Опубликовано в журнале Крещатик, номер 3, 2017
ПРОЗА |
Выпуск 77 |
МОИ «ФИЛОСОФСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ»
«Нельзя
жить приятно, не живя разумно, нравственно и справедливо, и наоборот, нельзя
жить разумно, нравственно и справедливо, не живя приятно. Самое страшное из
зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения, так как, пока мы существуем,
смерть ещё отсутствует; когда же она приходит, мы уже не существуем»
Эпикур
Эпикур – мой человек! Запомню всё вышесказанное слово в слово и крепко-накрепко – и буду всем повторять! Так как я живу по Эпикуру, считайте меня 100-процентным эпикурейцем!
Ориенталист
Прожив годы в Сингапуре, привык к ориентальному подходу ко времени – там не меряют его никак! Просто живут. Не все, но многие. Объясняют «философски», а именно так: собаки, кошки и прочие животные спят много, так как они существуют в другом времени, и для них не имеет значения, ночь сейчас или день. У них ведь, возможно, и день другой, и ночь другая. Это у нас своё собственное измерение. Тоже странно. Почему не спать, когда хочется, а ждать ночь? Ребёнок спит целый день, вся жизнь впереди – так что пока можно поспать. Старые люди спят мало – почти не осталось времени жить, поэтому им теперь надо больше бодрствовать.
Принцип ориенталистов – ешь, когда голоден, а спи, когда хочется, – верный, хотя, может быть, он противоречит «общепринятым нормам» нашей с вами жизни. Но попробовав следовать ему, вы увидите, как это замечательно. Конечно, будет трудно. Бедный или богатый бездельник может следовать этому правилу повседневно. Но и каждый из нас может это себе позволить хотя бы во время отпуска или на выходные дни. Пишу как живущий по этому принципу уже где-то лет тридцать. Это не какой-нибудь «культ», «течение» или что-то «эзотерическое», заумное! Это как бы бессистемное существование без строгого распорядка и слова «Надо!»
Ведь вы сами знаете, что «Надо!» и какой-либо жёсткий «режим дня» не должны висеть над людьми как наказание…
Урок
1967 год. Я в Риге – в «штатском» расцвете, и, казалось, неотразим! Под Москвой, где я пробыл около месяца, в компании молодёжи все на меня смотрели как на иностранца. Я то с одной, то с другой… В компании у нас была пара: она – красавица, а он обыкновенный парень. Я, естественно, свои мысли, планы нацелил на неё. И она уже почти сдаётся «иностранцу» из Риги. Никогда не забуду вечер, когда я с её парнем отправился за покупками для нашей молодёжной «гулянки». За 45 минут, проведённых с ним, я в него просто влюбился. Умница, начитанный, с чувством юмора и в то же время серьёзный, не то, что ваш покорный слуга – усатый танцор… Как я остро тогда почувствовал, почему она – с ним! И как много качеств мне, как человеку, не хватает. А девушка даже не поняла, почему я прекратил мои «заходы». Но я так был рад, что не нарушил их идиллии, так как со мной у неё был бы просто эпизод – не более того! Всю жизнь помню это. Честно скажу, не изменился сразу, но через много лет – да! Внешность всё-таки мало значит. Иногда и после двух слов забываешь о возрасте, длине волос, лысине и всём прочем. Как двусторонняя улица – или захочешь по солнечной стороне идти, или перебежишь на теневую. Выбор наш!
Почему же ты выглядишь как иностранец?
Рассказ о моей встрече с известным писателем Василием Аксёновым – на Рижском взморье, в 1969 году – решил поместить в этот, «философский» раздел. Почему? Почитайте – тогда, наверное, поймёте.
Представьте, я – юный модник, поклонник Америки, читавший аксёновские «Апельсины из Марокко» и «Звёздный билет» – разговариваю со знаменитостью! И это была как бы «наша», штатниками читаемая и почитаемая знаменитость, а не Твардовский или Бондарев… Изя Димант, выпивая где-то в пляжном «грибке» и случайно разговорившись со столичным писателем, на его вопрос: «С кем бы из вашего, рижского «молодняка” поговорить?», выдвинул на эту почётную роль меня.
Встретившись с Аксёновым у гостиницы «Майори», где он обитал, мы отправились пешочком в ресторан «Jura». О чём говорили? Об одежде, о ценах, причёсках «под американского солдата», о западной музыке… Ну не о литературе же он со мной разговоры вёл! И уже под моё пиво и его коньяк полились мои, полные нескрываемой гордости, байки про то, как мы, рижские «штатники», ходим как петухи по «Бродам»… Потом последовали советы, где и как «доставать» фирменные вещички. В общем, красочно описал я тогда собеседнику, считавшемуся «лидером молодёжной прозы», разные особенности «рижско-штатского поведения».
И что вы думаете? Позднее, в его новых книгах я узнавал многие «штатские» детали, почерпнутые автором из нашей неторопливой беседы. А тогда мне довелось услышать от него вот такой «философский» вопрос: «Посмотри, Яша, на мне ведь всё фирменное, самое-самое. А на тебе – белая майка, джинсы и шузы, честно сказать, “не очень”. Ну и пробор твой ещё… Почему же ты выглядишь как иностранец, а я нет?» Честно говоря, я растерялся. Это вам не цену за блок сигарет «Марлборо», не задумываясь, точно назвать! Моё минутное замешательство было нарушено насмешливой репликой: «Ну вот, видишь, не можешь мне ответить, как и друзья твои не могли!»
Да мог я ему сразу же ответить! Просто не удалось мгновенно собрать в одно целое все ответы, «всплывшие» в моей голове уже на финише нашего «банкета». Совсем не зная его биографии, абсолютно ничего не ведая о его родителях, а только усвоив из предисловий к его книгам, что он наш – «молодёжный, сочувствующий новым временам» – писатель, я изрёк примерно следующее: «Всё дело в породе. У нас порода другая! И не в национальности дело! Я с того момента, как себя помню, жил уже на Западе не только географическом, но и, так сказать, семейном. На потомственном семейном “Западе”, с постоянными восклицаниями отца «А вот раньше было!» А раньше у него было и пальто в клетку, и любые заграничные журналы-газеты в киоске на углу, и поездки «на воды» – в Карлсбад. И фотоальбомы без красных флагов. Одним словом, свобода! От этого и родилось у меня и у многих моих друзей настоящее преклонение перед Америкой, возможно, в чём-то, наивное, восхищение «штатским» образом жизни, каким он в наших мечтах да ещё по фильмам представлялся. Это в комиссионке купить нельзя! Это – внутри».
Мой собеседник не просто был рад такому ответу – он был растроган, поняв, что услышал мои искренние слова и увидел моё, настоящее! А я тогда, наверное, впервые в жизни, смог так кратко, всего в нескольких фразах, выразить очень важное для меня.
И получилось это, потому что передо мной был «сам Василий Аксёнов», глаза которого видели меня насквозь и помогали мне проявить себя настоящим, а не… модным.
Никогда не забуду…
Кто-нибудь из вас помнит сейчас окошки в рижских домах, находившиеся на уровне тротуара? Такие подслеповатые, полуподвальные, окошки. Мальчишкой я всегда любил в них смотреть, постоянно мучаясь вопросом: кто же там живёт? Даже получал удовольствие, фантазируя, рисуя в своём воображении людей почти что из «подземелья». Что они ели, на чём спали и тому подобное… Наверное, хлеб у них всегда чёрствый, конфет и мороженого вообще никогда не пробовали, а умывальник в их жилище такой, как на даче…
Как хотелось побывать там, у этих незнакомых мне людей! Кто они такие? Что они делают в этих подвалах? Может, от кого-то скрываются? В голове смешивались и герои каких-то загадочных историй, и те, вполне реальные «персонажи», которых видел своими глазами на улицах и на рынках – пьяные старики, инвалиды, нищие старухи, похожие на ведьм, и, конечно же, грустные дети, одетые совсем не так, как я. А они-то меня видят из своих окошек? Или только мои ноги?
Всегда помню слова мамы: «…а вот эти вещи и еду отнесём Лиде – они бедные…». Я не знал Лиду, но всегда думал: вот, наверное, эта Лида с детьми там, в таком подвале с маленькими окошками и живёт. Hа мой вопрос о таинственной Лиде мама серьёзно ответила: «Они, сыночек, пострадали, им очень трудно». И я не знаю, почему, но понял тогда, что за этими словами скрывается что-то несправедливое, какое-то непонятное несчастье, и подобное может случиться со всеми, даже со мной.
…Видел я такие убогие, «приземлённые» окна в разных домах нашего района – наверное, невольно сам их искал! Вата, заложенная между рамами давным-давно немытых окон и посыпанная кусочками разбитых ёлочных игрушек, делала эти привычные картины какими-то грустно сказочными. А настоящая ёлка в Новый год у них была? – всё новые и новые вопросы возникали в моей голове. Хотелось поделиться с обитателями «подземелий» хоть чем-то приятным, а не только нашими старыми вещами. Скорее всего, на самом деле всё было совершенно иначе. Но моя фантазия не имела в том детском возрасте даже маломальских границ. Но почему же, когда вспоминаю это сегодня, испытываю то же чувство, и что-то печальное, так и неразгаданное, наполняет сердце…
Для меня слова мамы, сказанные давным-давно, навсегда стали путеводными – в полном смысле этого слова. Дорога нашей жизни может быть поначалу прекрасной, но в любую минуту на твоём пути вдруг возникнут и ухабы, и повороты, и – «упаси, Боже» – яма! Лестница нашей судьбы не всегда ведёт на верхние этажи…
Может быть, мои детские размышления о «людях подземелья» и тот давний разговор с мамой научил меня никогда не смотреть свысока на полуподвальные окошки, за которыми, возможно, никогда не было новогодней ёлки, а лишь осколки ёлочных игрушек…
И уже в детстве я понял, что не стоит бояться неожиданных поворотов и всяких препятствий, которые не раз будут встречаться на моём жизненном пути. Я не раз убеждался, что можно оставаться Человеком, выбравшись даже из глубокой ямы, смыв грязь или отряхнув пыль. И можно изо дня в день смотреть на ноги людей, проходящих по тротуару мимо твоих окон, но не терять человеческого достоинства!
A честно говоря, не всегда легко оставаться Человеком…
Бережно относиться к людям
По-моему, если бережно относишься к себе, то сумеешь быть таким же с другими. Но уметь и делать – разные вещи. Мне часто поучительно говорят: ты вот по-джентльменски, а тебе грубость в ответ! Мой ответ прост: «Я ведь не для кого-то веду себя так, а для себя». Поэтому мне совершенно безразлично (ну, может, на мгновение неприятно), если не ценят моё доброе отношение или грубят в ответ. Ведь из-за этого я не буду менять себя. Бизнес – игра жестокая, но даже здесь можно выиграть или проиграть без оскорблений и хамства. Бережно? Не знаю, но потом легче в любом случае! Скажем, вчера собрались друзья и партнёры по бизнесу (не всегда это одно и то же). И так как мы по своим бизнес-делам уезжаем надолго, то проведём вместе десять дней в разных странах. Поэтому заранее хотим создать нормальные деловые отношения, без панибратства, грубости и похлопывания по плечам. И весь вечер в воздухе ощущалось это «Бережно!» Под этим же девизом и умение слушать и умение извиниться. Интеллигентный человек всегда хочет учиться, а это включает и умение слушать. Интеллигент сможет донести свою точку зрения без оскорблений и «путёвок в жизнь», вроде «Пошёл ты на …!» Но каждый может сорваться, а я, случалось, – первым. И всегда считал нужным признать это словами: «Извините, был не прав». Что в этом сложного? Такой шаг ставит в более трудное положение обиженную сторону: принимать извинение или нет. Но в желании признать свою неправоту, извиниться нет ничего немужественного. А это опять две точки зрения: прав ты или нет.
$$$$$…
Немного о распределении денег и людях, их «ненавидящих». Деньги – и маленькие, и большие – нужны всем: и умному, и глупому; и скромняге, и моднику. Каждый может направить маленькие или большие деньги на то, что ему лично нужно. Мне – мотоцикл, а тебе что-то для сердца и ума – духовное. Я тут не шучу. Когда внутри есть тот самый баланс, о котором уже говорил, то и применить деньги, приложить их как надстройку к внутреннему спокойствию очень приятно. А когда баланс отсутствует – увы! Примеров богатых и несчастливых полно. Но это не из-за богатства – это они сами растеряли баланс.
Одежда – это, в первую очередь, для себя. Деньги – великий инструмент, величайший, это (простите меня, грешного!). Так как они за-ра-бо-та-ны (!!!) с помощью Веры, труда и любви. Так и надо пользоваться ими, не забывая, как они пришли к тебе. Никому не навязываю этот принцип – не я его придумал, он был всегда. Моральная, хорошая, душевная, почти всеми приемлемая истина – «Не в деньгах счастье» Так ли? Вспомните булгаковское: «Еда, а не аппетит; постель, а не сон» и т.д. Красиво, умно, но… А если у тебя хороший сон, не пропал аппетит, имеются друзья и всё остальное, а нет только денег? Тогда как? Ведь хочется кушать, учиться, ездить, угощать друзей. Деньги фактически «покупают» свободу – свободу делать что хочешь, свободу от многих тяжёлых, рутинных повседневных вещей. Слышу чьё-то: «Материалист Джек!!!» Hу и хорошо! Многие с презрением смотрят на деньги лишь для вида или потому, что их у них нет… Мера у каждого своя: один убьёт за них, другой пойдёт другим путём. Но без денег этих проклятых – куда же?
Погостил и… ушёл!
Обратили ли вы, мои друзья-ровесники, внимание на то, что с наступлением старости незаметно стирается страх перед концом. B молодости от одной мысли об этом сердце просто холодело. А сейчас – посмотрите на стариков… Я по себе чувствую – видел всё, прожил хорошо, но… «только бы мгновенно!» Конечно, думать и мечтать о таком уходе в мир иной – одно дело, а жизнь может распорядиться иначе. В Бруклинской больнице, когда папа был при смерти, врачи говорили мне: «Есть одно лекарство – можно попробовать дать вашему отцу, но…». Я отказался! И хочу, чтобы мои близкие сделали то же самое и для меня. Думаю, в определённый момент и в определённом возрасте, наверное, уже чувствуется усталость от жизни, даже хорошей, когда сам её не контролируешь. Моя мама, умирая в рижской больнице за Двиной говорила: «Лишь бы скорей…» Снова нет универсальной формулы, каждому – своё. Мне, безумному оптимисту, хотелось бы видеть жизньтак: пришёл, интересно и весело погостил и… ушёл!
Мудрость и Возраст не всегда совпадают. Мне кажется, что мудрости как таковой не существует – есть способность анализировать прошлое и настоящее, беречь информацию, использовать накопленный за многие годы опыт. Ведь на 99 процентов всё повторяется! И если есть память и ты помнишь, что так уже было, значит, делай так-то, избегай того-то, и дальше всё в таком духе. Это приобретённое тобой, данное опытом и памятью, можно назвать и мудростью, и хитростью. Но чтобы принимать правильные решения и уметь анализировать, надо иметь УМ. Или не надо! Заменим «картотекой ситуаций» – будет просто и легко!
Мой стакан был всегда наполовину полный
Думаю, что успех и удача в жизни чаще были на моей стороне. Важнейший фактор – семья. Я понял это, оказавшись один в Америке, когда должен был полностью поменять жизнь – детские игры закончились. Аэлита с трудом и упорством преодолевала преграды на пути к своей сценической карьере. И вместе мы смогли помочь друг другу. Верю в формулу: «Делай всегда всё, что можешь, на 100%, и всё в твоём деле получится хорошо!» Нет? Не имеет смысла переживать – ты же пытался «на все 100»! Получится в следующий раз! Но не 99% надо давать, а все 100%! Были, конечно, и падения – учился на всём. Стакан воды наполовину полный или наполовину пустой? Надо иметь твёрдый выбор, чтобы с риском двигаться вперёд, a не благополучно топтаться на месте. Многие, глядя на меня сейчас, абсолютно не помнят или вовсе не знают, как труден был мой путь, так как с виду я всегда беззаботен, веселю всех, был и остаюсь мальчишкой. Почему? Для меня стакан был всегда наполовину полный, а это уже значит «Всё хорошо! Всё О’К!»
Мы так мало даем тем, кто нам
дорог,
Надеемся, что путь впереди еще долог,
Но меч уже завис и скоро упадет полог,
Успеть сказать, успеть сказать…
Zero People
ПОЛНОЛУНИЕ…
California, USA
«Жизнь
чаще похожа на роман,
чем наши романы – на жизнь».
Жорж Санд<
1986 год. Еду из Сан-Франциско в Сиэтл на «рентованном» кадиллаке с моим другом Юлом Кузьминовым (рижане моего возраста, наверное, помнят его – басиста из «Эолики», одного из штатников). Мы слушаем музыку, наслаждаемся красивой дорогой, за окном – океан, он то предстаёт перед нами как великолепная картина талантливого художника, то исчезает из вида. Выехали мы поздно, и вскоре уже стемнело. В смехе и болтовне, воспоминаниях о Риге и о сумасшедшем городе Сан-Франциско, который считался «столицей гомосексуалистов», время летит быстро.
В северной части Калифорнии, недалеко от горы Часты, которая кстати имеет мифическо-магическую репутацию в Америке, я заметил, что нужен бензин, – надо побыстрее заправиться. Но мы уже не на скоростной трассе, а на какой-то петляющей дороге, и указателей бензоколонок здесь что-то не видно. В темноте начинаем чувствовать себя неуютно и одиноко. Но вдруг в луче света от моих фар мелькнула стрелка с силуэтом помпы – сворачиваю! Кругами спускаемся в тёмную, туманную низину. Вот, наконец-то, разглядели какой-то маленький домик – стоит сиротливо, один-одинёшенек! А перед ним – всего одна бензоколонка. В окнах – тусклый свет, слышатся звуки банджо… Они мгновенно вызвали у меня ассоциации с фильмом «Deliverance». Помните такой?
Юл остаётся в машине, а я выхожу и направляюсь к дому. Открываю дверь: пахнет пивом, потом, накурено, гул голосов. Сквозь дым и туман замечаю на стенах… головы оленей и разглядываю их со страхом. А какие люди здесь собрались!!! И вправду, как из фильма! На лицах всех видны следы каких-то серьёзных генетических ошибок, поэтому весьма трудно описать представшие передо мной «портреты». Как в угаре мелькают какие-то перекошенные, изъеденные оспой, всклокоченные, кретины… В oбщем, дорогой мой, попал ты чёрт знает куда и чёрт знает к кому! Однако вижу, что неожиданно открывшаяся дверь в логово и я на пороге произвели какое-то впечатление на это сборище человекоподобных.
Из-за стойки поднялся огромный человек-боров, все на минуту примолкли, а он бросил мне первый вопрос:
– Ты откуда тут взялся?
– Будьте любезны, можно бензина, – отвечаю я приглушённым голосом.
– У тебя что, с ушами плохо? Ты откуда?
– Из Сан-Франциско.
И тут возникает пауза – гробовая, точнее, – гробовая тишина. Именно в тот момент до мозга костей я ощутил и на всю жизнь запомнил, что это такое! Десятки глаз буквально впились в меня и как рентгеном просвечивают насквозь – я прямо физически это ощущаю!
– Ты что, один из этих, гомиков? Вот тут я действительно осознал всю трагедию момента. Чтобы вам стало понятно, почему, хочу напомнить, что ваш покорный слуга, дорогие читатели, любил тогда носить (и по-прежнему любит!) кожаные джинсы, ковбойские сапоги и чёрные майки, плотно облегающие тело.
Тогда, в три часа ночи, именно в таком наряде – в кожаных брюках, тугой майке, ковбойских сапогах – лысоватый и с усами (ну прямо как мотоциклист из «Village People») я и предстал перед не очень симпатичными мне незнакомцами. И от моего ответа зависит, будет у меня будущее или нет! Пот бежит по спине наперегонки с мурашками…
– Да вы что, я вообще-то из Бруклина, только для Сан-Франциско так оделся – легче делать бизнес, ведь я страховками занимаюсь (вру гладко, а в минуты страха это важно!) Где же ваши женщины, давайте докажу!!!
И произошло всё, как в театре: «тишина взорвалась громкими аплодисментами, переходящими в овации». Тут же из какой-то руки (замечу – без пальцa!) принимаю кружку (заляпанную!) с пивом (отпитым!) и глотаю его с радостью! Какие-то калеки уже тащат меня к столу, бьют (сильно!) по плечам, не смех вокруг – а конское ржанье, не разговор – а «фонтаны слюны»… Старик в замызганной ковбойке объясняет мне (пытаясь всё время свою харю приблизить к моему лицу), что мои ковбойские сапоги хороши только для Нью-Йорка – узкими носами удобно тараканов в углах комнат давить! Ха-ха-ха!!! А беззубый парень тут же сообщает, что «вот допью пиво, поговорим» – и тогда он пойдёт налить мне бензин. Я просто в людских тисках – хорошо, что хоть ещё не распяли!
И тут… «явление Христа народу»! Юл, взволнованный тем, куда же я запропастился, решился зайти «на огонёк». Гробовая тишина – акт второй! Мой друг, похожий на агента ФБР, – бледный, длинный, в костюме (он ходил в нём всегда), при галстуке – увидев страшную обстановку, в которой я пребываю уже, наверное, около часа, просто готов упасть в обморок! Его, человека, который 3–4 раза в день принимает душ, затхлый воздух, ужасные запахи и даже малейшая грязь подвергают чуть ли не душевному расстройству.
Я, предчувствуя, что вот-вот наступит конец нам обоим, ору что есть мочи: «Это мой брат, он счетовод, но с детства глухонемой!» Именно ору, «взывая» таким образом именно к Юлу, чтобы он понял – ситуация для нас складывается критическая! Слава Богу – до него дошло! Тогда я во всеуслышание сообщаю, что у «братца» с животом проблемы, – проклятые гомосексуалисты, наверное, какой-то своей гадостью накормили! Юла тут же тащат к грязной барной стойке – лечить! Он безумно вытаращил глаза, и до обморока уже недалеко. Местного самогона наливают нам обоим. (Может, это был финальный экзамен?) Я – уже свой парень в «охотничьем домике», с сигаретой в зубах, весело эту мерзость вливаю в себя и другу своему даю понять глазами: хочешь жить – пей! Он, бедняга, буквально давится и никак не может выпить мутноватое содержимое грязного стакана залпом. Опять «дружески» колотят, уже нас обоих, по плечам, орут. Дым коромыслом, но сквозь его пелену вижу, что беззубый «мальчик» направляется к дверям. Мы «от чистого сердца» в спешке пожимаем какие-то руки-клешни и на прощание ещё разок получаем по плечам.
Фу, наконец-то, мы у машины. Квазимодо наливает бензин, Юл не может дождаться, когда же я возьмусь за руль. Молниеносно трогаюсь с места, чтобы быстрее оказаться как можно дальше от этого дурного сна.
Едем, сначала молча – просто не в силах были обмениваться впечатлениями о том, что пережили, неожиданно оказавшись «на дне». Над нами вовсю светит луна – полнолуние!
Прохладный ветер свистит в окно, и круглая луна подмигивает мне, будто успокаивает: в полнолуние такие события – нормальное явление…
JN, Miami 2008
«СНОВА ЗАМЕРЛО ВСЁ…»
Сердце
матери это бездна,
в глубине которой всегда
найдётся прощение
Оноре де Бальзак<
Мне 10–11 лет, и я уже влюблён, причём не в первый раз, но теперь – «навечно и бесповоротно»! Настолько это было сильно, что сегодня даже не помню имя моей Джульетты… Давайте вернёмся, друзья, в то прекрасное время, когда взрослые танцевали на танцплощадках в домах отдыха и санаториях, а местные мальчишки и девочки всегда приходили поглядеть, послушать музыку и как бы тоже поучаствовать. Ведь для них это было почти как кино! Вот там и можно было нередко встретить смуглого мальчика с набриолиненными волосами – он спокойно и уверенно стоял на веранде, а иногда танцевал с красиво одетой женщиной, мамой. И звали этого мальчика Яша.
Познакомился я после приезда в Дом отдыха со всеми ребятами быстро, а среди девочек сразу обратил внимание на Неё, и два сердца забились в одном ритме: моё и высокой 15-летней девочки с карими глазами и с фигурой, которая уже отличалась всеми видимыми признаками будущей женской красоты. Да, она была старше меня и даже выше меня, но я – модный мальчик, рижанин, подготовленный к «амурным» ситуациям моим «учителем» – дядей Юзефом (с которым вы, дорогие читатели, вскоре познакомитесь). И на девочку из «дальнего Подмосковья» моё взрослое поведение, как и рассказы о Риге, действовали абсолютно неотразимо!
Думаю, она тоже была в меня безумно влюблена, или, по крайней мере, – просто влюблена. Пытаюсь сейчас её представить, но вспоминаются лишь слегка раскосые глаза, светлый пушок на загорелой ножке и какое-то ситцевое платье, плотно облегающее стройную фигурку… Как мы стали встречаться и как я её в первый раз поцеловал – не помню. Но как взял за руку в тёмном зале сельского клуба, где показывали кино, – это как наяву… А вот мы оба лежим у реки, расстелив маленькое «казённое» полотенце, её рука в моей… Её плечо и бедро, и вся нагретая солнцем загорелая кожа, как и два сильно бьющихся сердца, остались в моей памяти навсегда.
…Не помню, что я натворил в тот понедельник, поэтому даже не придал значения маминому строгому запрету: «До конца недели, после восьми вечера, от дома – ни на шаг!» Всю трагедию этого жестокого наказания осознал я лишь к пятнице: мама не забыла сказанного! Увидев мои приготовления – белую накрахмаленную рубашку, тщательно причёсанные волосы и какое-то возбуждённое состояние – она всё моментально охладила: «К восьми быть дома!» Я остолбенел – ведь в восемь у меня свидание!
Забыл в начале сказать, что дело происходило в небольшом посёлке – там находился маленький Дом отдыха, куда мы приехали с мамой. Это где-то в двух часах езды от Москвы на поезде. Мама всегда находила для отдыха тихие и простые места. Отдых для неё – в чтении, волейболе, загаре и танцах по пятницам и субботам. Еда на отдыхе устраивала самая простая. А меня она таким образом «выздоравливала» от нехорошего влияния города и городских друзей. Вот поэтому папы с нами нет – он признавал привычный, спокойный отдых на цивилизованном Рижском взморье и, идя навстречу маме, коренной москвичке, предоставлял ей этот «русский отпуск».
Всеми мальчишками и девочками я, модный рижский мальчик, был там принят прямо как иностранец и быстро завоевал всеобщую любовь. Однако мой высокий авторитет в местных кругах не мог повлиять на строгость и требовательность моей мамы. Подсознательно я был уверен, что мама специально не пускает меня к той девочке. Уже были предупреждения, вернее, намёки: «Мне сказали, что ты с какой-то девочкой, старше тебя, ходишь на “дикий” берег реки», «Яша, имей голову на плечах и не дури ей голову – ты же ещё совсем мальчишка!» Или вот такое: «Могу я спокойно отдыхать без твоих сумасшествий?! Мне скандала не надо!» Но обычно мои мольбы всегда давали положительный результат. Неужели в этот раз мама действительно предотвращала назревающий скандал? Однако эти умные мысли пришли ко мне позже, а тогда…
Никакие просьбы, заверения – «Ну, пожалуйста!» – тогда не помогли. Уже восемь часов, и я знаю, что меня ждёт ОНА, и мне кажется, что мир вот-вот рухнет и завтра уже не наступит. Я в отчаянии валюсь на кровать, поворачиваюсь лицом к стене и плачу, тихо и горько…
Проснувшись ночью, не могу понять, сколько же сейчас времени. Луна светит сквозь развевающиеся занавески, тишина, и лишь где-то далеко играет аккордеон или гармошка.
Звук тонкий, прерывающийся, как будто каждая нотка повисает в ночной прохладной тишине. И голос! Я слышу рядом тихий-тихий голос, поющий легко и приятно, а иногда речитативом читающий простые, незамысловатые слова:
Снова замерло всё до рассвета,
Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь.
Только слышно – на улице где-то
Одинокая бродит гармонь…
Это… рядом, на соседней кровати, поёт мама! Я замер, почти не дышу – не вспугнуть бы момент! К моему счастью, гармонист сыграл эту песню, наверное, раз пять. И я, сжавшись, затаившись, как бы участвуя в чём-то секретном – даже не знаю в чём! – слушаю. А подушка всё ещё сырая от моих слёз – это я помню, прямо ощущаю сейчас…
Слушаю, и какая-то другая грусть проникает в сердце, что-то от маминого тихого пения и лёгких, понятных слов. До сих пор я не забыл ту песню, все её слова, а ещё то странное чувство, от которого все мои личные переживания стали в тот момент маленькими и никчёмными. Песня кончилась. Знала ли мама, что я не сплю, пела для меня или для нас обоих? Я почему-то уверен, что каким-то образом пела для меня, потому что часто, и иногда без слов, мама давала мне понять: «Яша, ты умнее и тоньше, чем твое поведение, я ведь тебя знаю…» Или пела для себя и о своём? Прошло столько лет… Не помню, ни как наступило утро, ни что было на отдыхе потом. Не помню ни имени девочки, ни названия санатория.
А вот занавески, луну, ощущение какого-то необъяснимого момента и эту мелодию, звучащую далеко-далеко, и тихий голос рядом я запомнил на всю жизнь. Как будто это было вчера…
Может, радость твоя недалёко,
Да не знает, её ли ты ждёшь…
Что ж ты бродишь всю ночь одиноко,
Что ж ты девушкам спать не даёшь?
/ Рига
– Нью-Йорк /