Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2019
* * *
Володя уехал в Бильбао.
Сережа уехал в Канаду.
Им большего нынче не надо –
они проскочили шлагбаум.
Меня они не понимают.
Зачем я в Москву приезжаю?
Канада им кажется раем.
Испания тоже канает…
Их путь забугорно-попсовый
я знаю детально, до точки.
И каждому где-то за сорок,
но это сегодня цветочки.
Метраж наших эврик – не новый.
Восторг – эйфорийно-недлинный. …
Но все начиналось со слова
и словом закончится, видно…
EЩE РАЗ О СТРАННОСТЯХ ЛЮБВИ
Чаадаев – стоик и титан,
и философ (правда, не мессия)
знал, что глобус не на трех китах
и не верил в миссию России.
От любви до ненависти путь –
одношагов (с этим спорить трудно).
Из легенд живых попав в толпу,
зрелищ ждущую, распятым быть прилюдно…
Но при этом Родину любить,
а потом презреть ее, отторгнуть…
Ведь любви земной прекрасной быть
содержаньем и, тем паче, формой
надлежит. А чувство визави –
ты мне дорог тем, что всех дороже?
Человек замешан на крови
и сменить свой биотип не может…
Что есть шар земной? Пятно Миро
и модель Гогена с внятным раем.
Лишь поэт тоскливо вспоминает
мерзлый город проходных дворов.
Тамбур шаткий от проказ судьбы
и рогатки собственной работы.
Черные запои по субботам –
наш ответ на коммунальный быт…
Он любил не Землю – антимир
– часть ее шестую, если точно.
Что там было? Миф. Великий миф.
Иногда жестокий и порочный.
Может быть, он малодушен был
не сопротивляясь расставанью.
И как классик Родину любил
на неуязвимом расстояньи.
Но ругая ворох блеклых виз,
он не спутал следствие с причиной.
Что бы с лирою его случилось,
если б не бежал он от любви?
А блестящий Чаадаев был
точен, смел, но глуховат при этом,
не услышав музыку любви
близкую изгоям и поэтам…
* * *
Грохочет пятитонка
под кухонным окном.
И снова ночь-бессонка
окучивает дом.
Ночь превратится в утро,
но долг не возвратит.
На циферблате мутном –
четыре без пяти…
Сто лошадей мотора –
советский самосвал.
И пацаны, которых трест
«Богатырь» прислал.
Кто их сюда направил…
Планктоновая дрянь?
Без спецодежд и правил
месить в такую рань
цемент за хрен-зарплату…
Как объяснить сей труд?
И сон, что я утратил
за несколько минут.
Нас наказали вместе,
но в чем вина ребят?
Что нет у Солнца места
в епархии ея…
Не эти пацаны ли
примерно век назад
по Сретенке кружили
без дела, наугад.
Представим тему шире,
не средств медийных для –
мы уже были в мире
c названием Земля.
Чья капелька все мельче
средь космоса камней.
И вскоре станет меньше
двуногих душ на ней…
Выходит, Богу в пору
бессоница моя.
Зачем ему повторы
земного бытия?..
* * *
Мне ни к чему твое больное эго –
Мне своего хватает. Мне нужна
инъекция полуночного снега
в пробирке почерневшего окна.
Я видел космос в раструбах фиалок,
в инверсиях тускнеющего дня.
Пусть, жизнь не жалует порой, но я не жалок,
поэтому и радует меня
Вселенная без внятных очертаний.
А чтобы бесконечность не коробила
друзей-землян, тебя… то мы местами
однажды поменяемся, листая
конструкт восьмерки на манер пособия
по версиям загадочных фигур,
и чисел, что подвластны лишь поэтам.
К примеру, отпечаткам на снегу,
что ранним оцинкованы рассветом.
Когда на вдохновение замах
в летучее словцо случайно вклинен,
поэту трудно удержать в зубах
внезапных озарений хвост павлиний…
А также – мне с тобою нелегко –
уж слишком стерва-жизнь тебя потерла.
И пусть я понял твой нехитрый код
и каждый хитрый ход твой, мне по горло
твоих достоинств. Эфемерен бог,
что одарил лицом тебя и ростом.
А вот – с воображением слабо…
Кроме того, мой многогранный космос
ни бездна для тебя, ни волшебство –
поэтому напрасны уверенья,
но у меня остался небосвод
и облака в закатном опереньи…