Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2020
* * *
Зачем о том, сколь Летой унесло
Зим бесконечных и щемящих вёсен!
Не всё ль равно, где девушка с веслом
И те, что были около, без вёсел?
Возможно, птиц серебряный галдёж
Звучит там так же звонко, не иначе,
Но прежней газировки не найдёшь,
Чтоб с пятака взять мокрой медью сдачу.
Конечно, жизнь меняет свой ландшафт,
А разум примиряет взгляд и чувства,
Но с кем же пить теперь на брудершафт,
Где для души почти что всё так чуждо!
К тому же, сделай даже робкий шаг,
Как сразу обнаружишь по соседству
Металла отблеск, а не тёмный шлак,
Оставшийся от прошлого в наследство.
И убедишься, что недалеко
От прежнего до нового ампира,
Где не патриотично «Сулико»,
Однако чтится мрамор в честь вампира.
НАСЛЕДСТВО
Мы были краснофлагой частью суши,
Где гордо пели про рабочий класс,
Не забывая, что у стен есть уши
И щели для чекистских зорких глаз.
Когда ж нужда и стынь селились в доме,
Газеты, будто то им невдомёк,
Трубили про рекордные удои,
Стахановский отборный уголёк.
Нам обещали мир и изобилье,
Нас убеждали – кончится нужда,
Однако шум ночных автомобилей
Лишь страх в уставших душах порождал.
И всё ж, внимая лозунгам-приманкам
Своим, а коминтерновским – вдвойне,
Мы тракторы приравнивали к танкам,
Готовясь к неминуемой к войне.
Медовый месяц с Рейхом был недолог,
Как утверждалось – нужным для страны,
Но свастика, а рядом серп и молот
В то время стали в сущности равны.
Действительно, мы жили по-соседски,
То споря, то совместный кнут деля –
Познал его в Шпандау[1] фон Осецкий,
А тёзка его, Радек, близ Кремля.
Год на весах Фемиды мало весил
И потому был «щедрым» суд у нас,
Когда за анекдот давали десять
И четвертак за мнимый шпионаж.
Победу вспоминая, имя Жуков
Одним из первых называем мы,
Бессмертен Тёркин, ну а что же – Шухов[2]
И в лагерных бараках полстраны?..
Тяжёлой тенью прошлое на сердце
Лежит, и всё же, как свеча,
Мерцает мысль: без этого наследства,
Быть может, был беднее б я сейчас.
* * *
Народ – понятие абстрактное,
И как зовётся он – неважно:
Сократов как и Геростратов
Хватает в каждом.
Культ делать из него не следует,
Псевдогероев тиражируя.
Минувшее же пусть исследуют
Историки не ангажированные.
Они, увы, для всякой власти –
Не челядь, ко всему привычная,
В науке, впрочем, беспристрастие
Отнюдь не признак безразличия.
Мне ж выпало лишь быть свидетелем
Времён то мрачных, то посредственных,
Когда властителей сменяли дети их
На липовых правах наследников.
Но не желая лучшей участи
В рядах ровесников редеющих,
Я столько раз вопросом мучился:
Отечество, камо грядеши?
* * *
Как за цветы у поля на обочине
И ветер, освежающий лицо,
Я говорю спасибо Вологодчине
За сына по фамилии Рубцов.
За Николая (можно и без отчества),
Чью душу, как осенний березняк,
Порою так пронзало одиночество,
Что не сумел бы ни один сквозняк.
На разных реках он, случалось, пристально
Смотрел на проходящие суда,
Но только к сухонским печальным пристаням
Тянула его тёмная судьба.
Являясь, они вскоре пропадали,
Как миражи, но было что-то ведь
В тех зовах малой родины, чьи дали
Издалека хотел он разглядеть.
А там роса в траве мерцала жемчугом,
И у мостков знакомая ветла
Сгибалась, как стирающая женщина,
Точь-в-точь как век назад или как два.
Течение сносило пену мыльную,
А чуть поодаль морщилась вода,
Где, кажется, почти полжизни минуло,
Лишь в сердце сбережённой навсегда.
* * *
На город, где я жил, глухая мгла
Надвинулась, сдавив его до боли.
Там Лени Рифеншталь могла б
Снять продолжение «Триумфа воли».
А в том, другом, где для меня давно
Что ни сезон, то – новая потеря
И небо при закатах, как вино
При коммунарах в дни Адольфа Тьера.
[1] Известная берлинская тюрьма, где во времена Третьего Рейха содержались противники нацистского режима. Карл фон Осецкий (1889–1938) пацифист, лауреат Нобелевской премии мира за 1936 год. Карл Радек (1885–1939) советский политический деятель, один из руководителей Коминтерна. Арестованный в Москве в 1936 году, несколько месяцев находился в тюрьме Лубянки.
[2] Заключённый с номером Щ-854, главный персонаж повести А.Солженицына «Один день Ивана Денисовича».