Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2021
Утренний дождь
В первый рабочий день я решил прийти в офис раньше всех. Надел свой самый официальный костюм, галстук, белую рубашку. Думаю, сразу покажу, какой я надежный человек. Ведь первые три месяца – испытательный срок. Могут и не оставить. Надо произвести на начальницу моего отдела впечатление.
Пришел в понедельник к восьми утра и жду, когда откроют дверь через час, чтобы быть самым первым. Через несколько минут за мной пристроилось еще несколько человек в грязной одежде. Они никак не походили на офисных работников. Мои коллеги плохо пахли и сверкали безумными глазами. Я решил не обращать на это внимания. Ведь у меня сегодня такой большой день. К без пяти девять безумцев уже было человек пятьдесят. Они дергали решетки на окнах, громко стучали и, ругаясь, требовали, чтобы немедленно открывали дверь. Визги, крики, толкотня, маленькие драки. Это был скорее зоопарк с загнанными в клетку дикими животными. Когда дверь открыли, они рванули так, как будто это был спринтерский забег, я упал, и меня бы затоптали, если бы не охранники. Костюм порвали. На белой рубашке был след чьей-то подошвы. Опустив голову, я побрел в туалет приводить себя в порядок. Как теперь знакомиться с начальницей? Стою перед зеркалом и слышу, мне мужской голос за спиной говорит:
– В этом здании на третьем этаже клиника для наркоманов. Им там дают таблетки метадона, отучая от героина. И вот весь эффект от метадона за субботу и воскресенье выветривается, и они уже в полном безумии не могут дождаться следующей дозы. Для тех, кто здесь работает, специальный вход с другой стороны здания.
Я повернулся поблагодарить незнакомца и увидел, что это красивая эффектная женщина с потрясающей прической, справляющая нужду стоя, в писсуар. Я выскочил пулей из туалета.
Бежал на автобус и, когда заскочил внутрь – смотрю: у меня туфля порвалась. Торчит оттуда палец в носке. А сегодня целый день принимаю клиентов. Первый же увидел и, ничего не стесняясь, спросил:
– Кто из нас тут бомж, ты или я?
А я-то думал, что скажут клиенты или начальница, если проволокой перемотаю?
Утро. Гламурный Манхэттен. Подхожу к работе. Красиво. Может, я редко это говорю, но я люблю центр Нью-Йорка. Пока меня не перевели в центральный офис, поработал 12 лет на всех его злачных окраинах. Теперь заслужил всю эту красоту. Смотрю, бомж писает прямо под деревом у дорогого французского кафе. Люди, пьющие за стеклом кофе и пожирающие вкусные булочки с джемом, должны на это смотреть. Портит картинку и аппетит. Хотел на него накричать, а потом подумал. Если мы позволяем это делать собакам, то чего нельзя бомжу?
Миллионы калорий
Иногда утром охватывает такая депрессия. Лежу в постели и нет никакого настроения вставать. Для чего я живу? Зачем ехать на эту работу? Весь день заниматься этими доходягами? Направлять в ночлежки освободившихся преступников, которые запросто могут и повторить, сумасшедших, которые потеряют свою обувь по дороге, и наркоманов, которые прямо в зале ожидания будут покупать кокс? Какая трагедия случится, если я не пойду? Я же, по идее, был рождён, как птицы, для этого самого, как его, вот, вспомнил: для полёта!
Ну хорошо, если я приду в офис, и никого еще нет. Пойду куплю кофе, может, пирожное, поброжу по интернету, узнаю, как все плохо в Америке и России, и немножко депрессия отпускает. А бывает, придешь, а тебя уже ждет в приемной бомж вонючий с Библией под мышкой, которого крысы на мусорке, где он спал, покусали. А ты еще кофе со сливками и корицей не выпил и вишневым рулетом не успокоился, и как там все безнадежно в мире, не узнал. Бомж начнет объяснять, что на самом деле он это я, а я это он, и вообще Иисус мне, то есть ему, все простит. И хочется этого пахнущего философа собственными руками задушить.
В мексиканской лавке под нашим офисом дали сегодня кофе и пирожное бесплатно. Пытаюсь понять эту логическую цепочку. Они думают, что я русский, а мексиканцы выиграли у немцев в России, то есть это и моя заслуга, получается. Ну что же, замечательно, хотя сладкого мне и нельзя. А что будет, если мексиканцы завтра проиграют в Москве? Переживаю.
Рядом с офисом – крытая тележка пакистанца Мухаммеда. Продает кофе, чай, пирожные. Я с ним часто болтаю. Мне всегда в подарок пирожное сует. Учитывая, что я и так далеко не худенький, это настоящая диверсия против меня, даже скажем так – акт антисемитизма. Но какой вкусный акт! Побольше бы таких!
Короче, пропал Мухаммед. Неделя, две нет. Скучаю. Вес терять начал. Сегодня опять тележка появилась.
– Мухаммед! Друг! Как дела? Куда делся?
– Был в Пакистане на похоронах отца. Какой у меня был героический отец! Воевал в Афганистане с русскими, потом с американцами. Сколько раз был ранен! Все его друзья погибли, а он выжил и всех пережил. И вот взял себе пятую жену молодую двадцатилетнюю. Я ему говорил: «Папа! Зачем тебя еще жена? Тебе уже 80!» Но он на меня накричал – кто я такой, чтобы отца учить? Короче, она его в постели замучила. Умер посреди ночи. Очень уж она страстная была!
Подхожу сегодня к тележке Мухаммеда, а он смотрит на фотографию папы в моджахедской одежде с Калашниковым где-то высоко в горах Афганистана, рыдает и приговаривает:
«Папа! Папуля! Как же мне тебя не хватает! Ты же был мой лучший друг! У тебя же 20 детей и 50 внуков! Все тебя так любили! Зачем ты от нас ушёл? Зачем тебе нужна была еще одна молодая жена?»
Увидел меня. Стер рукавом слезы и дал мне чай и клубничный рулет бесплатно:
«Алекс! Ты русский! Ты мне можешь достать одеколон «Красная Москва»? Мне отец в детстве всегда привозил из командировок в афганские горы».
Сегодня Мухаммед смотрит видео по телефону и хохочет. Показывает мне видео на пуштунском сайте. Осел, одетый в эротическую женскую интимную одежду, бежит по глухой горной деревне в Пакистане и кричит как недорезанный: «Иа, иа, иа», – а за ним бежит бородатый мужик с садомазохистской плеткой.
Мухаммед сегодня утром дает мне вместо чая кофе. Я удивился:
– Мухаммед! А что случилось с чаем?
– Извини, дорогой. Я сегодня пакетики забыл взять. С женой поругался. Да и какая тебе разница? Чай или кофе? Как между странами в Европе. Вот нет никакой же разницы, например, между Россией и Италией.
Весна. Теплеет. Птички поют. Покупаю у Мухаммеда возле офиса утром чай. Он со своей тележкой на ледяных ветрах, конечно, настрадался зимой. Пакистанец довольный философствует:
«Как говорил мой покойный папа, великий воин Аллаха, зимой надо жениться, а весной разводиться или брать еще одну жену».
Уже час на работе перевариваю эту восточную мудрость.
Была у нас перед входом на работу большая тележка, где продавались кофе и пирожные. Держала ее толстая эквадорка Доминика, у которой было трое детей от четырех разных мужчин. То есть она не была уверена, от какого из двух был последний мальчик. Возможно, в том, что я от своей работы в собесе не повесился и не выкинулся из окна, ее большая заслуга. Я ехал утром не на работу, а к Доминике. Как она умудрялась делать такие вкусные кофе и пирожные, один Бог знает. Я не включал компьютер и не брал телефонную трубку, пока не выпивал эту живую воду. Я просто уверен, что такой кофе пили инки перед казнью или боем. Именно это позволяло им спокойно смотреть в глаза смерти. Каждое утро с каждым глотком в моей жизни постепенно появлялся смысл. Я понимал, зачем жить еще один день, и что Бог все-таки существует, что бы там ни говорил Кьеркегор.
Мне было Доминику искренне жалко. Летом в этой нью-йоркской сауне с нее лился пот в три ручья. Зимой ледяные ветра опрокидывали тележку вместе с ней внутри. Мы с прохожими вытаскивали ее из тележки и поднимали тележку назад. Иногда я охранял ее тележку, пока она бегала в туалет. Я ей рассказывал про тесты на городские работы. Мне казалось, что она мои слова пропускает без внимания. Но месяц назад Доминика с ее тележкой исчезли без следа. Я забеспокоился и стал успокаивать себя, что она заболела или поехала в Эквадор навестить родственников и непременно скоро вернется. А то как же жить? Надежды ведь юношей питают?
Сегодня директор познакомил нас с новыми работниками. А вот и моя латиноамериканская подруга. Теперь Доминика будет сидеть недалеко от меня. Но тележки у входа, которая меня спасала, больше уже никогда не будет. И волшебного инкского кофе и сладостей теперь тоже не будет никогда. Я сам своими руками уничтожил смысл моей жизни. Мой последний шанс – это предложить ей руку и сердце и надеяться, что она позволит мне стать гордым еврейским отцом всех ее эквадорских детей и будет поить меня этим кофе утром, днем и вечером. Семь дней в неделю!
В Тбилиси на литературном фестивале познакомился с известным чилийским поэтом Серджио. Поддерживаем связь уже несколько лет по интернету. И вот он в Нью-Йорке на какой-то важной конференции по латиноамериканской поэзии. Пошел с ним на обед в мексиканское кафе рядом. Подошел хозяин ресторана – и как они затараторили на испанском. Чилиец на меня показывает. Хозяин отошел, и мы докончили ланч. Я уже об этом ланче и забыл. Сегодня захожу в тоже место, а хозяин подбегает:
– Серджио сказал, что ты гениальный русско-американский поэт алкогольного направления. Я тоже поэт! Тебе в моем ресторане теперь всегда текила бесплатно.
Вот так с моим еврейским счастьем! На обед пить текилу, а ведь одной рюмочкой не обойдется – можно быстро работу потерять и превратиться из ведущего в клиента велфера. А по вечерам и выходным это кафе закрыто.
Какой волшебный запах был от этого кофе во французском кафе рядом! С корицей и имбирем. Со сливками, правда. Миллион калорий, конечно, но если не пить такой кофе, то зачем тогда жить? Только я зашел на работу с этим волшебным еще не начатым стаканом, как начальница меня погнала в приемную:
– Иди! Там твой любимый Бенджамин. Уже час тебя ждет!
Я зашел в комнату, забыв оставить кофе на рабочем столе, и меня сразу нокаутировал бомжовский запах. Это незабываемая комбинация мочи, пота и туннелей нью-йоркского метро, где Бенджамин обитал в последнее время. Но вчера ночью его покусали обиженные крысы в борьбе за территорию и находящиеся рядом мусорные контейнеры, и он наконец решился переехать в ночлежку. Зря он так боялся, что его там изнасилуют. Там, конечно, не ангелы, но не до такой же степени. Я заполнил на компьютере направление в ночлежку и пошел в другой конец офиса к принтеру. Запахи бомжа, от которых у меня даже закружилась голова, заставили забыть о кофе. Когда я вернулся в приемную, Бенджамин допивал мое кофе.
– Бенджамин!!!
– Я вообще люблю с медом!
Какой молодец! Спас меня сегодня от миллиона калорий!
Учитывая большое количество работников собеса с лишним весом, директриса пригласила организацию «Теряем вес вместе!», чтобы они приходили к нам в офис раз в неделю и рассказывали о правильном питании и пользе физических упражнений.
Нас каждую пятницу стали загонять в конференц-зал. Во время лекций некоторые служащие вскакивали, рвали на себе волосы, кричали:
– Да не может такого быть!!! Неужели и это нельзя? Как хорошо, что вы теперь к нам приходите! Как мы жили без вас?
Если на первом заседании было 30 человек, то на пятом – только я один. Все остальные под всякими предлогами уклонились, спрятались по своим кубикам и хрустели нездоровой едой. Представитель печально развела руками:
– Я сдаюсь! Сколько работала по разным компаниям, еще такого нигде не видела! Хоть город нам и платит хорошие деньги, наша организация вынуждена прекратить сотрудничество с вашим офисом. Мы капитулируем! Упорные у вас люди. Ваши сотрудники не боятся ни болезней, ни смерти ради хорошей пиццы!
Враг свободы
Два часа дня. Начальница вечером сегодня улетает в отпуск на Карибы. Будут ее опускать в клетке на дно морское, и акулы будут пытаться ее съесть через решетку. Но ничего у подлых акул не получится. Только зубы себе обломают. Мою начальницу боятся наркоманы и зэки. Что ей после этого какие-то акулы? Вдруг она обнаружила у себя на столе бумажку, где нужна срочно подпись клиента. Зовет меня:
«Алекс! Выручай! У меня в девять вечера самолет. Поезжай прямо сейчас в эту ночлежку под Нью-Йорком. Там еще никто из нашего офиса не был. Какое-то новое прогрессивная место. Новые подходы в лечении пагубных привычек. Клиент должен расписаться в этой бумажке. На две секунды визит. Акул вот я не боюсь, а вот если здесь его подписи не будет, меня мэрия возьмет за жабры точно. Короче, один плавник здесь, другой там».
К четырем дня я добрался в эту дыру. Вышел из автобуса и прочел объявление прямо на остановке:
«Не прячьте вашу боль! Мы знаем, как вам тяжело! У вас наверняка кто-то из родственников или друзей был убит в перестрелке за последние несколько лет. Мы знаем, что они были ангелами и ни в чем не виноваты. Наша церковь Христа Спасителя ждет вас по воскресеньям с 2 до 4-х. Специальная проповедь для членов семей жертв уличных убийств! Резервируйте места заранее. Количество мест ограничено. Помните! Христос был распят за наши грехи!»
Я почесал затылок. Надо было убираться из этого милого райончика как можно быстрее. Ждать вечером потом здесь полчаса автобуса на пустынной улице не очень хотелось.
Я зашел в прогрессивную инновационную ночлежку. Директриса передо мной извинилась:
«Вы не можете сейчас встретиться с Кевином. У нас сейчас воркшоп: «Новое слово в лечении наркозависимости – кошкотерапия». Перерыв через час. Вот тогда он и распишется в вашей бумажке.
– А что мне делать этот час?
– Если вы хотите, можете принять участие в воркшопе. У нас осталось как раз несколько свободных кошек. Будете о нас потом везде рассказывать и рекомендовать вашим клиентам».
Меня завели в зал конференций и посадили в последнем ряду. Ассистентка выступающего немедленно положила мне на колени черную как уголь кошку по имени Макс. Другая белая Белла прибежала сама и стала тереться об мою ногу. Я стал слушать лекцию:
«Посмотрите на этих красивых животных! Какие они изящные и мягкие! Посмотрите на них внимательно. Они олицетворяют здоровье, прыгучесть, молодость. Вы не хотите разве стать такими же? Зачем вам гробить свое здоровье наркотиками? У вас есть шанс стать полноценными членами общества!»
Белла стала играться с моими шнурками. Макс мурлыкал, когда я поглаживал ему загривок. Ну что же. Когда бросает женщина и наркотики не выход, то кошка – неплохая альтернатива. Я бы тоже хотел стать изящной кошкой. Тут я заметил, что Кевин, сидящий в другом конце зала, приторговывает пакетиками, поглаживая кошку.
«Скажите да – здоровью, семье, Богу и нашим четвероногим друзьям!»
Гладящие кошечек жители ночлежки незаметно передавали ему деньги и назад получали пакетики с кокаином или травкой, не отвлекаясь на милых домашних существ на коленях. Я не мог поверить своим глазом. В сторону Кевина текли доллары. Ладно. Какое мое собачье дело? Я закрыл глаза. В перерыве Кевин подписал форму и сказал, что ему это все надоело и он сейчас угостит кошек валерьянкой. Вот будет умора! Я пожелал ему хорошо посмеяться и поспешил назад в офис. Начальница опаздывала к акулам.
После долгих уговоров Эрнесто согласился лечь в психушку. Я стоял в его квартире в защитном костюме на куче мусора высотой более метра. Мусор был распределен по всей квартире равномерно метровым слоем. Так что мы все были на высоте. У входа в квартиру ждали санитары и бригада химической уборки. Эрнесто подписывал последние бумаги. Я положил все в папочку и завязал тесемочку. В резиновых перчатках было дико неудобно. Бригадир в скафандре мне показывал на часы. Их ещё ждал труп в Бронксе. Эрнесто схватил меня за руку:
– У меня к вам последняя просьба, генерал!
Эрнесто почему-то считал меня генералом. Я безуспешно пытался выяснить почему.
– Да, рядовой, слушаю!
– Где-то здесь мой кот Честер. Он там внизу бесстрашно сражался с крысами, и они его, видимо, загрызли. Я не могу его так бросить на поле боя.
– Не волнуйся! Если мы найдём Честера, то он будет похоронен с высшими воинскими почестями. Он будет посмертно повышен в звании до майора.
– Слово генерала?
– Слово генерала!
– Пожалуйста! Буду вам очень признателен. Честер был настоящим солдатом!
Эрнесто отдал мне честь, и санитары под руки повели его к машине. Как только дверь скорой закрылась, я вздохнул с облегчением. Теперь за него отвечали врачи. Я махнул рукой, как Наполеон при Ватерлоо, и бригада космонавтов с лопатами и пластиковыми мешками набросилась на кучи. Через час все это лежало в грузовике. В одном из этих мешков, видимо, нашёл свой последний покой и майор Честер.
Когда у директрисы на столе лежит мое заявление об отпуске, она знает, что можно из меня веревки вить. Можно давать мне самых тяжелых клиентов. Можно тянуть, не подписывая. А я схожу с ума. Билеты уже куплены, чтения организованы. Подзывает сегодня:
– Навестишь в понедельник Бьянку.
– Эту алкоголичку, которую все отказываются навещать, потому что у нее дома удав огромный? Почему я? Я тоже боюсь змей!
– Ну ты понимаешь, мне из министерства звонят. Спрашивают, чего Бьянку уже год никто не навещает. Может, она квартиру, которую город оплачивает, уже десять раз пересдала. Вернешься во вторник в офис, а твой отпуск уже одобрен. А так не знаю, как долго. У меня тут работы завались.
Набираю Бьянку:
– Бьянка! Добрый день. Я к вам приду в понедельник.
– Добрый день. Конечно, приходи. Я и Карл будем вас ждать.
– Отлично! Только вот насчет Карла. Нельзя его как-то в клетку или коробку, когда я приду?
– О чем вы говорите? В какую клетку? У меня даже и нет никакой клетки. Я буду на вас жаловаться! Он же мне как сын. Никогда в жизни этого не будет! Карл! Карл! Оставь это виски в покое! Ползи сюда, мой ребеночек! Этот человек на телефоне должен прийти в понедельник и хочет посадить моего малыша в клетку. Он тебя не любит! Что мы ему скажем, когда он придет? Что мой маленький ему скажет?
В приемную зашел наркоман Винни с кроликом и уселся на стул.
– Какой симпатичный кролик у вас! Как его зовут?
– Его зовут в честь моего родного города – Палермо.
– Какой милый кролик! Можно, я его сфотографирую?
– Пожалуйста.
– Палермо! А ну смотри в объектив! Куда он побежал?
– Вот видите! Мама мия! Палермо нужна свобода, простор. А куда вы меня поместили? В этой ночлежке повернуться негде! А как там кормят? Он там ничего есть не мог! Вы не любите Палермо! О, Мама мия! Палермо, этот плохой человек тебя, такого милого, не любит!
– Ну давайте попробуем вас в другую ночлежку. Но предупреждаю: в этой, где вы сейчас, хоть как-то следят за порядком, а как будет в другой, не знаю. Вот недавно в другой ночлежке наркомана за 10 долларов задушили подушкой. Если отпустите там Палермо побегать, может и в супе оказаться. Какой он у вас откормленный…
– А нельзя будет к Палермо охранника приставить?
– К сожалению, у города на это не предусмотрен бюджет.
– В таком случае мы возвращаемся в старый приют. Палермо и суп несовместимы!
Винни зашел в кубик, плача:
– Мне надо срочно билет на самолет в Кливленд. Я должен быть там завтра до трех утра.
– А что случилось? Где наш любимый кролик Палермо?
– Мама мия! Вы знаете, что случилось? Я шел с Палермо мимо автовокзала, и у меня не было денег купить ему морковку. И меня начала мучить совесть, что я свою жизнь загубил, а теперь мучаю, заставил голодать моего любимого Палермо. Какая я сволочь! И ко мне подошла девушка, которая ждала автобуса в Кливленд, и стала гладить Палермо, и я ей сказал: «Пообещайте, что будете за ним следить», – поцеловал его в мордочку и отдал ей. Иду и плачу, и потом остановился и побежал изо всех сил назад, а ее автобус только ушел. Город мне обязан дать денег на самолет в Кливленд. Я даже не знаю ее имени. Я встречу автобус и верну моего кролика.
– Дорогой Винни! У города на такие траты не предусмотрены деньги. Извини!
– Вы меня убиваете. Я знал, что вы мне не поможете. Вы все никогда не любили Палермо! Я мчусь на железнодорожный вокзал. Может, мне удастся зайцем проехать и их опередить! – и Винни вылетел, как ракета, из приемной.
На следующий день Винни зашел опять в офис, с опущенной головой и фингалом под глазом.
– Винни! Ну как, ты доехал до Кливленда? Нашел Палермо?
– Меня сняли с поезда в Нью-Джерси. Я сопротивлялся, кричал, что мне надо забрать своего кролика, но меня побили и высадили на каком-то глухом полустанке.
– Жалко. Значит, Палермо уже не найти.
Не сыпьте мне соль на раны. У меня уже другая проблема, посерьезней.
– Что случилось?
– Психиатр, к которой я ходил уже десять лет, которая знает меня как свои пять пальцев, с которой мы уже дошли до самых глубин, с которой я уже понял, почему я люблю арбузы и не люблю дыни, почему я привязался к Палермо, а потом отдал его первой встречной, да еще и так, чтобы невозможно было при всем желании назад забрать, так вот, эта дура уже становится старой, ей уже скоро 70, она вчера заснула прямо на сессии, когда я ей рассказывал про Палермо. В самый ответственный момент! Аж захрапела! Какой ужас! Что за безобразие! Что мне дальше делать? Вы можете с ней поговорить, чтобы она не засыпала?
– Ну что я могу поделать? Она уже в возрасте. Вот-вот уйдет на пенсию. Давай тебе подыщем другого психиатра.
– Нет! Нет! Еще раз нет! Меня больше никто в мире не понимает, как она! Я ей сегодня даю последний шанс! Я ей расскажу, как я попал в реанимацию и чуть не умер от передозировки героином. Если она опять уснет, то ей больше не видать меня как своих ушей!
Когда-то цыган Пирамус был известным цирковым фокусником. Его коронный номер был – накрыть ядовитую королевскую кобру, Фифи, большой шляпой. Когда он поднимал шляпу, там были белые голуби, которые взлетали и несли через весь зал американский флаг. Зрители, особенно дети, хлопали вовсю. Номер имел сумасшедший успех! Его показывали даже по телевизору и писали о нем в газетах. Потом цыган сел на героин, и голуби начали гадить на флаг, а Фифи уползла из шляпы в зал и вызвала большой переполох среди зрителей. Она, к счастью, никого не успела укусить, но Пирамуса на всякий случай уволили.
Пирамус, опустив голову, покинул цирк, где провел столько лет. С мешком голубей и огромной банкой из-под соленых огурцов, где лежала Фифи. Сейчас бывший фокусник жил в городском общежитии для наркоманов, куда его поселил город, и не отзывался на телефонные звонки. Я приехал и вместе с директором приюта Хосе поднялся в его комнату. Мы постучались. Никто не отзывался. Хосе повернул ключ. Мы зашли в комнату. Цыган храпел на кровати в окружении своих голубей. На полу валялись шприцы и катались пустые бутылки текилы. По всей комнате летали голуби. Окно было настежь открыто: непонятно, где кончалась комната, а где начинались ветки дерева. Я не понял также, где была Фифи, и меня это беспокоило.
Хосе стал оправдываться:
– Мы ему запретили в комнату брать голубей, но они всюду за ним летят. Сейчас вот поселились на дереве напротив его окна, и он их подкармливает, они фактически у него живут.
– А где Фифи, вы не в курсе?
– Какая Фифи?
– Ну, королевская кобра его домашняя. Он с ней выступал. Наверное, тоже где-то здесь.
– Что?! – Хосе вылетел из комнаты как ракета. Я остался один. Надо было действовать поаккуратней. Мне на плечо сел голубь Грег. Я его узнал по кольцу. Он был лидером стаи. Только бы не нагадил. Можно было подергать Пирамуса за плечо, чтобы он проснулся. Но я не знал, где была Фифи. Может, грелась у него под боком и могла меня воспринять как угрозу хозяину. Также было не совсем ясно, кормил ли он ее. Я крикнул:
– Пирамус! Пирамус! Вставай! Это Алекс! Твой ведущий!!!
Цыган приоткрыл глаза и привстал на кровати:
– Привет, Алекс! Голова так трещит. Текила, конечно, вещь божественная, но так после неё голова трещит. У тебя пивка нет опохмелиться?
– Вначале ты мне скажи, где Фифи?
– Где, где? В банке, наверное.
– Банка пустая.
– Фифи! Фифи! Ты где, девочка моя?
Мы застыли на минуту. Фифи не отзывалась. Он зевнул:
– Уползла, змеюка, искать на свою жопу приключений! Ну, раз нет пива, так не пропадать же хорошему человеку, – он открыл бутылку текилы и хлебнул.
– Пирамус! А ты ее хоть кормишь? Что-то мне кажется, что голубей меньше, чем в прошлый раз.
– Ну, у меня было денег только на текилу. На мышей уже не хватало. Мыши теперь дорогие пошли. То, что мне город даёт, – слезы! Пускай приучается пить текилу. Хорошая вещь! Но я ей плеснул маленько в блюдечко. Не пьет, зараза! Переборчивая. Ладно! Я хочу еще спать! Давай я подпишу бумаги, что ты у меня был и я доволен городскими службами.
Он подписал форму, и я задом стал отходить к двери. Захлопнув, выяснил, что Грег еще у меня на плече и еще, подлец, все-таки успел на рубашку нагадить. Я аккуратно стряхнул голубя и пошел вниз, к директору в офис. Решил идти пешком. Вдруг с некормленой Фифи один на один в лифте окажусь? Я уже предчувствовал, какой здесь переполох поднимется, когда я сообщу Хосе, что по ночлежке голодная королевская кобра ползает.
Подхожу сегодня к дому клиента Мигеля. Он сидит на ступеньках и голубей кормит. Их вокруг него штук 30. Рядом клетка. Я присел рядом:
– Мигель! Как дела? Пошли к тебе домой наверх. Мне надо посмотреть, не пропил ли ты еще свою квартиру.
– Подождите, подождите немного. Подайте, пожалуйста, клетку. Вон, видите того голубя сизого? Он уже близко.
– Вот тебе твоя клетка. А, сизого вижу.
– В этом голубе спрятался дьявол. Мне надо его поймать, отнести его на речку и открутить ему там голову. Тогда черная полоса в моей жизни пройдет.
У меня мгновенно пропало настроение подниматься с Мигелем в его квартиру:
– А с другой стороны… Мигель! Я уверен, что в квартире у тебя все в порядке. Увидимся через месяц, как и положено, а может, и через два или через три. Знаешь, работы много.
75-летний Ховард умирал от рака. Никаких родственников у него не было. Химиотерапия не помогла. Он перестал убирать у себя в квартире, выгнал уборщиц, которых оплачивал город, и даже перестал платить за квартиру. Когда к нам в офис пришла копия из суда о его выселения, меня послали выяснить, что там происходит. Я пришел к Ховарду домой. Везде был навален мусор. Бегали мыши и тараканы. В туалете на полу валялись засохшие экскременты. Меня чуть не вырвало. Ховард в кресле-качалке курил сигару. Рядом рюмка и полупустая бутылка водки:
– Ховард! Чего ты не пускаешь уборщиц к себе? Тут же невозможно пройти.
– Алекс! Скажи мне, в чем, по-твоему, смысл жизни? Ты веришь в переселение душ? Кем ты, думаешь, я буду в следующей жизни? Я хочу быть антилопой.
– Почему антилопой? Ее может тигр съесть! Ну а почему мы сейчас говорим об антилопах? Да, ты в курсе, что тебя в следующую пятницу полиция должны выселить отсюда? Ты чего за квартиру не платишь? Все твои манатки выкинут на улицу, а тебя в дом престарелых заберут. У тебя же такая хорошая пенсия. Мог бы запросто заплатить.
– Представляю, как я, антилопа, несусь по саванне под жарким африканским солнцем. Вдали пасутся грациозные жирафы.
– Да! Красота! Ладно, я пошел. Распишись в этой форме, что я с тобой разъяснительную беседу провел.
Я вышел на раскаленную нью-йоркскую июльскую улицу. От жары плавился асфальт. Мимо прошла девушка уж в совсем коротенькой юбочке.
Звонит Ховард:
– Алекс! Меня уже должны забрать завтра в хоспис. Ты можешь взять к себе мою черепашку Дарреллу? Она тебя так любит. Если Дарреллу заберут в приют для животных, ей там будет очень одиноко среди змей и мышей. Они такие нечувствительные и наверняка будут Дарреллу обижать.
– Ховард! При всем моем хорошем отношении к тебе – как она меня может любить, если я ее ни разу не видел? Я даже не знал, что у тебя есть черепаха. У тебя дома такой беспорядок. Она вечно где-то прячется.
– Это потому, что ты ей нравишься. А Даррелла вечно под креслом, где ты садишься, и смотрит на тебя вверх обожающим взглядом.
На улице дикий мороз. Похоже, что обморозил руки и ноги, пока ждал автобуса. Кашляю. Нам должны были дать сегодня выходной! Ради чего и куда я ползу? Еле дошел до клиентки – немки Хельги. Она всю жизнь преподавала немецкий язык и литературу. Меня послали проверить, жива она еще или нет. Ей уже было за 90 и она все забывала. В том числе, и куда положила телефон. После смерти мужа Хельга перестала выходить на улицу и преподавала на немецком романтическую философию двум аквариумным рыбкам. Большую она прозвала Шопенгауэром, а маленькую – Ницше. Когда я к ней приходил, то слушал как зачарованный, как Хельга читает им на непонятном мне немецком: и мои глаза, и глаза рыбок умнели одновременно. Ещё у Хельги был превосходный шнапс. Если бы она позвонила в офис и сказала, что я пью у неё, ей бы никто не поверил. Так что я наливал себе и не стеснялся.
Я немедленно плеснул себе по приходу одеревевшими пальцами. В этот раз в аквариуме плавала только одна рыбка Шопенгауэр. Она смотрела на меня совершенно пустыми и безучастными глазами. Я спросил Хельгу:
– А где же вторая?
– Я не знаю. Я забывала их покормить целую неделю, а теперь здесь только одна рыбка. Неужели??? – и Хельга заплакала.
Я стукнул рюмкой, полной шнапса, по стеклу аквариума, за которым на меня пессимистичным взглядом смотрел Шопенгауэр:
– Давай по первой! За трагедию жизни и за упокой души друга твоего – Ницше!
После пары лет жизни на грязных свалках и в ледяных туннелях метро Фрэнк получил комнату в ночлежке при церкви Свидетелей Иеговы. Чистая, аккуратная комнатка. Не пятизвездочная гостиница, зато никакие хулиганы спящего не обольют бензином и не подожгут! Но Фрэнк всегда мечтал о собаке. Директор ночлежки предупредил, что нельзя заводить никаких животных, иначе немедленно выгонят. Тогда Фрэнк поднапрягся и принес кучу справок от психиатров, что ему нужна собака для эмоциональной поддержки. Иначе пойдет, мол, по пути греха. То есть наркотиков и алкоголя. И даже пригрозил самоубийством. Директор был непреклонен! Никаких исключений! Фрэнки пошел в организацию помощи бездомным, и адвокат оттуда позвонил сенатору. Сенатор позвонил в ночлежку, и так у Фрэнка появился белоснежный пудель по имени Коп. Фрэнки открывал ему консервы и приговаривал:
– Что, ментяра? Жрать хочешь?
Через некоторое время Копа Фрэнку стало мало. Он принес документ от ветеринарного психолога, что у Копа депрессия и ему для эмоциональной поддержки нужна еще одна живая собачья душа. Директор, естественно, ни в какую. Но Фрэнк по уже знакомому сценарию подключил Общество охраны животных, сенатора, и теперь у Фрэнки есть еще большая черная и вислоухая дворняжка по кличке Грабитель. Теперь он ходит по метро и клянчит деньги с тележкой и двумя разноцветными собаками. Дома он высыпает им в раздельные тарелки еду, наливает себе стакан виски и кричит:
– Коп! Жри быстрее, а то Грабитель спиздит!
Бомж по имени Доллар зашел ко мне в приемную с дворняжкой на поводке, махающей дружелюбно хвостом:
– Ее зовут Молли!
Я почесал собаке загривок. Она еще активнее замахала хвостом, довольная:
– Ну как дела, Доллар?
– Ну разве эта собачка – не самое лучшее существо в мире? Это мой самый близкий друг!
– Тебе можно только позавидовать!
– Директор ночлежки Свидетелей Иеговы, куда вы меня направили, сначала разрешил мне иметь собаку, а теперь он ушел на повышение. Он теперь еще более главный свидетель. А новый свидетель говорит, что с собакой нельзя. А Молли же мой первый друг. Моя эмоциональная поддержка. Мне психиатр дал даже такую справку. Средство от депрессии и наркотиков. А этому новому свидетелю это справка ни к чему. Позвоните и поговорите с ним. Не выйду из офиса, пока Молли не отстоим.
– Ну как я могу такое сказать? Ни в одной ночлежке не разрешается собак иметь.
– А вы тоже дайте справку.
Ну, делать нечего. Иначе Доллара из приемной не выгнать. Написал на городском бланке письмо:
«Уважаемый директор!
Доллар и Молли – большие друзья! Не разлучайте их, пожалуйста. Сделайте для них исключение. Хорошие друзья на дороге не валяются!»
Новые клиенты – новые сюрпризы. Спившийся театральный режиссер Ховард предупреждал же меня, когда я звонил из офиса, что его такса по кличке Теннесси Уильямс не любит, когда звонят в дверь. Ну просто ненавидит и никому не прощает, и гнев ее не знает предела. Чтобы, когда подойду к дому, позвонил по телефону – и он спустится и откроет. Но у меня столько клиентов, что замотался и забыл. Сам виноват! Теперь точно не забуду!
Вначале я услышал стук палочки, а потом в приемную вошла слепая Авигаиль в темных очках, с лабрадором-поводырем по имени Соломон. Соломон лизнул мне руку, зевнул и уснул у ног хозяйки. Клиентка расплакалась.
– Добрый день, Авигаиль. Чем социальная служба может вам помочь сегодня?
– Я не могу так больше! Я с ним все время ругаюсь! Сколько он у меня выпил крови! Соломон – настоящий антисемит!
– А что он сделал? Какая большая и красивая звезда Давида у него на шее!
– Я знаю. Мне все об этом говорят. Но это уже третья. Он их срывает. Он настоящий фашист! Гитлер!
– Ну ему, наверное, неудобно с такой большой. Вот ее и стаскивает. Может, даже кто-то в метро у него сорвал.
– Да? А я ему купила позолоченную кипу. Знаете, сколько стоит? Вы ее видите? Что, тоже сорвали? Мацу демонстративно не кушает. Свет включает даже в субботу. Я уже даже не заикаюсь о телевизоре. Я требую другую, не антисемитскую собаку!
Бобби зашел в приемную с тележкой, забитой всяким мусором, и тощей дворнягой по имени Веревка. У собаки был перемотан бинтами хвост. «Опять этот бродяга будет мне два часа жаловаться на жизнь», – с тоской подумал я. Негде ему жить, негде помыться. Столько раз засовывал его в ночлежки, но ему туда не разрешали брать с собой Веревку, и Бобби оттуда сбегал. Город планировал построить приют для наркоманов и алкоголиков с домашними животными только в следующем году. Бобби предпочел ждать, чем расставаться с Веревкой, и спал пока под мостом. Веревка лизнула мне руку. Тут у Бобби зазвонил телефон:
– Тихо, – он поднес палец к губам: – Это Паскуале, Антони.
Я чуть не упал со стула. Паскуале – один из самых известных нью-йоркских адвокатов. Бобби крикнул в трубку:
– Сто миллионов мало. Проси двести.
Оказалась, Бобби и Веревку сбил мерседес какого-то миллионера, и хоть он пробыл в больнице всего один день, за его дело взялся сам Паскуале, учуяв большие деньги. Значит, физические повреждения и моральный ущерб Бобби и Веревки явно стоили недешево.
Бобби вальяжно расселся на стуле и почесал Веревке загривок:
– Вот получу 200 миллионов долларов, куплю Веревке самые лучшие собачьи консервы. Вот вы умный человек! У вас есть квартира с ванной. Вы не знаете, какие самые вкусные и дорогие?
Сегодня первый теплый день года. Навещаю клиентов. Долой куртки и брюки! Да здравствуют шорты и футболки! Присел в парке на скамеечку. Боже, как хорошо! Птички поют. Сакура расцветает. На огороженной площадке для собак веселятся псы. Бегают друг за другом вдогонку и радостно лают. Хозяева им мячики бросают. Ходит работник парка по площадке с лопаткой и совком, и собачье дерьмо в пластиковый мешок собирает. О! Это же Дуг! Мой клиент! Я кричу. Он подходит, садится рядом и вытирает пот со лба:
– Дуг! Что ты здесь делаешь?
– Алекс! Привет! Жена выпила мое виски. Я ей разбил эту бутылку об голову. Ее забрали в больницу. Судья мне дал 500 часов общественных работ. Еще два месяца так буду за собаками.
Дуглас угостил меня сигаретой, и мы затянулись. К нам подбежала белка.
Альфред сидел по пояс голый. Отчетливо выделялась мускулатура. Было понятно, что это не тот человек, который лежит целый день у телевизора с пивом. Альфред ходил по пояс голый на улице тоже. В любую погоду. И спал так тоже. На стене висели лук и стрелы. Однажды он хотел с луком пройти по улице поохотиться. Но его арестовали на 15 суток, когда он начал только в кого-то целиться. В камере его избили и изнасиловали. Сейчас в его квартире, где мы беседовали, стоял тяжелый запах марихуаны. Прошел кот, худой, одна кожа да кости. Кота звали Свобода. В глазах у бедного животного была такая депрессия, как будто он перечитал всего Достоевского за один день.
– Альфред? Почему Свобода такой худой? Ты что, его совсем не кормишь?
– Я за натуральный порядок вещей. Цивилизация оторвала нас от природы. И людей, и животных. Кот – это тигр. Кот должен питаться добычей. То есть мышами. К сожалению, враги мне не позволяют охотиться, но Свобода обязан.
– А ты уверен, что у тебя есть мыши? Может, это тебе кажется? Мы же тебе только месяц назад обработали квартиру.
– Конечно, есть. Я каждую ночь слышу, как они шуршат. А этот лентяй не хочет их ловить. Привык, зараза, к консервам, а там же столько химии. Но я спасу Свободу от этих ужасов цивилизации.
– Альфред! Если я напишу, что ты не кормишь кота, тебя опять арестуют. А ты же не хочешь назад в тюрьму?
– Нет! Нет! Нет! Ни в коем случае. В следующий раз вы придете и не узнаете Свободу. Он будет толстым и напичканным химикатами, как вам всем, врагам, хочется. Но знайте, что этим вы убиваете Свободу.
Dark side of the moon
Юзеф зашёл в приемную с толстой папкой, гордо посмотрел мне в глаза и сел за стол:
– Ну что ты мне сегодня принёс, Юзеф?
– Все думают, что Трамп потеряет свою власть из-за связей с Путиным или романа с порнозвездой, или неуплаты налогов. Это все бред! Эти идиоты не там копают! Здесь собраны все доказательства связи Трампа с марсианскими саблезубыми ящерами. Он от этого не открутится! Теперь ему импичмента точно не избежать!
Клиент придвинул ко мне папку и бесшумно вышел из комнаты. Я начал листать. Там в основном были чистые страницы. Иногда посередине листа жирная точка или тире.
Карл сел и сразу заерзал на стуле:
– Чем могу помочь?
– Меня преследуют пришельцы из созвездия Кентавра. Мне надо пять долларов, чтобы купить все компоненты к специальному пистолету, которым я буду от них отстреливаться.
– Ясненько. Подождите здесь.
Я пошел к начальнику отдела. Она выслушала меня, прочищая пилочкой ногти, и отфутболила к директору. Директор дал мне кучу бланков для психиатра, психолога и других социальных служб. Нужно пару часов, чтобы их заполнить, а потом ждать, когда они дадут добро, чтобы выделить Карлу несчастный пятерик. Может, еще и не сразу дадут, а захотят дополнительную информацию для принятия решения. Я печально посмотрел на все эти бумаги, вернулся к Карлу, сунул ему пятерку и выпроводил из офиса.
Позвонил хозяин дома, где жил мой клиент Чарлз, и сказал, что Чарли уже несколько месяцев как перебрался в парк через дорогу. Я приехал в парк и исходил его вдоль и поперёк. Везде ещё лежал грязный мокрый снег и валялись автомобильные шины. Где же он? Под мостиком в большой картонной коробке кто-то спал. Я подошел и постучал по картонному ящику:
– Чарльз, вылезай! Надо поговорить!
Из ящика высунулась бородатая голова:
– О! Алекс! Давно не виделись. У меня есть виски. Тебе понравится.
– Спасибо, Чарлз! Не сейчас. Ты мне лучше скажи, чего ты зимой живешь под мостом, когда у тебя квартира теплая через дорогу с ванной и душем?
– Я туда не пойду! Там за мной следит ЦРУ. Оно направило на меня антенны с Луны.
Голова исчезла в ящике. Я развернулся и пошел к метро. Снять городское финансирование этой квартиры? А вдруг Чарльз через неделю решит, что ЦРУ слежку сняло, и захочет вернуться, а хозяин эту квартиру уже сдал другим? Тогда я буду виноватым, что он спит на улице. Хрен с ним!
Эдгару крупно не повезло еще до рождения. Его родители баловались тяжелыми наркотиками, и сын уже родился с серьезными нарушениями иммунной системы. Через пару лет замечательные родители умерли от передозировки, и Эдгара бросала жизнь то в детдом, то в больницу, то к бабушке, пока она тоже не умерла. Когда ему исполнилось 18, город снял ему квартиру. Он накупил на все пособие компьютерных игр, где он покорял вселенную и сражался с инопланетянами, покуривая травку и запивая пивом, и сразу забыл о горечи лекарств, которые ему надо было принимать ежедневно. Через месяц состояние Эдгара серьезно ухудшилось, и его забрали в центральную инфекционную больницу и поместили в герметичную камеру. Непонятно было, когда он выйдет – и выйдет ли вообще. Вэлфер послал меня выяснить, живой он еще или нет, и стоит ли городу оплачивать квартиру за следующий месяц. Эдгар должен был лично подписать кучу форм. Любой мой чих или даже микроб мог его убить. Доктора заставили меня надеть специальный скафандр, продезинфицировали вместе с папкой и документами, и я пошел через длинную трубу в огромном скафандре и потом минут пять пытался зайти в комнату через узкую дверь. Наконец я попал внутрь. Эдгар, как приличный человек, тоже надел скафандр по случаю моего прихода. Он сидел за столом и рисовал комиксы с марсианами. Возле кровати были разбросаны научно-фантастические книжки. Я попытался положить на стол документы и ручку, которая несколько раз из-за тяжелых перчаток выпадала. Мне приходилось с трудом, сгибая колени, ее поднимать. Эх, тяжелая жизнь у космонавтов, наверное. Наконец Эдгар все подписал. Я попрощался, моя перчатка неуклюже пожала его перчатку, и я начал пролезать через дверь назад. Эдгар спросил меня напоследок через встроенный микрофон механическим голосом:
– Как ты думаешь? Я могу попасть в первую колонию на Марсе? Ты можешь мне написать рекомендательное письмо?
И я ему через мой микрофон компьютерным голосом ответил:
– Конечно, напишу!
Получаю официальную бумагу из больницы. Сообщают, что выписывают клиента по имени Мордехай, и ровно в три часа дня к нам машина его привезет. Просят немедленно принять Мордехая и немедленно направить его куда-то на ночлег. Он не может ждать. Я прочел и задумался. Чего не может в приемной посидеть 15 минут, ну максимум полчаса? Может, что-то с мочевым пузырем или запоры. Никогда еще такого не было. Заинтриговал.
Ну, в три часа дня его жду. Остальных не принимаю. Распечатал заранее направление. Заходит Мордехай, снимает шапку, а под ней маленькая золотистая корона игрушечная. Он, властным командным голосом:
– Вы получили, надеюсь, предупреждение о моем прибытии? Я Король Земли, Марса и прочих планет Солнечной системы. Также я Император всей Вселенной и не могу ждать с прочими смертными, когда вы меня примете и соизволите отправить в ночлежку!
Переписываюсь с девушкой на фб. Интересная беседа получается. Неожиданно разворачивается. Начальница:
– Алекс! Даниэль пришел!
Ой, бля! Поплелся в приемную. В голове разговор с девушкой продолжаю. Даниэль не дал опомниться:
– Что это за ночлежка, куда вы меня поселили? Полное безобразие!
– А что такое?
– У меня в комнате полно демонов! Даже в матрасе демоны! Я чувствую, как они на меня по ночам смотрят и сидят на краю кровати.
Мозги медленно, нехотя с разговора с красавицей начали перетекать из фб в приемную. Ну я же не психиатр. Чего я должен иметь с ними дело? Спросить его, какие демоны? Сколько? На каком языке они говорили? Был ли у них региональный акцент? Во что они были одеты? Были ли у них рожки? Можно, конечно, но хотелось скорее назад к девушке. Я посмотрел в компьютере, что только освободилось комната в другой ночлежке, и распечатал ему направление. Но Даниэль так просто не хотел уходить. Он требовал гарантий:
«А откуда вы знаете, что там демонов не будет?»
За что мне это? Я набрал телефонный номер, первый попавший в голову, и спросил:
«Это ночлежка? Хочу послать вам хорошего человека. У вас там демонов нет? Давно изгнали. Отлично!»
Довольный Даниэль прижал направление к сердцу и вышел из приемной.
Директриса вызывает к себе в кабинет. Перепугался. Что я сделал?
– Тут позвонили из офиса мэра. Их все время беспокоит твой клиент Мэфью, который неделю назад официально поменял имя и теперь Аполлон. Говорит, что голодает. Ты чего ему помощь не выписал?
Я вспомнил, что осенью навещал Мэфью-Аполлона, и кроме неизлечимого алкоголизма у него все остальное было в порядке:
– А чего он мне не звонит? Боится? Да все у него есть! Посмотрите в компьютере! Да мы ему недавно только наличку дали и талоны продуктовые на этот месяц дали! Наверное, опять все пропил.
– Я не могу офису мэра так ответить. Иди его сегодня срочно навести и официально все напиши.
Захожу к Аполлону домой. За время, что я его не видел, многое изменилась. На всю стену висит огромная фотография поверхности Луны. У окна большой телескоп. Клиент лежал на матрасе на полу, в доску пьяный. Рядом каталась пустая бутылка виски и лежал открытый альбом фотографий Луны.
– Аполлон? Что случилось? Куда ты дел всю свою наличку и продуктовые карточки, что мы тебе дали? Чего ты опять голодаешь и звонишь мэру? Ты хочешь, чтобы меня с работы уволили? Что это за дурацкий телескоп? Ты на него все деньги выбросил?
Аполлон с трудом оторвал голову от подушки:
– Алекс! Не кричите на меня! Я теперь настоящий хозяин недвижимости. Мне телескоп надо, чтобы на неё смотреть и чтобы ее никто не украл.
– Какая недвижимость? У тебя же нет денег на проезд в метро.
– Хозяин вино-водочного обменял мне немного земли на Луне в кратере Шредингера за всю мою наличку и продуктовые карточки. И он еще накинул бутылку виски. Неплохая сделка? А? В самой впадине Шредингера! Самый престижный район!
– Что????
– Не волнуйтесь! У него там рядом кусочек земли для вас тоже есть. Дайте мне ещё продуктовых карточек, и я вам тоже помогу приобрести. Специально для вас в кратере Гагарина. Мы будем соседями!
Аполлон стал листать альбом и показывать фотографии, где будут наши дома.
Сижу в кафе на ланче. За соседним столиком два бородатых старика-бухгалтера в профессиональных налокотниках. Один хасид, а другой индиец. Вначале они говорят о своих финансовых делах в корпорации, об активах и балансах, но постепенно разговор переходит на религию и выяснения, чей бог добрее и больше прощает. Минут через десять возвращаются к инвентаризации и себестоимости. Устав от цифр, бухгалтеры начали выяснять, кричать и спорить, какой бог жестче и с чьим богом лучше не шутить, индийский или еврейский, даже стали бороться и друг друга за бороды дергать. Тут позвонила начальница, что пришёл мой клиент, который землю купил на Луне, и я убежал.
Пришел клиент, который утверждает, что он с Венеры, и поэтому не платит за квартиру. Какой смысл, если скоро за ним прилетят и заберут домой. Зачем зря деньги тратить? Не хочет со мной говорить. Утверждает, что я ему не верю. Хочет говорить с моей начальницей. Ну пускай. С Венеры он или не с Венеры, у меня от этого получка не больше и не меньше, и нервные клетки не восстанавливаются. Пошел к начальнице. Она по телефону болтает с подругой про какой-то сериал, который вчера смотрела. Машет мне рукой, что сейчас занята и чтобы я вернулся через 15 минут. Слышу ее возгласы через дверь:
– Представляешь! Она его так любила, а он оказался геем! А какой красивый парень. Кто бы мог подумать? Как закрутили! А потом она влюбилась в другого, а он оказался инопланетянином, да еще и вампиром. Какой неожиданный поворот! Как ей, бедной чернокожей девушке, не везет! Следующую серию точно не пропущу! Я уверена, там ей наконец улыбнется счастье, и она встретит успешного афро-американского доктора или еврея-адвоката – и у нее все будет хорошо!