|
Мордехай Цви Мане
/
1859–1886 /
МОЙ
ИДЕАЛ
1
Солнце к западу склонило
Огненное лоно;
Озарило светом алым
Дали небосклона.
Мир в покое. Не услышишь
Шума до рассвета;
На пригорке, в отдаленье –
Там приют поэта.
Как ты мил, расцвет весенний!
Голос мой немеет;
Он твоё великолепье
Выразить не смеет.
Но весна душе надежду
Возвратит – и с нею
Голос мой, забыв печали,
Зазвучит сильнее.
2
Мир в покое до рассвета.
Кажется – не дышит;
Но крыла внезапный трепет
Чутко ухо слышит.
Это аист надо мною,
Белизной сверкая,
Взмыл в простор и путь свой чертит,
Небо рассекая.
Ах, и мне б такие крылья
И стремленье птичье!
Полетел бы прочь, срывая
Рабское обличье!
И в полях моей отчизны,
Ветром исцелённый,
Стал бы петь, как пел Галеви
У руин Сиона.
Где ты, где, земля святая?
Сердце искры мечет;
Душу грустную и тело
Твой бальзам излечит.
И блаженство и отраду
Силою целебной
Наконец-то мне подарит
Воздух твой волшебный…
В золотых лучах рассвета
Заблестели росы;
Вышли рано земледельцы
С песней на покосы.
Собирает рог пастуший
С водопоя стадо;
И напев невесты юной
Слышится из сада.
На заре и я бы вышел
С пахарями в поле;
Затянул бы с ними песню,
Позабыл о боли.
Позабыл бы скорбь, увидев
Свет надежды милой,
И вернул бы ликованье
И былую силу.
Чтоб тебя, земля святая,
Воспевать до гроба!
Так пускай же к возрожденью
Мы воспрянем оба!
Ури Цви
Гринберг
/
1896–1981 /
ЧУДО
РАССВЕТА
Сияла
заря золотая на лицах детей,
которых мне Бог подарил – и на страже стояла олива.
В шкафу, где пророков и гениев книги и книги Завета,
я выбрал одну – и была среди мудрости всей
мне присланным кем-то она лучом искажённого света.
Отцы прямодушные наши тома этих книг
Чужими считали всегда за лукавый язык,
за пёстрое их многословье, а те, кто их пишет – бедны:
клюют с чужеземного поля, и ангелы им не видны.
Но первенец мой, сын Завета, пришёл на рассвете и встал,
от книги меня отделив – и глазами сияя меж книгой и
мною,
промолвил: «Смотри!» – и смотрел я, и в сердце сказал:
«Так Милость Небесная светится голубизною!»
Сам ростом в два локтя, но выше колонны любой,
вошёл, как Божественный гость, и отец мой святой
стоял у него за спиной.
И всё искривлённое, скверное всё,
плоды винограда чужого и все иноверные нравы,
поникло, как флаг побеждённых, как будто с рассветным лучом
пришёл ко мне в Ерушалаим отец мой живой, и на нём
шёлк белых субботних одежд, а не саван чужбины кровавый.
|