|
* * *
город в деревне,
деревня в городе,
в годы безвременья
не понятно где.
себя утешал:
наступит время –
поеду в США,
Рим, Сиену.
познаю мир,
уточню географию,
убрав из дыр
Чехословакию.
свойство – плакать,
свойство – жить,
под одним знаком,
в один титр.
у недописанных картин,
и романов
кончается керосин
самообмана.
не сыщешь места,
где не в пропад,
в груди сиеста,
Хайфа, Багдад.
всё портится,
приходит в негодность,
в стихах – пересортица,
жизнь – в новость.
*
* *
однако забеременев,
плутает в воздусях,
не узнают по имени
мужчину на сносях.
не узнают по виду,
препятствует живот,
не сказано в обиду –
пора бы на аборт.
четыре части света
обозначают числа –
поэт родит поэта,
кубофутуриста.
*
* *
зацепиться за край одеяла,
ухватив заодно простыню –
жест имевший успех поначалу,
превратился в пустую возню.
самому себя перечитать –
безусловно, ненужное дело,
что писалось с оглядкой на ять,
не читается справа налево.
почему-то возник самарканд,
до которого трудно добраться,
там блудницы танцуют канкан,
мир и труд, разумеется, братство.
надвигается вновь листопад,
был недавно сюжет ледохода,
скрипка соло звучит наугад
в каждой четверти времени года.
*
* *
летней ночью окна открывать опасно,
кто-нибудь случайно залетит.
разбираю случай частный –
залетела рыба, рыба-ёрш, на вид.
ёрш – смесь пива, водки и портвейна,
чисто по-русски говоря – купаж,
воспринимается благоговейно,
как результат продаж, тут же – пропаж.
вспоминаю: мы рыбачили однажды,
ты была – невеста, я – жених,
что ловилось, в сущности, не важно,
главное, чтоб вышел акростих.
как всегда, коротких строчек не хватало,
не хватало и заглавных букв.
ночь купировала и удаляла
леску, поплавок, крючок, бамбук.
*
* *
люблю природы свежее дыхание
и обещанье вечного покоя,
река течёт, уносит с потрохами
мою любовь, какую ни какую.
природу эту воспевали классики,
убитые когда-то на дуэли,
а нынче в речке только головастики,
лягушками не стали, постарели.
*
* *
трепыханье занавески
подчеркнуло летний зной,
посоветовав не мешкать,
быть, как текст переводной,
где расписаны по буквам
все желанья и дела,
творческим подспорье мукам,
будто мама родила,
не своя, совсем чужая,
мама – чистый образец,
и поведала, рожая:
у тебя другой отец,
не завистник и шизоид,
неудачник, маргинал,
обновив сперматозоид,
ты взойдёшь на пьедестал.
зашагаешь в ногу с веком,
и богат, и знаменит,
чувствую: стал человеком,
набираю аппетит.
*
* *
золотистый пурпур
уходящей зари
наблюдаю в упор.
на минуту замри –
говорю и заре, и себе, и трубе,
незаметной обычно при быстрой ходьбе,
но заметной сейчас
комаром между глаз,
верно, не по злобе
сокращает сеанс.
сокращает сеанс,
нарушая пейзаж.
что касается нас,
из раздела пропаж
хорошо бы уйти,
не нарушив баланс,
направляя свой взгляд
в тот же ряд –
по трубе, по заре, по судьбе,
незаметной обычно при быстрой ходьбе.
*
* *
опять же дом, дома,
ряд домов, улица.
взаперти – игра ума,
вышел – лежит пуговица,
которую потерял вчера,
пришил другую.
продолжается игра –
взять на запасную.
улица, ряд домов, дом,
жена и любовница –
всё своим чередом,
сейчас – пуговица.
*
* *
щебетанье воробьёв под крышей,
на кухне посвист чайника, который
в итоге каждому отводит свою нишу
и свою аудиторию.
ты лежишь на больничном безвылазно,
я весь день в бегах по делам,
тебе чайник поёт (что там иволга?)
отсылая меня к воробьям.
подскажите, каким можно жестом
объединить в один форс-мажор –
концерт для чайника с оркестром,
где без костылей дирижер.
*
* *
преподобный таракан,
сущий жук навозный –
в этом как-никак изъян,
но лечиться поздно.
от таблеток и пилюль
станешь бледной молью,
результат сведешь на нуль,
в минус, произвольно.
будь здоров, живи как есть,
всласть, не через силу,
ничего, что выйдет смесь
мошки с дрозофилой.
полетаешь комаром,
выдашь эскападу,
хочешь – полетим вдвоём,
до мкада и за мкадом.
*
* *
и вдруг приходит человек,
пронзает властным взглядом,
когда бы знал, что же ему надо,
по правде – невдомёк.
а этот странный человек
меня насквозь пронзает,
как будто я неосязаем,
точней сказать – не человек.
ни слов, ни жестов, его взгляд
сильнее, чем слова и жесты,
один лишь шаг, сойти бы места,
но ни вперёд, и ни назад.
а человек, считай пророк,
отображается в стекле,
преумножается в числе,
и исчезает между строк.
*
* *
луна застряла между дымом котельной и тучей,
туча застряла между кирпичной трубой и пожарной каланчой,
не преподношу как исключительный случай –
произошло всё само собой.
я мог застрять между её и своим домом,
дом застрял под старым номером, улицу назвали переулком.
мы с ней были почти незнакомы,
но я воспользовался хитрый уловкой.
сказал ей: поверьте, хорошая примета –
взглянуть, как луна зависла на одном месте.
всё рассчитал с точностью до сантиметра,
кроме того, что у неё муж и куча детей, один другого меньше.
тем не менее, она не возражала,
муж пил, а детям нужно было покупать штаны и ботинки.
испытывал к ней непередаваемую жалость,
однако удалил себя с переднего плана картинки.
эта история из моей юности,
застряла в голове, как на небе устрица,
в то время, когда после полнолуния началась бессонница –
правда, допустил кое-какие вольности.
|