Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2021
(О книге: Алексей Сомов. Грубей и небесней: стихотворения, эссе / Сост. Б. Кутенков. – М.: «ЛитГОСТ», 2021. – 220 с. – (Поэты литературных чтений «Они ушли. Они остались»).
«Я знаю, что поэзия необходима, но не знаю, для чего», – сказал Жан Кокто. «Я знаю, что ничего не знаю, но другие не знают и этого», – говорил Сократ. «Я не знаю, что такое поэзия, но знаю, что стихотворения Сомова – это поэзия!» – так сказал бы я. Но меня никто не знает, а про Алексея Сомова, надеюсь, слышали. Верно?
(Для тех, кто не слышал: эта книга – первая в библиографии поэта, эссеиста, прозаика, редактора Алексея Сомова (1976–2013), героя первого тома антологии «Уйти. Остаться. Жить» (М.: «ЛитГОСТ», 2016, сост. Б. Кутенков, И. Медведева, Е. Семёнова, В. Коркунов) и литературных чтений «Они ушли. Они остались». Алексей Сомов жил и работал в Удмуртии, в городе Сарапул. Работал художником-оформителем в кинотеатре, охранником, преподавателем информатики, инженером по маркетингу, дизайнером наружной рекламы, верстальщиком, выпускающим редактором газеты, редактором отдела прозы сайта «Сетевая Словесность». Один из лауреатов национальной литературной премии «Золотое Перо Руси-2007» в номинации «Очерк». Занял третье место в номинации «Поэзия» на международном литературном фестивале «Русский Stil-2008» в Штутгарте (Германия). Стихи вошли в шорт-лист «Согласования времён-2010», лонг-лист первой Григорьевской премии, шорт-лист Международного литературного Волошинского конкурса. Член Союза литераторов Удмуртии. Автор текста песни группы «Корни» «Ей везёт». При жизни публиковался в журналах «Урал», «Крещатик», «Новая реальность», «Воздух» и др. За пределами книги осталась проза Сомова, которую, как и большой архив его публикаций, можно прочитать на сайте «Сетевая Словесность»).
…Литературные чтения «Они ушли. Они остались» довольно крепко вписались в насыщенную жизнь современной русской словесности последних лет. Чтения проводились в российских библиотеках, в Литературном Институте имени Горького, в культурных центрах и редакциях толстых журналов с 2012-го года. Позднее вышла антология рано ушедших поэтов «Уйти. Остаться. Жить» в двух томах. В первой половине этого года будет опубликован уже третий том антологии.
Алексей Сомов был одним из открытий литературных чтений 2013 года. Поэт жил и работал в Удмуртии, в городе Сарапул. Открыв Google-карту, я начал рыскать по ней в поисках этого городишка со столь причудливым названием. Чтобы хотя бы в таком формате взглянуть на малую родину поэта, прожившего далеко не самую длинную жизнь (всего-то 37 лет) и при жизни не выпустившего ни одной своей книги. Сборник «Грубей и небесней» издательства «ЛитГОСТ» является его первой и – по совместительству – посмертной ласточкой.
Только бы, немея на закат,
подставляя грудь дождю и снегу,
кончиком сухого языка
прикоснуться к нёбу – или к небу.
Тут-то и настигнет, как удар,
и встряхнёт за немощные плечи
дивный и немилосердный дар
человечьей речи…
Читая стихотворения Сомова, пытаясь выйти за пограничную зону непосредственно текста, за минное поле из слов и метафор – невольно наталкиваешься на призрачный фантом человека-индиго. Скрываясь за тонкой структурой слова… пожалуй даже, прикрываясь её накидкой, – перед взором предстаёт очень мудрая душа. Поцарапанная болью. Циничная. Но не в отрицательном контексте циничности по отношению к своему ближнему. Отнюдь. Циничная по отношению к глупости, возведённой на пьедестал общечеловеческих ценностей, морали, правил.
Тебе и не думалось даже
в запале последних минут
каким тебя жиром измажут
какой хуеты наплетут, –
пишет поэт в стихотворении «Рождество в Аду». Как вы думаете, к какому реальному историческому персонажу обращается лирический герой? А вот отрывок из стихотворения «ритуал очищения охотника»:
говно в России слаще чем везде
его хлебаешь деревянной ложкой
(читатель рифмы ждёт её не будет)
Или вот:
А ты такой счастливый и немного косой
наблюдаешь вдумчиво и любовно
как Господь отрезает от жизни ещё один кусок
и улыбаешься и шепчешь
а мне не больно.
За напускной циничностью скрывается большое сердце, несущее печаль разочарованности в грубости и глупости окружающей действительности. Под стать и название сборника: «Грубей и небесней», апеллирующее (возможно, этого не задумывали составители) к есенинскому: «Розу белую с чёрною жабой / я хотел на земле повенчать».
Поэтика Сомова пронизана бунтарским настроем и нежеланием мириться с навязанными ценностями. Такими своими порывами, приправленными для усиления экспрессии обсценной лексикой, он напоминает Егора Летова, Бориса Рыжего и Артюра Рембо. Все эти поэты глубоко переживали внутреннюю травму, вызванную диссонансом между внутренними стремлениями («Ах, почему люди не летают, как птицы?» – помните Островского?) и внешними реалиями. Завязывается конфликт. Конфликт, фактически и являющийся тем самым фундаментом, на хребте которого и произрастает поэзия, пробивается к вечному свету истины из тёмного царства временных иллюзий. Прислушайтесь к звукописи сомовских нарочито огрублённых строк: «каждый выбирает из себя / щепочками каловые массы» – какая ирония над возвышенным пафосом Юрия Левитанского. Или: «мясник в России больше, чем мясник» – пародия на всем известное высказывание Евгения Евтушенко. «Мне с тобой ни хлопотно ни грустно просто ты немножечко привык / что твои усталые игрушки / завсегда в говне или крови» – привет Есенину. Сомов мастерски улавливает интонацию звука, он обладает тем – редким, но необходимым для поэта даром – когда на музыку, на ритмический эскиз, рождённый другим, нанизываются совершенно новые смыслы. В прошлом такая поэзия становилась народной, и сегодня такая поэзия не должна умирать. Не имеет права этого делать!
…Ну что ж, и ты не бойся,
иди в полуденной росе
туда, где смерть почила в бозе
и живы – все.
Достоевский утверждал, что не стоит выдумывать интриги и сюжеты, надо пользоваться тем, что предоставляет сама жизнь. И Сомов следует данному наставлению, нитью Ариадны пропуская через своё творчество материал, предоставленный самой жизнью. Для этого в стихотворения влиты, как вино в чашу, анахронизмы («крикнул я, что есть мочи: «Возничий!»»; «не надо гибнущих литавр / и сумасшедшего гобоя»), а вульгаризмы, боль, зеки, пьяницы мирно сосуществуют вместе с ангелами, детьми и «колокольным цветным льном».
Есть в сборнике весьма примечательное стихотворение с названием «душа свиньи». Любопытно, что в исламе свинью запрещено употреблять в пищу: действует харам на потребление свинины, чему имеется ряд причин. И основная из них – не та, что будто бы свинья – это грязное животное, а, наоборот, свинья обладает невероятно развитой чувствительностью и при совокуплении кнур способен испытывать многочасовой оргазм.
Читаем у Сомова:
душа моя цвети в аду
покуда у обрыва я вверх втыкаю рыло.
Расти пучком моя душа.
О чём хотел рассказать поэт? Почему его стихи кажутся чрезмерно пренебрежительными в адрес всего того, что мировая литература, начиная с Данте… (впрочем, гораздо ранее), старалась возвысить, поднять на вершину пирамиды общечеловеческих ценностей, создать культ, икону для поклонения и подражания? Вспомним Есенина: «Тело, Христово тело выплёвываю изо рта». Теперь Сомов: «видишь, в горнице светлым – светло. / матушка седлает помело. / на холме у завтрашней реки – / ангелы, козлы и мотыльки». Сомов, как Прометей, инфлирует божественную тайну, швыряет её к ногам смертных: нате, мол, говорил же: король – голый! Умение опровергать общепринятое получается у поэта настолько ювелирно, что слова Пастернака «неуместно и несвоевременно только самое великое» вполне себе применимы к его поэзии.
В стихотворениях более позднего Сомова можно заметить и более зрелое обращение с Космическим порядком, со Вселенной и Богом. Во многих стихах мы обнаруживаем растворение бунтарского духа во вневременных материях. Прослеживается стремление к слиянию с демиургом: маленький демиург жаждет растворения себя в большом демиурге – в Абсолюте:
Но если встать с непокрытой башкой под снег
и смотреть внимательно, чуть прищурясь, –
сквозь фонарную рваную бахрому
в городах проступает рисунок бога.
Это ясно тебе как никому,
что совсем неплохо,
пускай немного
Свои сложные поиски и метания поэт всё-таки приводит к некоему завершению, законченности, связанной с сакральными мотивами.
Особняком у Сомова стоит мотив смерти. Кстати, очень трепетное отношение к этой теме прослеживается вообще у всех поэтов Литературных Чтений «Они ушли. Они остались». Что немудрено. Подавляющее большинство незаслуженно позабытой литературной плеяды второй половины 20 века и нулевых ушли молодыми. Как будто бы выполнив свою миссию: рассказав миру о том, какими могут быть эмоции и чувства и как это способно воспламенить. Даже если и не читателей, которых было «шаром покати» – то самого создателя строф. И горели… горели, что солома от случайной искры.
За всё, что не оставить на потом
за средиземный снег и зимний гром
за ласточек, что брызнут из – под стрех
за белый свет и вот за них за всех
мы никуда отсюда не умрём
….. … ….
мы никогда до смерти не умрём.
Польскому философу Станиславу Ежи Лецу приписывают такую фразу: если он умер – это ещё не означает того, что он жил. Мне кажется, что Алексей Сомов – жил. Боролся и искал. Страдал и перевоплощал свою боль в сильные и талантливые стихотворения. Его с нами нет, а муза, рождённая его пером, жива. И говорит нам напоследок:
…и вдруг прольётся, как из чаши,
непоправимо белый свет,
сухой и звонкий, чуть горчащий, –
и живы все, и смерти нет.
Очень даже уместно. Своевременно. Пожалуй, и грубо, и небесно.