Перевод с белорусского Евгении Джен Барановой, Инги Кузнецовой, Германа Власова
Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2019
Перевод Евгения «Джен» Баранова, Инга Кузнецова, Герман Власов
* * *
Назначишь мне стрелку в песочных часах, чтобы я
помог отыскать за стеклом все чужие секреты.
Песочница времени память доверит ручьям.
Второй потечет на тот берег, а первый — на этот.
Твои города ни один не топтал лиходей.
Я с красным ведерком шагаю до крепости хрупкой.
А в этом ведерке — песочные пряники дней,
несу их в подарок, отдав тебе сердце и руку.
Ты в маминых клипсах, к ноге подорожник прилип.
И я, как трехлетний заложник глазищ твоих хитрых,
решаю, что смерти не будет: не взрыв, просто клип.
И в воздухе титры, и к звездам шагаем по титрам.
* * *
Падает август с метеоритных ног.
Солнце и влагу шлёт самогонный бог.
Памяти хроменькой хватит и промелька.
Дрался б и за соломинку, если б мог.
День у погоды выдался вдруг сухим.
Часть небосвода, на волоске висим.
Так ярко лесам, месяц тонет в огне и сам,
странствуя по часам наших лет и зим.
Звезды, как рыбки, над тростником парят.
В каждой ошибке радость живёт своя.
Почва сырая всякого забирает.
Лето без края. Время найдёт края.
* * *
Так потянешь за шпильку, а вытянешь ветер в причёске,
теплый май, полотенце, ночные купания и
соловьиную песенку, молнии злую полоску,
твой рюкзак-потеряшку, а с ним и плацкарта огни.
Так потянешь за дым, а найдёшь порыжелое взгорье,
журавлиные крики да листьев цветной фитилёк.
За янтарным осколком – забытое утро над морем.
За крыло мотылька не тяни, он всегда мотылёк.
Перевод с белорусского Евгении Джен Барановой
ГОРОД, КОТОРЫЙ НИКОГДА НЕ СПИТ
(ТАК И НЕ АДАПТИРОВАЛСЯ
К МЕСТНОМУ ВРЕМЕНИ)
Этот город никогда не засыпает,
и не снится — и секреты тут ясны:
он магнолий лепестками засыпает
тех зевак, что слишком долго смотрят сны.
Этот город раскрывает каждый почерк,
Этот город растворяет каждый кич.
Прикурив на Кони-Айлэнд, даст по почкам
и разбудит под столом на Брайтон-Бич.
Тут кошерное готовят из баранины.
В бой морской опять выигрывают стриты:
25-я и Мэдисон — вы ранены,
А 30-я и Лексингтон — убиты.
Километр тут растянется до мили —
Да и жизнь на треть длинней, если поверить.
Здесь на улицах за вечер насмолили
Так прикольно, что не хочется проветрить…
Рок-звезда здесь выступает в переходе,
бросишь денежку подземному шаману.
Видишь остров — улыбаешься Свободе,
и она тебя поманит из тумана.
Все пройдет, но сердце точно здесь посеял.
И выходит твоя муза на Бродвей,
И бредешь за нею за полночь на север,
с каждым шагом забирая все левей.
Чтоб гудела память музыкой сплошною,
Если в чем преувеличу (повинюсь) —
То, как скрещенные пальцы за спиною,
эти улицы скрещу я с авеню.
Перевод с белорусского Инги Кузнецовой
НОЧЬ МУЗЕЕВ:
СТАРИННАЯ ГРУЗИНСКАЯ ПЕСНЯ
Голову уроню на стол — окажусь в музее,
а вокруг — живые картины — реально, факт.
Белый голубь Пикассо глядит на меня, шизея:
в третий раз просыпаюсь тут — не свыкнусь никак.
Вылезет из недр интернета Nickname Пиросмани,
а вдогонку за ним симулякры собак — Google dogs.
Элегантный цыган выклянчит мои money-money
на сигары, цилиндр, цинандали плюс импортный кокс.
Знает всю подноготную он стихов и прозы,
на убитой маршрутке подбросит на фильм «Мимино»,
он вино превращает в песню, а песню — в слезы,
слезы в дождь; а дальше по новой — лоза, вино…
Оживится к ночи весь город со мною вместе,
животворна вода Тбилиси — помногу не пьют.
Мой водитель в пробках так громко врубает песни, —
люди на остановках пляшут и в такт поют.
Мужики-торговцы меряются чурчхелой,
дразнят самой большой, видной, вкусной и спелой,
повариха-красотка — та с бабников угорает, —
где горячей да слаще и сама лучше знает.
«Платье тебе к лицу», — говорю. «Тут вопрос тела. —
краля ответит, — Я для него потолстела».
«Удачная шутка». «А это — вопрос души.
Ты, как вижу, поэт. Вот возьми — опиши…»
Немыслимый город словно сошел с граффити,
двинулся в ночь музеев, ведь каждая ночь — музей:
«Родился — расти большой, и, хоть неофит ты,
отрывайся, пой и танцуй, но притом не трезвей».
Льется литрами лирика и буквы легкого флирта
кружат слепым котом, твердят: «Горячо! Горячо!
Целоваться только в затяжку, любить — без фильтра,
чтобы вдруг умереть от счастья — и жить еще».
ДЕТАЛИ
Когда, зацепив, говорили не «упс» — «извините»,
читали бумажные книги, да просто читали, —
поэт был пиратом и реяли флаги в зените.
Не помню, какие флаги, — это детали.
Когда вековые деревья срастались под небом, —
таким бескорыстным ты был, — все тобой помыкали;
и, свет погасив, говорили все девы: «Ну, где вы?»
Не помню, какие девы, — это детали.
Вина океаны вливались в гортань романтизма;
ты всё выпивал, был герой из гранита и стали…
А нынче детали посыпались из организма.
Не помню, какие детали, — это детали.
Перевод с белорусского Германа Власова