|
1. НО ДЕНЬ
ГРЯДЁТ
Нет, мы
нисколько не устали,
ещё пришёл не наш черёд,
но закрывают глухо ставни
в селе, поставленном вразлёт.
Измучив слух до исступленья,
замолкли в роще соловьи.
Сырой росой покрылись ивы,
шатёр ветвями синий свив.
Во тьме глухой, во тьме беззвёздной
погас отважный метеор.
…как наэлектризован воздух!
…как ожиданьем полон взор!
А в поле зреют, зреют травы.
Но день грядёт. И грянет бой.
Россия, сколько своенравных
с твоей сливаются судьбой!
Ночь.
Сон глубок.
Надёжны ставни
в селе, поставленном вразлёт.
Спят Игори и Ярославны.
Серп-сторож по небу плывёт,
а молот кандалы куёт.
23.05.64
2.
В ТИШИНЕ
«Не
нужен мне берег турецкий
И
Африка мне не нужна…»
Из
песен, что пели в юности.
На скалах – ржавый рыжий купорос.
Малина дикая вцепилась в склон корнями.
Мерцанье дальнее турецких знойных звёзд
угадывается в тумане.
У кромки моря – пограничный пост.
Прожектора пронзают ночь лучами,
и обелиски, влажные от рос,
недвижны в тихой бронзовой печали.
Ты стебли южных равнодушных роз
перебираешь пальцами, перстами,
а месяц – риторический вопрос –
висит серпом наточенным над нами.
Пора, пора избавиться от грёз,
пора задуматься о подлости и славе,
чтоб, перейдя через последний мост,
не дрогнув, встретить мог и тьму, и пламень.
Тебя на эмиграцию толкал
чиновник, что без племени и роду…
В изготовленье «диссидентов» толк он знал,
в чём понимал служение народу…
Но что турецкий берег для тебя
и Африка с бананом и кокосом?..
Заткнись, иерихонская труба,
не рухнут стены от немых вопросов.
1980
3.
ПРОЩАНИЕ
Не
хороните Бродского в России…
У нас и после смерти оболгут…
Когда страна рифмуется с насильем,
поэт всегда – на вскрытой вене жгут.
Прости стране бессовестное слово,
она жила, не ведая стыда…
Вот оттого сегодня ей хреново
и вспять течёт кровавая вода.
Ты многое открыл в российской речи
и многое в поэзии закрыл…
Тот ватник, что согрел в деревне плечи,
уже тогда похож на смокинг был.
Ты умер там. Наверное, так надо.
Тетрадь в твоём я помню кулаке.
Мы чокнулись, прощаясь в Ленинграде,
и звон стаканов до сих пор в виске.
31.01.96
4.
EXEGI MONUMENTUM[1]
Глебу
Поминая Пушкина и Блока,
с юным Бродским, юный поддавал.
Говорили, спорили; эпоха
щами пахла, как столовый зал.
Я ещё застал такое время,
а не веришь, то перекрестись!
Мне стихи мои читал, добрея,
наизусть Красаускас Стасис.
Сам себе exegi monumentum.
Я с Тарковским знался в дождь и гром,
и Вильняле, пользуясь моментом,
в томик мой плеснула серебром.
Знаю сам замечен Кем, отмечен,
Кто велел, водя моим пером,
в затихающей российской речи
стать неразгибаемым звеном.
26.05.98
5.
«ТВОРЦЫ»
Минус по Цельсию брод сковал,
лёд подловат однако…
Бесстрашно пишут под Бродского,
страшно под Пастернака.
Синтаксис, рифмы строчек
брошу вам для затравки.
Мой неудобный почерк
не поддаётся правке.
А призёра районной
премии Фетакафки
некому урезонить
в литературной лавке,
где верещит о Серёже,
треплет Ю.П. Кузнецова,
врёт, что в синяк синей рожи
Юрою был поц-це-ло-ван!
Пилят творцы опилки
не с верстака ли Рубцова?
И тараторят пылко,
выпив на рупь целковый.
Вот строкорез к обороне
зычно скликает рать,
к сцене побатальонно
любо в строю шагать!
Возведена их бездарность
в степень. А это – стиль!
Им ли не зависть бес в дар нёс?
Пилят опилок пыль…
Что осквернённый Маркучай[2]
взят на «ура» графоманом?
Знал времена и покруче
и зарубцовывал раны!
Ты ж, не боясь слова броского,
ни телогрейки, ни фрака,
чти, перечитывай Бродского,
Лермонтова, Пастернака.
17.08.2010
6.
БРОДСКИЙ
Был над
моралью в жизни, к смерти, в споре,
в самцовости и вену сгрыз с тоски.
Предпочитал алмазом быть и сором,
и гениально вырастить стихи.
2016
7.
РАЙ В ТАРРАГОНЕ
Я устрицу ем запивая
холодным испанским вином,
креветка хрустит золотая…
Зачем мы сидим здесь вдвоём?
А помнишь, мне горло вспороли,
чтоб выжечь вслед скальпелю рак,
готовя к покойника роли,
так что же, скажи мне, не так?
Ни капли во мне нету бродскства
и рыженького волоска,
надмедного превосходства,
прищура зрачка свысока.
Осколки зеркал отражают
нас вместе и адскую жуть
дрейфующей в волнах державы,
смывающей скользкую муть.
Ну, что от меня ждёшь и хочешь?
я выжил себе вопреки,
а ты, словно надфилем точишь,
и в полдень не вижу ни зги!
Вот правнук уже скоро пискнет,
А я, что мальчишка во ржи…
Напильник не высечет искру
живую. Его отложи.
Жуй устрицу, рябчика тоже,
брюле с ахинеей смешай.
Сидим. Друг на друга похожи.
И это по-твоему рай?!
Но всё же тебе благодарен
за вечный в душе неуют,
за то, что и в пьяном угаре
я верил, что сядем мы тут.
21.05.2013
|