Опубликовано в журнале Крещатик, номер 4, 2020
Родился 06.01.1983 в Республике Коми – г. Сыктывкар. Немецкие корни по линии рижской прабабушки Ал-ры Ник. фон Блюме. Выпускник ОмГУ им. Ф.М. Достоевского – фак-т филологии и медиакоммуникации. В 2011 г. в содружестве с художником-иллюстратором Полиной Гайнерт опубликовал книгу «Зима как музыка Вивальди». В 2012 г. вышел сборник стихотворений «Перекресток», в 2015 г. издан сборник «Снизу вверх» в содружестве с Омской поэтессой Дарьей Кучерявой. Живёт в Омске.
ПОЭТУ
Пиши, покуда ты не обессилел
и мысль твоя не стала тяжела.
Есть только ночь и чудо у стола,
где режутся у гусеницы крылья!
Где режется бессмертная душа
твоя, тобой, пером, наполовину.
И бабочка – ночная балерина –
уже порхает, строчкою дыша.
Пиши, покуда есть еще слова,
о девушке, похожей на подсолнух,
когда фонарь напоминает солнце,
стуча в окно изгибом рукава.
Пиши, поэт, и только, только сну
не предавайся в сумерках рассвета.
Пусть жизнь сегодня отдал ты одну,
но во Вселенной родилась планета.
МАМЕ
День ото дня душа светлее…
Я 40 дней гляжусь в себя,
и мысленно иду за нею,
мытарства с нею проходя.
В последний час перед рассветом
снежинка первая в стекло
тихонько постучалась где-то –
вот отчего душе светло.
А, может, оттого что прежде
ты милосердная была,
как Та, чей образок с надеждой
твои прижали два крыла
к груди… Теперь, похоже, осень.
И фотография души –
как та могилка между сосен,
где Свет Животворит в тиши.
ЧЕРНЫЙ ЧАЙ
День прожит как-то невзначай.
Шпиль утонул в рассветном свете,
лимонным ломтиком в сюжете
садилось солнце в черный чай.
В сюжете сердца есть тоска,
есть всё: и жизнь, и послевкусие,
и чай, пролившийся в Тарусе,
мой на столе стоит пока.
И солнце клонится ко сну,
мне отчего-то грустно стало.
Любимая, ты не читала
стихи Цветаевой в весну?
Они уж больно хороши,
подобны древним лучшим винам,
они у теплого камина,
что чай для мерзнущей души!..
Я пригласил тебя на чай
холодным утром, в воскресенье.
Ты к чаю принесла печенье
и нежность как-то невзначай.
И день был прожит. Только так
Он наполнялся новым смыслом.
Любовь, Цветаева и мысли
в твоих, как и в моих глазах.
О, черный чай в веках, в стихах…
* * *
Ты лечила вчера мне крыло за крылом,
будто Кэтрин в миланскую слякоть.
Я потом, будто голубь, возвращался в свой дом
меж домов, и хотелось мне плакать.
Ты лечила меня, как лечили в войну, –
теплым словом и кружкою чая,
мы с тобой говорили о насущном, земном,
облака в разговоре встречая.
Ты лечила меня. Так, должно быть, никто
не лечил мои прежние раны,
и в оранжевой шапочке, будто Кусто,
я гляделся в глаза-океаны.
Ты вернула мне жизнь, обозначив в ней свет,
улыбаясь прекрасной Джокондой.
Я сегодня лишь понял, что значит – поэт,
я – поэт, ты – моя незнакомка.
Пусть поэт говорит, будто правда в вине, –
она в кружечке теплого чая.
День почти догорел, лишь в холодном окне
освещали дорогу трамваи.
В этот час полутёмный, в полутёмном кафе
было людно, но нас было двое;
ты лечила вчера мне крыло за крылом,
а сегодня – сегодня другое.
* * *
Но все ж случилась встреча и любовь
в рассветный час скорбящего апреля,
когда в весеннем воздухе гудели
колокола меж улиц и домов.
Тебя я встретил. Светлая любовь
во мне зажглась, горя кустом багряным.
И на устах «Лаура» неустанно
я повторял, не зная больше слов.
И вот сегодня, ровно год спустя,
тебе сонет я посылаю новый,
когда Христу надели Нимб терновый
и Плащаницу вынесли скорбя.
К живым и мертвым Он простер ладони,
когда случилась встреча в Авиньоне.
ЖУРАВЛИ
И все слова уйдут на полпути,
как листья, обозначившие осень.
И циферблат неумолимо точен,
секундной стрелкой не свернет с пути.
Хотя, конечно, стрелка, что стрела,
от жизни к смерти воздух рассекает.
И журавлей задумчивая стая
тревожит мысли криком у стола.
И в тишине осенней переклички
мне в каждой птице видится душа,
плывущая так радостно и близко
со мной, во мне, любовию дыша.
Закат сменяется на небе светлой ночью,
где журавли растают в…
МОНОЛОГ ЖЕНЩИНЫ
Мне все теперь грустнее будет летом
смотреть в окно и думать про тебя.
Когда клаксоны в воздухе гудят,
им вторят птицы, спрашивая: «Где ты?»
Но песня лебединая не спета
в автобусе на радиоволне.
Тебя в объятья приняла Планета,
и ты остался так навечно в ней.
Теперь уже не будет больше страха:
все примирит последняя черта.
Что взято от Земли, то станет прахом
под древом у распятого Христа.
И как постичь неведомое сердцу,
как жизнь теперь тебе прожить одной,
когда автобус, открывая дверцу,
дохнет в лицо разлукой и весной?