-кто из них становится летописцем,
Несколько недругов, которым тоже хотелось таинственной славы,
Но даже такой славы они не получили,
Словом, несколько друзей и недругов,
И многочисленные толпы безразличных.
Многочисленные толпы равнодушных к вашим стихам и стихам вообще,
Хотя, стихов вообще не существует.
Есть Пушкин.
Слава, это когда вы просыпаетесь
В комнате абсолютной изоляции.
Нет, нет, не в камере!
До этого…
Вы просыпаетесь в комнате.
На вашем столе рукопись никому неизвестных стихотворений,
Вы открываете форточку.
В комнату вашей абсолютной изоляции
Врывается рев толпы, которая вовсе неравнодушна,
Которая требует вас,
Хочет вас видеть и слышать,
Хотя есть Пушкин.
Или это рев возмущенной толпы?
Толпы, которая вас ненавидит?
Ведь вы всю жизнь презирали толпу.
Вам хотят отплатить с лихвой.
Ненависть, разве это не слава?
Разве это не слава, когда есть Пушкин.
АМЕРИКАНСКИЙ СТУДЕНТ
Он пересекает улицу, примыкающую к Университету.
Пересекает по кривой.
С голубым рюкзаком, в бежевой вязаной шапочке,
Он пересекает университетскую улицу.
Пересекает по кривой,
Пинает пустую банку из-под кока-колы,
И она летит – красный самолет,
Описывая дугу,
И звеня/громыхая, как мерзлый конский навоз
Из раннего стихотворения Шкляревского,
Опускается на асфальт, подпрыгивает,
Ползет на брюхе, переворачивается,
Пока не утихнет около бордюра.
Этот студент – мой сын, Он несет в голубом рюкзаке
Романы Набокова и Хокса (по-английски)
И стихи Сапгира (по-русски).
Улицу пересекает длинноногий студент с красным рюкзаком
Это друг моего сына. Он несет в рюкзаке
Романы Набокова и Хокса (по-английски)
И стихи Петефи по-венгерски.
Еще один студент, смуглый и белозубый, со стаканчиком кофе
Пересекает улицу. В его зеленом рюкзаке
Романы Набокова и Хокса (по-английски)
И рубаи Омара Хайяма (по-арабски).
ТОЛСТОЙ, ДОСТОЕВСКИЙ, ЧЕХОВ
В Туле или Петербурге,
В Крыму или Сибири,
В сублимированном подобии земного рая
Они беседовали о смысле литературы.
Толстой сказал:
Поведать о патологических ситуациях в нормальном обществе.
Достоевский сказал:
Изучить нормальные характеры в патологическом обществе.
Чехов сказал:
Написать про жизнь моих современников.
К примеру,
Анна Аркадьевна,
сказал Толстой.
К примеру,
Настасья Филипповна,
сказал Достоевский.
К примеру,
Ольга Ивановна,
сказал Чехов.
Толстой оглянулся:
Тсс! Софья Андреевна!
Достоевский крикнул:
Обожди, Анна Григорьевна!
Чехов кашлянул:
Как ты там, Ольга Леонардовна?
Ангелы летали вокруг писателей.
Ангелы с одинаковыми лицами.
Стоило таиться?
Сказал Толстой.
Стоило проигрываться!
Сказал Достоевской.
Стоило ждать,
Сказал Чехов.
Подготовка текста Максима Д. Шраера