Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2020
Александр Айзенберг. Агент влияния. – СПб.: Алетейя, 2020 – 564 с. – (Серия «Коллекция поэзии и прозы»).
Сначала Александра Айзенберга не было.
«В те дни, когда в Одессе пыльной…»
И вот он появился в моём сознании, нерасторжимо связав южный портовый город со своим именем. Мы сидим на знаменитой набережной, пьём кофе, я расспрашиваю, что за странность эта его «голографическая» проза, ведь он по образованию вовсе не «физик» и даже не «лирик», а крючкотвор юрист, хозяйственные споры, мелочные интересы клиентов, – откуда же эта нездешняя страсть к тонкой игре темных стихий истории? Оказывается, Айзенберг уже несколько лет ведёт на Одесском телевидении цикл исторических передач, сделался популярным и узнаваемым.
Жовиальность[1] фактуры южанина, харизма рассказчика, лично видевшего сожжение великой Трои, разграбление Рима, распятие Христа… Всё вызывает наибольшую симпатию…
И я поверил…
Поверил, что спор хозяйствующих субъектов в Одесском морском порту почти ничем не отличается по накалу страстей и предсказуемой горячности и крови от тех волн насилия, что прокатывались по ближайшим равнинам и века, и тысячелетия назад…
Всё повторяется…
Ничего не изменилось, только покрой одежды, да ещё пресловутый «квартирный вопрос»…
Всё повторяется…
Горящая Троя…
Елена на стене… А может, Ярославна?
Парфянские всадники, глухой топот, дрожь земли…
Или это гайдуки, несущиеся по украинской степи?
Скорбь выплакавших слёзы жертв очередного «еврейского» погрома…
«В горячем мареве проступает железной, нетающей горой каменеющая душа, в серой неприступности – в противовес мятежной всезахватанности»[2].
Запутанный клубок идей и действий катится по шляху истории, подталкиваемый практическими интересами, прочие неотменимые цели и задачи конкретного бытия делают это «голографическое» бытие неотличимым от реальности.
Историческая голография – изобретение Айзенберга, жанр особенно интересный, когда «эта неотличимая от реальности голография грозит рассыпаться из-за внутренней безосновности»[3] из-за таящегося в основе всего хаоса, из-за «нечто», готовящегося столкнуть всё в «ничто».
Всё повторяется, но непредсказуемо в ходе боевых действий еврейское местечко красные отбивают у петлюровцев, и плачущий на улице еврейский мальчик достаётся не петлюровской сабле, а петроградскому рабочему. Младенец выжил, вырос как действующий участник истории.
«25 лет спустя он брал Кёнигсберг.
Эпизод – поразительно важный при ответе на вопрос о смысле событий, кажущихся непоправимо бессмысленными, трагически-безысходными и невменяемыми в своей беспощадности.
Что-то, значит, стоит за этой антижизнью. Что-то невидимое, неощутимое, спрятанное за этим «ничто».
Разгадать неугадываемое, объяснить необъяснимое, поймать неуловимое – этим желанием продиктована и странная художественная фактура»[4]
Таинственная «алхимия связей»… Московский зять – Рамон Луллий… Случайность? Возможно, если не признать, что их слишком много выходит.
Автор очень долго занимался историей, пока история не занялась им. Пришлось оставить благословенный южный край и отправиться на север, в туман Германии, на родину Корнелия Агриппа Нестесгеймского, алхимика, врача и знаменитого адвоката, автора трёх книг «Скрытой философии», трактующих о совершенном и совершении.
Колесо провернулось, совершается пока ещё незримое, ведь ось мира вращается неслышно, а новые истины «входят в мир на беличьих лапках», как говорил Ницше.
Что ещё может вычитать у Айзенберга вдумчивый читатель? У каждого читателя – своя «модель для сборки».
[1] «Одесски-жовиальная бабелевская ипостась еврейства вызывает наибольшую симпатию…»/«Звезда», 1998, № 2,166.
[2] Превосходный образ позаимствовал из Послесловия Льва Анненского к последней книге Александра Айзенберга «Агент влияния».
[3] Лев Аннинский. Каменеющая душа праведника / послесловие к книге Александра Айзенберга «Агент влияния», с. 560.
[4] Лев Аннинский. Каменеющая душа праведника / послесловие к книге Александра Айзенберга «Агент влияния», с.558.