*
* *
Так много дней уже не слышу я,
как ангелы поют, как плачут дети.
Жизнь наглухо закрыла от меня
былую щедроcть солнечного
света,
живую речь земли, воды, огня,
неделю за неделей хороня.
Был беспределен некогда простор
развёрнутого неба. Дождь молился
о близости с людьми. Под свой шатёр
манило дерево. И бесконечно длился
реки со временем неспешный разговор.
Мне не вернуться к прежним вечерам,
когда раскаты грома не пугали,
когда закаты нежно обнимали
края земли, когда соединяли
в одно – «сегодня», «завтра» и «вчера».
* * *
Январских вьюг причудливые вихри
проносятся над белою землёй,
Крещенские метели оживили
деревню, задремавшую зимой.
Шальных ветров изломанные крылья
по окнам бьют и знаками с небес
рисуют тонкой серебристой пылью
узоры кем-то явленных чудес.
* * *
В том доме, где любили вас всерьёз
за простодушье и за бестолковье,
за то, что вас не донимал вопрос
о смысле бытия, и всё такое,
теперь живут другие, – наизнос,
крутыми, неотложными делами
по горло переполненные. С вами
им недосуг о чувствах говорить, –
им некогда и незачем любить.
* * *
Куражный, беспризорный, дерзкий Март,
так ветрен твой разбойничий азарт,
так заразителен твой заполошный джаз,
колтрейновых фантазий парафраз.
Куда как хороша твоя гульба,
не для тебя житейская судьба.
Эхма! недолог радости постой,
размашистой, воистину мужской.
* * *
К.Р.
Похоже, будет дождь… Угрюмый урбанист,
тебе не нравится бывать в деревне,
где музыку небесный органист
сыграл бы на живых деревьях.
Сосед бы заглянул, без дела, просто так,
зевнул бы невзначай и, рот перекрестивши,
завёл бы речь о ягодных местах
и о грибных – за лесопилкой бывшей.
Он мастер безыскусно говорить,
как дождь осенний, как закат с рекою…
Ему так просто удается жить
в божественном блаженстве и покое.
|