Опубликовано в журнале Крещатик, номер 4, 2020
Окончила Московский пединститут ин. языков им. Мориса Тореза. Преподавала нем. язык в спецшколе и гимназии, была занята в сфере международной выставочной логистики во Всероссийском Выставочном Центре. Лауреат Межд. Фонда ВСМ, 15-го Фестиваля поэзии «Галактика любви» им. Вероники Тушновой. Номинант нац. литпремии «Поэт года 2015», литпремии Дома Романовых «Наследие 2016» и им. Сергея Есенина «Русь моя 2016». Живёт в Москве.
МОЯ ПРАБАБКА РУССКОГО НЕ ЗНАЛА…
Моя прабабка русского не знала
И пела песни внуку по-немецки,
Когда строчила край у одеяла,
Вязала скатерть и лепила клецки,
И, поднимая кроху до рассвета,
Водила за грибами утром ранним,
А по пути народные приметы
На диалекте объясняла парню.
Любовь к лесам, где отступает холод,
Где затихают ярые ветрила,
Где раздаётся дятла дробный молот,
Волжанка Эльза внуку подарила.
Но не судьба лесного инженера
Его ждала, а душная казарма –
В России немцам нет пути и веры,
У них в стране особенная карма.
Спроси: «За что?» – И лес ответит тихо:
«За то, что русских песен слушал мало.
За то, что мама – Агнес, папа – Михель.
За то, что бабка русского не знала».
СГОРЕВШАЯ ДУША
Гудит студенческий Берлин
На Опернплаце.
Кружится красный исполин
В обрядном танце.
И бьёт от нетерпенья дрожь –
Под смех и крики
В огонь могильный молодёжь
Швыряет книги.
Сегодня миром правит бес –
Костёр уж полон.
Взирает скорбный лик с небес
На дикий гомон
Там звёзды, прячась в темноту,
Слезами висли.
А на земле жгли доброту,
Слова и мысли.
Толпа буянила, верша
Лихое дело.
В тот день немецкая душа
Дотла сгорела.
Растаял в небе скорбный лик.
Лишь ветер свищет,
Гоняя прах сожжённых книг
На пепелище[1].
ОСЕННИЙ ДОЖДЬ
Снова дождь осенний за окном,
Понурясь, о чём-то тихо плачет,
Вспоминая с грустью о былом
И коря себя за неудачи:
Мало радуг ярких намостил,
Урожай грибов был нынче скуден.
А ведь лился, не жалея сил,
Угодить стремясь капризным людям.
Я тебя, наверно, поддержу
Ледяными, редкими слезами.
Ветер, предаваясь куражу,
Нам твердит, мол, виноваты сами.
Что тут скажешь? Он, конечно, прав:
Беззаботно с листьями играя
И порхая по верхушкам глав,
Он скорей, чем мы, достигнет рая.
С двух сторон холодного стекла
Мы друг друга ни о чём не спросим
И покорно кинемся в дела,
Те, что нам с тобой назначит Осень.
ОСЕНЬ НА КЛАДБИЩЕ
Дуб у ограды, как рыцарь опальный,
Сбросив доспехи, стоит без прикрас.
Осень прошлась по кладбищенской спальне,
Где не имеет конца тихий час.
Скинули липы цветные платочки,
В скорбном поклоне согнули крестцы.
Спят чьи-то матери, жёны и дочки,
Чьи-то мужья, сыновья и отцы.
Были любимы, о чём-то мечтали,
Часто пустяк принимали всерьёз.
Чьи-то улыбки и чьи-то печали
Дождь омывает потоками слёз.
Ветер глумливо заходится в свисте.
В пёстрые кучи у серой плиты
Дворник сгребает опавшие листья,
Чьи-то надежды и чьи-то мечты.
ПРОЩАНИЕ ОСЕНИ
Прощается осень, бесшумно скользя
По скверам и паркам, плотинам запрудным.
Стираются краски – вернуть их нельзя,
И в регенерацию верится трудно.
Последний закат догорает теплом.
Последняя туча рассыплется слёзно.
Туман рассекая ледовым веслом,
Зима правит чёлн под дыханьем морозным.
Взойдёт над бульваром студёный рассвет,
Где хмурые голуби пёрышки чистят,
Где бурыми пятнами сходят на нет
На стылой земле отшуршавшие листья.
НИКОМУ НЕ НУЖНЫ СТАРИКИ
Никому не нужны старики.
Жизнь как будто накрыла трясина.
Лишь подруги – три серых осины –
Поджидают её у реки.
Вот и время бежит, как вода:
Подросли, встали на ноги дети –
И безжалостно топятся в Лете
Проведённые с мамой года.
Две дочурки, две юных княжны,
Женихов отхватили богатых.
Паутина дрожит на лопатах –
Старики никому не нужны.
Покосился дырявый сарай,
Где когда-то играли невесты.
В новой жизни старухе нет места –
Ну, не впишется мама в их рай!
А их старший удачливый брат,
Сколотив на торгах миллионы,
Скажет матери по телефону,
Что готов оплатить интернат.
Половицы рассохлись в дому,
Зарастают крапивою грядки.
Треплет ветер белёные прядки –
Не нужны старики никому.
МАТЬ КАЧАЕТ КОЛЫБЕЛЬ…
Лёд вбивает в землю сваи,
Застилает свет метель.
Тихо песню напевая,
Мать качает колыбель.
Стынет чай у кромки блюдца,
Кот мурлычит возле ног.
Не успеет оглянуться –
Подрастёт её сынок.
Первый шаг и первый зубик –
Праздник маминой души.
Время жизнь, как кубик Рубик
Закрутив, собрать спешит.
Будет зной сменять морозы,
Будут срывы и успех,
Будут ссоры, споры, слёзы,
Будут шутки, радость, смех.
Ночи, полные тревоги,
Суета горячих дней,
Расставанье на пороге –
Всё ещё случится с ней.
Под железом водостока
Будет ветер выть в трубе,
Станет пусто, одиноко
В сыном брошенной избе
В зимний вечер у окошка,
Понурясь, присядет мать,
Чай помешивая ложкой,
Снова будет вспоминать,
Как, поправив одеяло,
Под январскую метель
Тихо песню напевала
И качала колыбель.
ВОЗРОЖДЕНИЕ
Одиночество – в каждой капле дождя.
Одиночество – в каждой капле души.
Миротворчество озарит, снизойдя,
Как пророчество в предрассветной тиши.
Покаяние – в запоздалом «прости».
Покаяния нестираемый след –
В расстоянии, что живым не пройти,
В отставании дня на тридесять лет.
Возрождение – словно вспышка в ночи.
В возрождении – сладость искренних слёз
Очищения у надгробной свечи
Всепрощением, что дарует Христос.
СПАСИБО ВАМ, МОИ НОЧНЫЕ СНЫ!
Спасибо вам, мои ночные сны,
Дарящие несбыточные встречи,
Где живы все, любезны и честны!
Жду не дождусь, когда погаснет вечер –
Нырнуть в пучину грёз и обнимать
Светящегося нежностью супруга,
Отца родного, ласковую мать
И верную, давнишнюю подругу.
Как прежде, до утра проговорить,
Поведать беды и найти участье,
И ощутить связующую нить
Земли и Неба – это ли не счастье?!
МУЗЫКА РЯБИНОВЫХ АЛЛЕЙ
Ели из-под бархатных ресниц
Смотрят в гладь замёрзшего ручья.
Ягодные споры у синиц
Завершает дружная ничья.
По стволам закатный луч пролез,
Горизонт всё тоньше и алей,
И журчит под куполом небес
Музыка рябиновых аллей.
По кустам расселась пировать
Пятнышками пролитых чернил
Вся синичья доблестная рать.
В радости никто не уловил
Миг, когда с блестящих, словно медь,
Весело танцующих ветвей
В мёрзлую, безжизненную твердь
Музыка рябиновых аллей
Мрачной какофонией стекла:
Выстрелы, короткий птичий крик,
Лязг металла, хохот, звон стекла.
«Щас обмоем Колькин дробовик!
Не скупись – щедрей водяру лей!
У кого стопарик не налит?»
Реквием рябиновых аллей
Вихрями звенящими бурлит.
Вечер сыплет звёзды на бегу
Искрами отстрелянных дробин.
Киноварью стынут на снегу
Капли недоклёванных рябин.
Густо разливается вокруг
Темнота, тягучая, как клей.
Утопает в ней последний звук
Музыки рябиновых аллей.
[1] 10 мая 1933 г. Немецким студенческим союзом были демонстративно сожжены тысячи книг, не отвечавших нацистской идеологии.