Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2021
* * *
Ничего не желая,
ни о чём не жалея,
происходит живая
жизнь, перечить не смея
смерти – злой и короткой,
что черствеет здесь пиццей,
под картонной коробкой
замирающей птицей.
Так без лишних мучений –
уходи, как вояка,
поручни по(р)учений
обхвативши двояко,
пыль небес приминая,
открывая стигматы,
всё кругом принимая,
чтоб не кончить стих матом,
чтоб пришли в ностальгии
по тоске стать собою
за тобою другие.
…И придут за тобою.
* * *
Начинаешь исподволь,
чувствуя, что сломан,
смоляную исповедь,
что шуршит соломой.
И сидишь – обсчитанный –
поневоле выслан –
в общепит общипанный,
в масляные мысли.
Для чего полезли вы,
драповые песни,
в разум мой болезненный,
всуе бесполезный?
Бродит закавыченно,
истончившись тюлем,
ставшее добычею
добытийных тюрем,
в словеса зашитое –
ко всему готово –
нервно-беззащитное
сказанное слово.
Так, из света выселен,
вдавливаю грудь я
во вселенной висельной
золотые прутья.
Но иконы валятся
в окна снов с любовью
там, где обрывается
времени надбровье.
* * *
Горбится осенняя осанка,
тянется токсичная тоска,
рушится завышенная планка
в нежилое тело свысока.
Запропасть бы в пропасти брусничной,
на её брусчатом дне свежо.
И в глазах тепло – как на больничном –
сытно стынет нулевой снежок.
Но подобран дню наряд подробный,
сервер неба тесен, как сервант.
В поле пыли слышен только дробный
молоток стиха, прорвавший рвань.
И фанат фантомов клонит дурью
голову ко снам, которых нет.
Только голос лазерной лазурью
освещает выкошенный свет.
* * *
Распускает конечности вечность,
в этой вечности мне выживать
и последнюю нежность, конечно,
в ненаглядных глазах выжигать.
И обшарив обширную пустошь
и признав в ней родную сестру,
приведя себя в чистое чувство,
я себя из пространства сотру.
И отправив слова по спирали
в свой паркур я возьму перекур,
чтоб из инея не выпирали
буквы их на ином берегу.
Отключу проходное сознанье,
в тихий порох сотру потроха
и создам золотое созданье
в смертной форме чужого стиха.
* * *
Вырублен снег и пустеет, как прочерк
считанных наспех не считанных слов.
Сколько же весит божественный почерк,
проза прозрачная лиственных снов?
Можно убиться, но не убояться,
лишнего груза сердчишко лишить,
пауз пазы поболят – разболятся,
нужно опять тишину пережить.
Материален, но метареален
свет оружейный зимы кружевной,
и в обитанья его ареале
знаки сквозят сквозняком надо мной.
И деликатная, как дилетантка,
поприщ попроще взыскует душа,
беженкой к боженьке рвётся, болванка,
дабы земного избечь дележа.
Этой обидной победы немало,
чтобы поверил в себя идиот
и – вынимая себя из вниманья
стих не на убыль – на гибель идет.