|
ПАРУСА
Я помню – мальчишкой бегу по зелёному склону,
Вспоённый свободой, как будто Кастальским ключом,
Я помню про кудри, что я преподнёс Аполлону,
И помню, как двигал утёс над отцовым мечом;
Я помню, как мать на прощанье целует мне темя,
И как покидаю с тоскою родные леса,
Я помню, что бремя героя – тягчайшее бремя,
И помню, что надо, что надо менять паруса!
Я помню – сестрам по серьгам, а прокрустам – по
ложу,
Я помню, как рвался Синид и как выл Перифет,
И помню, как думал Скирон, что он хитростью сможет
Отсрочить своё воздаянье на несколько лет:
Карающей дланью пройдя по дорогам Эллады,
Следил, чтоб уродство души побеждала краса,
Я чуял, я думал, я знал и я верил – так надо!
Надеждою страх замещая, менял паруса!
Я помню коварство Медеи и гнев паллантидов,
Я помню, как яд миновал и как меч – миновал,
Как стал для Афин я надёжной и прочной эгидой,
И снова – Скирона, летящего
в пенный провал…
Да, пена… Я помню, как волны рвут снасти у лодки,
Как блещут на солнце невольных гребцов телеса,
И как я кричу, не жалея просоленной глотки,
Что скоро, уж скоро, нам скоро менять паруса!
Я помню злорадство и дерзость царя-диогена,
Глаза Ариадны в последний, пронзительный миг,
Удушливый, гнилостный запах подземного плена
И мох на развилках, и каждый зловонный тупик;
Я помню, как вбил свой клинок под ребро людоеду,
Критянского принца вспоров, как докучного пса,
Как сердце рвалось из груди с криком: «Папа! Я еду!»…
Я что-то забыл… Я забыл поменять паруса!!!
ГОЛОС
БОГА
Я услышу когда-нибудь голос Бога:
Богорокот его, богогогот;
Я узнаю, что нету во эмпиреях
Ни добрей Его, ни мудрее.
Он когда-то, склонившись над колыбелью,
Пел мне музыку внедецибеллью:
Я внимал Ему, трогал Его ладони,
Незаметные посторонним.
Он когда-то держал меня в поле зренья,
Моему пособляя добренью,
Он когда-то меня укрывал крылами
И сражался с моими злами.
А теперь я во власти земных мелодий –
И его во мне глас бесплоден,
А теперь мое сердце взрослее бъется –
Богу места не остается
И Творец отошел от моих взрослений,
Недоступный сверхсмысленный гений
Головою качает, кусает губы,
Недоволен твореньем грубым.
Я глотаю отраву, кидаюсь в йогу,
Чтоб обратно пробиться к Богу,
Чтобы вновь умываться его любовью,
Чтобы негу испить боговью.
Он – нет-нет – и на миг мне сверкнет кристаллом:
Вроде – тут, а уже и не стало
Он – нет-нет – где-то шаркнет, скользнет к двери и
Затаится на периферии.
Я услышу когда-нибудь голос Бога,
Что один, но как три и как много.
Возвращусь, развращенный, в его обитель,
Если примет меня родитель
И я буду с ним петь и вплетать свой голос
В хор небес, как в прическу волос.
И я буду качать колыбель с ребенком
И дышать на его ручонки…
SINCERIO
Когда вечер из воздуха вешнего выпьет тепло,
И подобен закат в чашу неба излитому грогу,
Вспомни имя моё – всем столетьям, заклятьям назло –
И меня призови к своему смоляному порогу.
Когда песню скупую свою запоют тростники,
И исполнятся сумерки запахом розы и мяты,
Вспомни имя моё – всем запретам, табу вопреки –
И впусти меня тенью в свои расписные палаты.
Призови меня охрой и солью, землёй и огнём,
Хоть немного ослабь заклинанья гнетущего путы,
На границе мужающей ночи с дряхлеющим днём
Дай в истоме застыть, упиваясь блаженной минутой.
Я вползу к тебе, кожей пятнистой по праху шурша,
Я примчусь к тебе свистом стрелы, разорвавшей туманы,
И – глазами в глаза – не моргая, без слов, не дыша,
И останусь с тобою, своим искуплением пьяный.
Но, как только с небес изольётся на ставни окон
Жгучий мёд первозданного, вечно немого светила,
Я обязан уйти – ты сама начертала закон
На скрижалях времён – и сама нарушать запретила.
Я безмолвен и гол стану снова, в росе растворясь,
Снова буду страдать, изъязвляемый солнечным богом,
Пока вечер под брюхом моим раскалённую грязь
Не остудит, и снова закат не расплещется грогом…
ПУСТЫНЯ
Глотая
колючую пыль и позор,
Потупив к булыжникам взор,
Из Города Камня в изгнание шли –
Навек из родимой земли
Вдвоем под огульные свисты толпы,
Очей не подняв от тропы.
Один из них был – воплощенный порок,
Второй же – блаженный пророк.
Пустыни простор перед ними лежал,
Ощерившись тысячей жал,
И дыбил бархан за барханом горбы,
Суля однозначность судьбы.
И двинулись в путь – хоть не знали пути –
Куда не могли не идти:
Ходячий порок и бродячий пророк,
И третьим – меж ними – Бог.
И были удары палящих лучей
Страшнее шипастых бичей,
И солнца взъяренный огнистый алмаз
Им донья выскабливал глаз,
И бились с десятками бурых гиен
И с жаром десятков геенн
Бездонный порок, осененный пророк,
И бился меж ними Бог.
И ночь не сулила приятных прохлад –
Морозными звездами жгла,
И не было отдыха от духоты,
Но дух вместе с мышцами стыл:
Пытаясь согреться, спиною к спине,
Кривляясь в безвыходном сне,
Два бреда делили порок и пророк
А рядом метался Бог.
И иглистый, жесткий песок как резцом
Над их поработал лицом,
И солнце вожгло в их зеницы клеймо,
Оставив слепое бельмо.
И если поставить тебя и спросить,
Кто – послушник тут, кто – бандит,
И – самое важное – в ком из них Бог,
Ответить бы ты не смог.
…Пустыней отпущены – оба? Один? –
Оставив за черной спиной
Ночное сияние безжалостных льдин
И белый полуденный зной,
Остатки души и сердец черепки
К родным возвращались местам.
А сзади ревели и плыли пески…
…И бог их остался там.
|