|
* * *
Поезд зачем-то остановился вдали.
Какой-то дурак сорвал стоп-кран.
Вот вышел человек, упал и лежит.
Но нет, сутулясь, побрел в туман.
Наверное, на неправильный поезд сел.
Или родился в неправильную жизнь.
Человек, оглянись, твой поезд ушел,
А ты все идешь в эту темень, стынь.
И там, где был поезд, одна пустота.
Человек, постой, пути дальше нет.
Одна пустота на сутулой земле
Последний уносит свет, свет.
*
* *
Это узкое небо, это утлое небо,
Оно как нанайская плоскодонка,
Легко опрокидывается, поэтому если
У подъезда ты поставишь табуретку,
И тазик приладишь, донышком кверху,
Для верности, чтобы достать, и полезешь
На небо, оно – возьмет и перевернется.
И ты вместо неба окажешься на дне.
*
* *
Я просыпаюсь, иду, к письменному иду столу,
Становлюсь без разбора всем, что на нем лежит.
Ключом, монетой какой-то, каким-то карандашом.
И еще запиской, еще не написанной, еще никому.
Потом перемещаюсь в прихожую, а там, а там
На крючке оказываюсь висящим в прихожей пальто.
И это нисколько не мешает, не мешает мне быть
Ботинком и шапкой и вязаным на шею шарфом.
А на кухне меня с нетерпением, на кухне ждут
Кастрюля и чайник кургузый и солонка и нож.
И вот я булькаю, варю и солю в себе суп.
Ломтями батон нарезаю и завариваю чай.
Всего-то делов – состоять из разных вещей.
Хороший, в чем-то полезный конструктор такой.
Составил себя и живи там себе без проблем.
А после взял и рассыпал, ну когда надоест.
*
* *
Ты сняла накладные ресницы.
А потом накладные брови.
А потом накладные губы.
И груди сняла накладные.
И руки сняла и ноги.
И я уже молчу про попу.
Но черт! И меня, который
Успел на тебя забраться,
Ты тоже сняла! А куда я,
Куда без накладной, тобою
Подписанной, теперь подамся,
О бухгалтер моего тела?
Меня же при первой проверке
В утиль подчистую спишут!
Поэтому, дорогая, позволь мне
Залезть на тебя обратно.
И надень на себя по порядку
Все другие свои эти части.
Мы пройдем с тобой вместе эту,
Как ее, инвентаризацию, вот!
*
* *
В сентябрьскую ночь под папоротниками безлюдно.
Я лежу на спине на земле и смотрю сквозь тихое,
Сквозь тихое небо на себя самого, на лежащего
Под папоротниками в чернеющем лесном проеме.
Неправильная рыжая рябь напутанных листьев
Обманывает некруглую луну, как малого ребенка.
И кружат сломанными мотыльками чьи-то души.
Слетаются к лицу, испуганное оплетают сердце.
От поверхности глаз до папоротниковых разлетов
Рукой дотронуться, а дальше прямая бесконечность
Неба и меня самого, вплоть до молчаливого провала,
В который падает ночь, забредшая сюда случайно.
А мотыльковая луна, а испуганное ночное небо –
Все это во мне, я не знаю, что с этим всем делать.
Я лежу на спине на земле, будто ребенок малый.
Осенние папоротники слабы и забыты и ломки.
*
* *
Ветер был страх какой ночью, а утром
Береза легла поперек дороги,
А я лег поперек жизни.
Береза подняла к небу ветви,
А я к небу поднял руки.
Так и лежим, глядим друг на друга.
|