Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2020
Кто не видел часы над сквером, круглые и неизменные, похожие на запыленную луну? Их поместили на столб чуть менее шестидесяти лет назад, и с той поры они приросли к столбу и возвышались над тополями зимой и летом одним цветом – бледные, с крупным циферблатом и беззвучным ходом. Про них, считай, позабыли – сквер не вокзал, чтобы беспрестанно глазеть на часы… И вот однажды осенью под часами оказался человек в черном расстегнутом пальто, высокий, сутулый и бездеятельный. Он несколько раз бросил взгляд на часы, висящие над головой, после чего поднес к глазам левую руку, видимо сверяя время. Затем усмехнулся, пожал плечами и, отвернувшись от часов, поднялся по каменным ступенькам в сквер. Там, по-прежнему сутулясь, уселся на первую скамью неподалеку от входа и вытянул перед собой длинные ноги.
Звали длинноногого в пальто человека Сергей Мазаев, пятидесяти пяти лет, пенсионер по болезни, которая – в чем он не сомневался – унесет его жизнь в считанные месяцы. Однако время шло, а мрачный диагноз, хотя и волочился за Мазаевым, не особо давал себя знать. Быть может, это был хитрый трюк, который болезнь проделывала над беззащитным человеком? Сергей и раньше не был веселым или беззаботным, а теперь настолько помрачнел, что его лицо, казалось, выглядывало из глубокой тени, как бы из сумерек, сгустившихся вокруг нескладной фигуры.
Не добавляло оптимизма и одиночество последних лет. Расставание со второй женой, двое взрослых детей, навсегда покинувших город, смерть родителей, с необыкновенной грустью ушедших из жизни один за другим. Грустили они, мрачно рассуждал Сергей, главным образом из-за него. Как будто он одинокий покинутый мальчишка, оставленный ими без присмотра. Но не так ли оно было на самом деле?
Что скрывать, Сергей жалел себя. Жалел жизнь свою, поначалу успешную и даже яркую. Под облетающим сквером собственная жизнь воображалась Мазаеву таким же облетевшим деревом, как это вон над головой… В восемнадцать лет он был мастером спорта по волейболу, затем получил предложение играть в питерском «Зените», одновременно – поступил в питерский же институт – не менее престижный, между прочим, чем упомянутый «Зенит»… От последнего, однако, пришлось отказаться. Сергей любил спорт, но ежедневные тренировки два раза в день ввергли его в такое уныние, что краснодарская бабушка, забрав внука на лето к себе, три месяца отпаивала мальчишку парным молоком и откармливала парной же свининкой… После краснодарского молока он, к слову сказать, так и не пришел в себя. В «Зенит» не сунулся, да и институт поменял на городской филиал, на веки-вечные обосновавшись в маленьком городке (именуемом в ту пору «ящиком», или «объектом»), в недурной двухкомнатной квартире и рядом с родителями. Теперь их некогда элитный городок помирал, как будто заполучил тот же диагноз, которым разжился Сергей. И внешнее, весьма относительное благополучие тут, право, немного значило…
В тишине осеннего желтеющего сквера Сергей Мазаев кое-что обдумывал. Этой своей думой он нипочем не поделился бы ни с одним человеком. Хотя бы и потому, что был не глуп и даже мысли не допускал быть принятым за дурака, пусть и теперь, на пороге близкой смерти. Прикрыв глаза, он видел циферблат часов над сквером. Ему чудилось, что, сколько себя помнил, он только и видел, что эти часы. Они светились перед мысленным взором, как луна в вечернем небе. Но имелось обстоятельство, дополнявшее этот навязчивый образ. Мазаев уже несколько раз подмечал, что часы над сквером показывают одно и то же время – 17–24. Вначале не задумываясь особо, Сергей просто проходил мимо. Затем, мимолетно, сказал сам себе, что удивляться нечему: часами никто не занимался, и, само собой, они встали. Да так и стоят, никем не замеченные. Никто на них и глаз не подымет, все и так при часах. Да вдобавок телефоны…
И все-таки однажды, с полгода назад, Сергей, столкнувшись под часами с давним знакомым, между делом проронил:
– Отработали часики… Понятно, ветераны уже, пора и на покой.
Знакомый мимолетно глянул вверх и пожал плечами.
– Да нет, – заметил он. – Тикают пока.
И понес какую-то чепуху насчет того, что – с часами ли, без часов – а город совершенно запустили. Их вон дом на Орджоникидзе треснул натурально – черная трещина по внешней стене такая, что мышь проскочит.
– Однако не чешутся, – заключил он.
Сергей Мазаев пошел прочь, медленно переставляя длинные ноги. Ему хотелось повернуться, чтобы установить, стоят ли часы или, черт возьми, все-таки идут – но он счел этот порыв проявлением неврастении и поплелся дальше.
«Не хватало только, – сказал он себе, вернувшись домой, – чтобы для всех эти часы шли, а для меня – стали. Техника на грани фантастики».
Дома Сергей ответил на звонок бывшей жены, молча выслушал, что ее деньги от продажи садового участка тают, а Женька наметила свадебное путешествие то ли на Крит, то ли на Кипр, она вечно путает, так ведь свадьбы пока не было, слабо возразил он, но жена, кажется, замахала с той стороны телефона руками, затем вдруг принялась всхлипывать и неожиданно заключила довольно зло, что от него толку, как сам знаешь от кого, одно и то же, что говорить в пустую трубку. Мазаев вяло пожал плечами, часы над сквером бледным контуром реяли в усталой голове, а у его жены неприятный голос, как только он раньше не замечал. Красивая женщина, а голос, как несмазанная дверь.
Чувствуя усталость и слабость, он уселся прямо в коридоре на стул и молча уставился в полу-отворенную комнатную дверь. Где бы найти такое вот укрытие, такой угол, где ты будешь недоступен телефонным звонкам – редким, правду сказать, а толку? Один такой звонок высасывает твою жизнь, вон натурально ноги подкосились…
Пересилив себя, Мазаев, на ходу снимая пальто, вошел в комнату, затем, поколебавшись, в кухню. Но есть не хотелось, хотелось спать. Помру, она и не заметит, и никто не заметит, в который раз остро жалея себя, подумал человек.
Продолжая лелеять в душе эту жалость, он автоматически поел и прикинул, не отказаться ли от телевизора, а взять да и лечь спать. Но все-таки автоматически потянулся к пульту. А то совсем уж как в больничной палате, недовольно буркнул Сергей.
Из форточки веяло осенним ветром, гниющими листьями и едва уловимо – близкой помойкой. Эта смесь запахов подействовала на телезрителя угнетающе. Он фыркнул, заворочался в кресле, закрыл глаза, демонстративно отгораживаясь от телевизионного мира, но тут ему стало не до этих нюансов, потому что заболела спина, да так грозно, что он, позабыв про телевизор и про помойку за окном, сжался в своем кресле. Ему пришло в голову, что если боль будет нарастать и вдруг сделается нестерпимой, – что тогда? вызовет «скорую», это понятно… А боль, предположим, не отпустит, и после обезболивающего не отступит – что, что будет тогда? Покрывшись холодным потом, Мазаев сидел, сжавшись, в кресле, под колпаком собственного ужаса. Затем он встал. Больше спина не болела, ничего не болело, но память об этой боли наводила на мысль о бегстве. Куда?
Усмехаясь и вытирая пот, Сергей Мазаев вышел на вечернюю улицу.
Перед домом зажегся желтый прожектор – недавнее новшество, предназначенное спасать жителей от слепого путешествия по ночному двору.
Сергей пересек залитый желтым светом двор и вышел на пустынную улицу.
В голове бродили случайные мысли. Вообще – вечерняя прогулка, сама по себе, – неплохая идея… По совести говоря, ему следовало гулять ежедневно. Глядишь, сон будет крепче, и неврастения как-нибудь утихнет… Однако прогулка по вечернему городу, в котором властвует один лишь ветер, да листья, кружась, летят в лицо, будто огромные засохшие бабочки – так ли уж хороша идея таких прогулок? Поди знай…
В конце концов дорога привела Сергея Мазаева к ступенькам городского сквера. Над головой бледым пятном, в бликах уличного фонаря, светились часы. Конечно, они стояли – стрелки показывали знакомое время: 17 с чем-то часов…
Однако на вечерней улице эти часы никак не тронули мнительного Мазаева. Усевшись на скамейку в сквере, он погрузился в размышления. Его мысли, будто крошечные безликие человечки, побрели знакомой узкой тропинкой. Идея, похожая на фантастический рассказ, уже некоторое время занимала воображение Сергея. Служила психологической палочкой-выручалочкой. Являлась примерно тем, чем бывают для усталого человека мысли о летнем отпуске, о поездке на море. Эта был забавный сюжет бегства в параллельный мир. А параллельных миров – если верить теории, – существует несметное множество. То есть буквально: один мир опережает, либо отстает от нашего мира на какую-нибудь миллионную долю секунды, другой – на две таких доли, и так далее, до бесконечности. Возможно, Сергей Мазаев попал под воздействие этой ненаучной фантастики, будучи в том положении, в каком другие люди поворачиваются к религии. Однако в реальность бога верилось куда с большим трудом, чем в параллельный мир. Оставалось как-нибудь туда ускользнуть. Быть может, повторить опыт, описанный в рассказе Герберта Уэллса «Дверь в стене»? Найти стену и дверь, и дело с концом. Мазаев засмеялся и закашлялся. Спина ответила глухой короткой болью. Порыв ветра взметнул стайку листьев, сметенных дворником в кучу. Одновременно в нос ударили крепкие запахи близкого дождя и тлеющей листвы. Становилось прохладно, и Сергей направился к выходу. На предпоследней каменной ступеньке он зацепился носком ботинка о выступ и едва не упал. Но удержался и, балансируя и ругаясь, проскакал пару шагов на одной ноге. Одновременно с этой неприятностью стало темно. Погас желтый фонарь над часами. Теперь улица перед сквером если чем и освещалась, то лишь рассеянным звездным светом. Чувствуя скованность в движениях и стараясь вторично не запнуться, Сергей медленно двинулся в сторону дома. Но кое-что остановило его. Над улицей плыл странный зеленоватый свет, или лучше сказать – в темноте шарил длинный зеленоватый луч, будто от далекого маяка или прожектора. Удивление Сергея помаленьку проходило. Вообще, словно высвеченные зеленым светом, мысли приобретали новое направление. По каким-то неизвестным причинам Мазаева перебросило в один из множества миров, малообитаемый и странный, но, надо думать, с собственными физическими законами. Существует ли, например, в этом мире смерть? Боль в спине, столь сильная, что лишает человека мужества подняться с дивана? Страх, тоска? Зеленоватый таинственный луч медленно передвигался по городским улицам, выхватывая из тьмы здания, массив какого-то памятника, скамейку под деревом…
В этом мире, как убедился Сергей, тоже был вечер, переходящий в ночь; там тоже была осень, холодная и даже ледяная. И плыли знакомые запахи тлеющих листьев. Это был точь-в-точь его собственный мир, но все-таки другой; молчание и бледные звездные огни придавали ему некоторую призрачность, но на то он и параллельный мир.
Сергей спросил, как ему казалось, довольно громко:
– Куда я попал?
Но не получил ответа. Да и не ждал ответа. Зато удостоверился, что он, действительно, переехал в параллельный мир. Тут он научился говорить, не открывая рта и шагать, не передвигая ноги. Последнее соображение подтверждал тот факт, что над его головой продолжали тихо светиться городские часы. Больше чем когда-либо, они теперь напоминали луну в осеннем небе. Глухо светящийся циферблат…