Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2019
История эта случилась, если я не ошибаюсь, в конце шестидесятых. Я заканчивал тогда мат-мех ЛГУ и писал свои первые, чрезвычайно незрелые на мой теперешний взгляд, стихи. Именно тогда мой школьный, матмеховский и до конца жизни приятель Володя Родионов познакомил меня с Леной Игнатовой, они еще не поженились, но дело к тому шло. Еще до этого он показывал мне ее стихи. Я – при всей своей тогдашней наивности – сентиментальной барышней все же не был и «альбомчика для стихов» не заводил, но какие-то, особенно понравившиеся стихи Лены переписал в тетрадку. Они добавились к стихам Пастернака, Мандельштама и Заболоцкого времен «Столбцов» – собственно, если бы их книжки можно было купить, я переписывать бы их не стал.
Через года два-три Лена порекомендовала мне посетить только образовавшееся тогда ЛИТО А.С. Кушнера при фабрике «Большевичка». Я послушался ее – и это ЛИТО, Александр Семенович, новые знакомые, в большой степени изменили и определили мою жизнь. Но речь сейчас не о том.
Со стихами Вити Кривулина познакомила меня тогда тоже Лена, а потом и с ним самим. Произошла эта история на квартире у Вити – на Большом проспекте Петроградской стороны, у пожарной части. Витины стихи той поры очень мне нравились – и «Я не прощу тебе навечно…», и «Господи, дай нам свидеться…» (цитирую по памяти, могу ошибиться). Витя потом их никогда, кажется, не печатал и стал писать совсем другие… это был его сознательный эстетический выбор, и обсуждать его нет причин.
Лена к моим тогдашним стихам была чрезвычайно снисходительна: несколько стихотворений похвалила, большую часть осторожно критиковала, не упуская возможности чему-то научить, преподать какие-то основные «азы» в этой области, которых я был совершенно лишен. Вите, мельком тоже одно-два моих стихотворения похвалившему, в общем и целом, они, сильно подозреваю, не понравились… точнее, могу предположить, никак не заинтересовали (и его можно было понять). Все же отношение Лены к моим стихам той поры сильно смягчали дружеские чувства.
Лена и привела меня на эту литературную вечеринку, и, надо думать, довольно быстро об этом пожалела, поскольку я в силу «юношеской непосредственности» в общей беседе проговорился о том, что мне известна некая конфиденциальная информация об одном из присутствующих. Информацией этой Витя незадолго до этого поделился с Леной. Витя укоризненно посмотрел на Лену, Лена гневно посмотрела на меня. Я покраснел…
Первая, салонно-разговорная часть мне в голову как-то не запала, зато вторая… В те поры в интеллектуальный обиход советской интеллигенции начала просачиваться той или иной степени достоверности информация о западных парапсихологических исследованиях. Среди прочего бытовала и легенда о якобы успешно прошедшем телепатическом контакте
между членом экипажа атомной подводной лодки «Наутилус», находившейся в плавании, и контактером на базе ВМФ в США. В остальном эксперимент был стандартный – с картами Зенера. Об этом опыте писала разной «желтизны» западная пресса. Пишу «легенда» и «якобы», поскольку позже имело место официальное опровержение с отрицанием самого факта опыта, и это тот случай, когда у меня по множеству причин нет причин не верить этому опровержению.
Итак, поговорили мы о парапсихологии и решили «попробовать» с картами. Все же прошло почти полвека, и всех обстоятельств я, конечно, не помню: то ли взяли несколько карт из обычной колоды, то ли нарисовали карты Зенера; поделились на две группы и стали по очереди загадывать. Сначала все шло ни шатко, ни валко – в соответствии с тривиальными законами теории вероятностей, не более того. Становилось скучновато… Я был в группе «передатчиков» и видел загадываемые карты. В какой-то момент я задержал взгляд на одной девушке из группы «приемников» и, что называется, «между нами проскочила искра»… нет, нет – совсем не сексуального характера. Хотя мы с ней и словом не перемолвились (кстати, не только до, но и после случившегося), решили мы эксперимент «оживить». Т.е. это «решение» мы без единого слова и приняли в тот момент, как посмотрели друг на друга. Загадываемых карт было немного, так что по ходу дела мы с ней довольно быстро подобрали нечто вроде нехитрого кода. Стопроцентного попадания, конечно, не было, бывали и сбои, но что-то близкое к «чуду» началось.
Все сразу напряглись, стихли посторонние разговоры, Витя подозрительно поглядывал на гостей, но что тут можно было заподозрить, какой умысел или предварительный сговор, в каких целях? Короче, разошлись поздно (жил я тогда рядом – на Большой Зелениной), несколько ошарашенные. С девушкой-»приемником» мы улыбнулись друг другу на прощанье, и, кажется, никогда больше не пересекались (даже за это не поручусь, поскольку совершенно ее не запомнил, зрительная память у меня всегда была слабовата). За всю мою последующую жизнь ничего подобного со мной больше не случалось.
«Круги» от этого случая пошли. Меня несколько раз пытались убедить в реальности телепатии, апеллируя именно к этой, обросшей уже совсем неправдоподобными подробностями истории, когда я пытался высказать некоторый скептицизм по отношению к парапсихологии. Не подозревая, разумеется, что я стоял «у истоков». А этот самый скептицизм у меня, конечно, после этой истории сильно вырос. Если уж совсем незаинтересованные люди, предварительно не сговариваясь, учудили такое… просто так, «для смеху». Да и только что вышедшую «Сумму технологии» Лема с его «железными» рациональными соображениями на этот счет я уже тоже к тому времени прочитал.
Но много позже, когда я вспоминал эту курьезную историю, в голову мне пришли вот какие соображения. А сама эта «искра», этот мгновенный контакт полного понимания, когда «глаза в глаза» – это было что? Ну, конечно, я понимаю: все это проще объясняется обычной психологией, никакой не «пара»… В телепатию и все такое я… ну, в общем, не поверил. И сейчас не верю. И все же иногда холодок разочарования пробегает по коже – по тому же Лему: «…Кем мы могли бы стать!?..» Какие невиданные, невероятные возможности и перспективы вне всяких мистических, оккультных бредней могли бы перед нами открыться – как та «искра», проскочившая через меня полвека назад, если бы… если бы не наш животный страх, наша привязанность к самому худшему в нашей тварной природе.
А, впрочем, кто знает? – может быть, еще и откроются.