|
ПРЕДЧУВСТВИЕ
Свободный
перевод из
недатированной
записи
безвестного
монаха
Чудова
монастыря
Боже праведный, сделай милость,
Дай понять, почто и доколе
Время словно остановилось
Над Ивановыми покоями.
Почивает царь али бодрствует,
Отмолился ли, отобедал ли –
Лишь Скуратов – душа родственная,
Знамо, ведает.
Тучи тёмные – сине-лиловые,
Ливни – вёдрами, град – горошинами,
Псиный ветер со стороны Ливонии
Или с севера, с Новгородчины.
И черным-черно вороньё из-за Немана,
Из латинской земли Сигизмунда,
Словно небо на Русь разгневалось, –
Чую смуту.
Да не с запада и не с севера
Надвигается – где-то около
Затаилась тенью волка серого,
Кружит хищною птицей-соколом.
Боже праведный, дай мне разума
И умения сохранить достойно
То, что сказано и недосказано,
То, что выстрадано со стоном.
Боже праведный, пред ликом Твоим
Свои строки, как умею, калякаю,
Чую сердцем беды великие
Человеку и твари всякой.
*
* *
8
мая 1606 года в Москве состоялось венчание
польки Марины Мнишек с
русским царём
Дмитрием Ивановичем
(Лжедмитрием I),
но уже 17 мая в
результате боярского заговора
так называемый
самозванец был свергнут
и погиб, а его супруга
подверглась опале.
Из
истории России
Ночь черна, будто сажа
Над озябшим Кремлём,
Но бодра третья стража
И снаружи и в нём.
Сабли остры, как бритвы,
Тишину стерегут,
Лишь: Марина!.. Димитрий!.. –
Шёпот трепетных губ.
Онемевшего мая
Не весенняя стынь.
Близь и даль обнимая,
Смотрят с храмов кресты.
Цвета аквамарина
Звёзд московских печаль.
Бес вас с ними, Марина,
Обвенчал.
Византийская митра,
Польский свадебный мёд…
Как сейчас вам, Димитрий,
Душу ль страхом не жмёт?
Иль вовсе не чует
Приближение бед
В эту пору ночную?
Неужели же, нет?!
Те, кто в годы ненастий
Жил, не может не знать –
Смерть не гостья в стенах сих,
Где за чувства казнят.
Но пока звёзды те же
И не встала заря,
Речи женские тешат
Молодого царя.
И как будто до Рима
И до краковских стен
Гулким эхом: Марина! –
Сердцем, сдавшимся в плен.
Ах, как сладко качаться
В браге томных речей,
Верить в царское счастье
Ещё девять ночей.
*
* *
Весны неокрепшей предсмутье,
Знамения вещих комет…
Забыть их и просто заснуть бы,
Но льнут они снова ко мне –
То ветром, то говором птичьим,
То колоколом вдалеке,
То старым холстом, где Татищев
В напудренном парике.
ВСТРЕЧА
«Это
было тело убитого Грибоедова…»
Пушкин,
«Путешествие в Арзрум»
Кого везёте? – Некий Грибоед…
Арба со скрипом проплывает мимо.
Припомнилось: «А судьи кто? – За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима».
На окруженье с жалостью глазел,
Как в зеркало, чьё отраженье криво:
«Сужденья черпают из забытых газет
Времен Очаковских и покоренья Крыма».
Припомнилось, как говорил насчёт
Бомонда, где всё – ханжество и лживость…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На холмы Грузии ночная тьма ещё
Лечь не успела, но уже ложилась.
Март,
2014
*
* *
Возможно, ласточки у старых скал всё те ж,
Но нынче их густым туманом скрыло,
А у меня лишь звательный падеж,
Чтоб прошептать короткое: о, Крыме!
Ах, брат (себе твержу), – тебе ль
Откроется когда-нибудь с обрыва,
Как трогает притихший Коктебель
Волны морской волошинская грива.
Увидится ли тёмный Карадаг,
Услышится ль арбы татарской отзвук,
И кисловатый, будто виноград,
Вкусишь без спросу ль киммерийский воздух?
К
ПОРТРЕТУ ДЕКАБРИСТА ЛУНИНА
И
русских первенцев блистательные споры…
О.Мандельштам
Где с петропавловской стеной
Соединилась тень Фемиды, –
В чужой душе всегда темно,
Но и в своей не зги не видно.
А здесь – казённой тройки бег
Под монотонным колокольцем
Да хрусткий забайкальский снег
За зарешёченным оконцем,
Зари бордовое вино
И, будто прежней жизни слепок, –
Мундира старого сукно,
Ах, разве что без эполетов.
Какая, впрочем, ерунда,
Когда не за горами старость,
Смотреть назад, где ни следа
Уже почти что не осталось.
*
* *
О, годы с поседевшими висками
Бредущие, как старые бомжи…
Мне кажется, я жил при Чингисхане,
И при Иване Грозном тоже жил.
Свидетельством тому – ни шёлк Востока,
Ни тёмный след опричного кнута,
Но этот воздух терпкий, как настойка,
Такой же горький, как и в те лета.
Я чувствую его через бескрайность
Копытами растоптанных долин,
Где в полустёртой памяти осталась
От пыли сероватая полынь.
*
* *
Прапамяти оскомина.
Луны холодной олово.
Опричники Московии,
У сёдел пёсьи головы.
Летят века, как коршуны,
Года мерцают саблями.
Незваны и непрошены
Иные мчатся всадники.
Забуду ли о площади,
Чья слава страхом мерена,
И дом тот, где из прошлого
Бессменно смотрит Берия.
Из
цикла «Есениана»
*
* *
Неотправленное
письмо П.И.Чагину
Предположительно
1925 г., без даты
Здравствуй, милый мой Пётр Иванович,
Здравствуй, Петя, любезный друг!
Что-то душу измучило за ночь,
Передышку дав лишь к утру.
А сейчас она – будто отплакала
И тиха, как вдали Ока,
Где знакомых церквушек маковки
Кротко тянутся к облакам.
Лишь в глазах световыми пожарищами
То Нью-Йорк, то Берлин, а за
Ними снова дожди Рязанщины,
Твоего Баку бирюза…
Было всякое, знаешь, Петя,
Кабаки и прочая дрянь,
Только, кажется, скоро петь я
Перестану, мой милый, впрямь.
Не вини меня, Пётр Иванович,
За бывавшую спьяну спесь, –
Ты один меня не вымарывал,
Оставляя таким как есть.
Сам не ведаю, что со мною.
Знаю лишь, дорогой мой, про
То, как цветом схоже с золою
Слов оставленных серебро.
ПРОХОЖИЙ
Света жёлтый окурок
Брошен в тающий снег,
И двояк, словно Курбский,
Речи уличной сленг.
Рядом чьи-то заботы
И чужие дела.
Ну, а ты? Где ты? Кто ты?
Чей? Откуда? Куда?
НА
СМЕРТЬ АНДЖЕЯ ВАЙДЫ
Не из
мрамора, не из металла.
И бесстрашие знал, и страх.
Лишь душа у него летала,
Будто ангел о двух крылах.
Над Катынью, где листвой залежалой
В рвах расстрельных шуршат ежи,
И над Краковом, и над Варшавой,
И над той Москвой, где я жил.
Где порою польская вольница
Вдруг врывалась на киноэкран…
Как всё помнится, как всё помнится,
Как всё помнится мне. А вам?
Октябрь,
2016
|