|
АВГУСТИН
Мне на плечо опустился журавль
и ну тереть про синицу
я думаю что он может быть и прав
и мне пора остепениться
я тут смотрел на себя в монитор
когда мне было тридцать восемь
прошло два года и ничо ваще
не торт
кругом рейтузы и осень
а на плече моём свернулась змея
и ну кусаться обидно
во все концы здесь лежит моя земля
и границ ей не видно
здесь очень разные цветы среди равнин
здесь полдень вязок и вечен
и ты зови меня блаженный августин
за мои хрупкие плечи
а на плечо моё залез таракан
и так зараза топочет
я предложил бы ему водки стакан
но он в завязке не хочет
ну что ж опять придётся пить одному
дурное дело привычка
мне алкоголь добавляет уму
он мой фейсбучный подсничник
и на плече моём кого уж только нет
у них там пиду и пати
а мне пора приготовить обед
да и пойти почивати
и в этот краткий сладкий час дневного сна
пока я буду в отключке
вокруг меня будет блаженная весна
и сексуальные брючки
*
* *
Девушка, решившая прожить как чайлд-фри,
ходит за бухлом только лишь в дьюти-фри,
дегустирует макнаггетсы с картошечкой «фри»,
ну и иногда ещё поёт в караоке.
Свобода – это то, о чём орут снегири,
это когда скажешь: «Горшочек, вари!»
Когда можно, вроде, взять, а ты не бери.
Ну и перспектива умирать одиноким.
А ты теперь стала ресторанным гуру,
а я всё так же тупенько играю в игру
и понимаю только, оклемавшись к утру,
что автобуса нет и уже не будет.
Тот, кто до меня ехал в лифте, очевидно, пьёт лак.
И вроде светит солнце, а всё такой же дубак.
И это всё конечно исключительно так,
потому что мы взрослые трезвые люди.
А то, что лишь недавно звучало как план,
теперь звучит, как то, что поёт Дан Балан.
Вот, может, и воздалось нам по нашим делам –
мы дёргали по нитке, распустились рубашки.
Поэтому без разницы, с какой встал груди,
зелёный или красный человечек впереди.
Под мерное «тик-так» ты наливай и ходи –
продолжим наши прерванные пьяные шашки.
ЛЕТНЕЕ
КИТАЙСКОЕ
Дура, открой же глаза, сегодня ведь день водопоя
выбери, что надевать – и нас ждёт большая река
наше с тобой кино – какое-то, блин, бесконечно тупое
лучше лежать и смотреть на звёздочки из гамака
дура, не будь как все, не читай, я прошу, Кастанеду
что тебе может сказать навсегда упоровшийся дон?
а если прям сильно хотеть, я точно возьму и уеду
или хотя бы умышленно спрячусь за каменный дом
дура, не стоит жалеть – их будут ещё миллиарды –
праздников, вздохов и пальм, нужно лишь выучить код
так наводи марафет, надевай же свои леопарды,
а я подожду пока здесь, среди вилланелей и од
дура, какая там жизнь? нет никакой такой жизни –
так, трепыхание тел, обоняние, звуки синкоп
я много раз слышал, что нас изучают гигантские слизни –
так выпрямим средние пальцы и засунем их им в мелкоскоп
ПОРОШКОВЫЕ
ОГНЕТУШИТЕЛИ
Вот и
следующий трамвай
холодный и старый как моё сердце
хорошее начало для стихотворения
подумал я
и тут же начал
второй день подряд не отпускают
тяжёлые лёгкие
перед глазами шоколадная фольга
снятся слепленные из разных кусков гомункулусы
из бывших людей
который год подряд
не отпускает двойственность
общения наружу
и разговоров внутри
пярнуский туман добрался до Таллинна
чудеса регенерации пока недоступны
скорость воспламенения прямо пропорциональна
ПУЛКВЕЖА БРИЕЖА[1]
все убивают всех
пятеро выживших какое-то время предаются морализаторству
а потом снова берутся за свои мачете
благородный десперадо из ниоткуда
убивает главного злодея только лишь для того
чтобы расправиться с героем самому
не трогай Джавдета
бравый полицейский мочит преступника
и на всякий случай добивает жертву
все раздражают всех
одиночек раздражают пары
вот что она ходит за ним
как привязанная
как будто без него не справится
с этими резиновыми помидорами
пары раздражаются при виде одиночек
посмотри на этого лысого жирного
жрёт как свинья
всю скатерть изгваздал
потому с ним и не сел никто
все видят друг в друге своё прошлое
или – ещё страшнее – своё будущее
когда-нибудь всё переменится
все поменяются местами
потом снова наоборот
и снова
живые хотят стать мёртвыми
мёртвые мечтают стать живыми
Моника из гостиницы «Моника»
пожелала мне доброго утра
тоже ведь рекурсия
хотя кажется она даже серьёзно
хотела чтобы моё утро было добрым
ну а как ещё
РОМАНСЕРО
я влюбилася в Спиди
Гонсалеса
мы валялись на куче физалиса
и мы были не тем, чем казалися
и нам было по семьдесят два
он меня отлюбил – и уматывал
остывала я в комнате матовой
и ругала его перематами
ведь пропала моя голова
ох ты мой скоростной мексикашечка
твоя яркая светит рубашечка
на плече твоём то ли букашечка
то ли буквица, словом – тату
ох какие ты корки отмачивал
как по памяти шпарил ты Пратчетта
а жену, говорят, поколачивал
я слыхала, я это учту
я влюбилась в глаза твои глиняны
в твои волосы набриолинены
как жерло по-над старшим над Плинием
поглотил меня страшный амор
забываю я химию с физикой
когда с тихой усмешкою шизика
подъезжает он близенько-близенько
и волнительно глушит мотор
я неспешно жила, тлёй-улитою
пусть зато не бывала я битою
но подавилась я такой-бурритою
как завидела глаз этих блеск
не поспеть за моим мексикашечкой
за его ярко-красной рубашечкой
но упорно ползу черепашечкой
парадоксом твоим, Ахиллес
ты летишь золотыми парсеками
ты торгуешь вразнос человеками
под моими ж кровавыми веками
притаился другой вариант
тише едешь – прекрасней ландшафтики
на ребро вы монету поставьте-ка
отвлекись от своей астронавтики
я – итог, я – финал, я – пуант
|