Опубликовано в журнале Крещатик, номер 4, 2017
|
КОНТЕКСТЫ |
Выпуск 78 |
Франсуа Деблю. Фальшивые ноты. Пер. с французского Н.Бокова. Алетейя, 2017. 147 стр., тир. 500 экз.
Русская литература продолжает пользоваться на Западе пристальным вниманием, причем читаются и изучаются не только Достоевский, Толстой или Солженицын, но и забытые у себя на родине писатели и мыслители, – Василий Розанов, к примеру. Его «Опавшие листья» читались современниками взахлеб, приводили критиков в неистовство. Розанов же просто фиксировал свои мысли, которые возникали при разборке бумаг или во время занятий нумизматикой. Но они касались животрепещущих тем жизни. Порой он намеренно шокировал читателей, откровенно высказывая свое отношение к проблемам пола или походя, не вдаваясь в аналитику, критикуя признанных мэтров. Эта манера письма была частью его натуры. Возник «розановский стиль», жанр, который трудно определить. Впрочем, он не был первооткрывателем; достаточно вспомнить Монтеня или Паскаля.
Сегодня к российскому читателю пришла книга швейцарского писателя Франсуа Деблю; иронический смысл ее названия – «Фальшивые ноты» – схватывается не сразу. Это признанный в Европе автор, написавший около сорока книг, преподаватель литературы, воспитавший не одно поколение. В своей книге он прямо отсылает нас к «Опавшим листьям» или «Мимолетному» Василия Розанова. Вот один из примеров: «Розанов. Потустороннее как гипотеза любви. Но для него это не гипотеза, ни невообразимая, ни необязательная». Иногда мысли Деблю подобны остро отточенному ножу: «У дьявола свои адвокаты; у Бога – пасторы», и иногда это зарисовки с натуры, подобные добротным пейзажам, в которых свободно себя чувствуют и мысли и чувства.
В книге Деблю нет эпатажа, подобного розановскому. Василий Васильевич любил, просто обожал возмущать добропорядочную публику. Деблю – то ли в силу европейского воспитания, то ли потому, что достиг возраста мудрости (ему 67 лет), – спокоен и прост: «Есть слова отвратительнее других: слова приказа. У любви нет таких слов. Приказывают только мощь, воля к власти и ненависть». И в то же время, подобно Розанову, он открывается перед читателем с обезоруживающим смирением: «Моя тюрьма – нетерпение». То бичует современников сарказмом: «Они хотели бы ухватить мир и владеть им. Они его фотографируют. Делают из него консервы».
Религиозен ли писатель? Немало строк в книге посвящено проблемам веры и пониманию современников этих проблем. Для Деблю совершенно неприемлемы самодовольство клерикалов, их претензии объяснить все тайны бытия: «Священному ни к чему реклама, ни приставание на улице». Он вводит новый термин: «Дурная вера. Дурная вера – Сатана, который старается сделаться маленьким и не преуспевает в этом. Так и дурная вера внедряется всюду и непрестанно – и всё извращает. В сущности, враг». Вчитываясь в книгу Деблю, путешествуя вместе с ним по просторам его души, понимаешь, что его волнуют те же самые вопросы, что и тебя. Волшебство писателя роднит души.
Этому немало способствует проникновенный перевод писателя Николая Бокова, на становление которого в начале 70-х годов оказал немалое воздействие Василий Розанов. Он уже знакомил читателей «Крещатика» с творчеством Деблю (2013, № 61). Книгу приятно взять в руки, – она любовно и профессионально подготовлена питерским издательством «Алетейя». Единственный ее недостаток – малый тираж. Остается надеяться, что, когда книга будет раскуплена (а я в этом нимало не сомневаюсь!), издательство всегда может сделать допечатку тиража.
/ Москва
/