Где найти мне слова, у кого
из великих,
чтобы чувства излить печали и скорби?
Пушкину велосипед неизвестен,
Шевченко не слышал о чудесной машине,
да и Бродский не знал счастья мчаться на ней под дождем,
равнодушен Сева Некрасов к глаголу «украсть»,
Аполлинер, своровавший Джоконду, на bicyclette не
посягал никогда!
Где мне взять темные краски, чтобы изобразить вечер в столице
октября холодного двадцать восьмого числа года пятнадцатого
третьего тысячелетия по Рождеству Христову,
когда тучи небеса помрачили и накрапывал дождь?
Где мне взять рифмы, чтоб выразить одиночество
друга железного поэта болезного?
Думал я, что его ненадолго оставил – оказалось, что навсегда!
Грубые волосатые руки открыли замок антивора,
повлекли в неволю двухколесное чудо передвижения…
Детали его родились в освобожденной Румынии,
а собраны вместе веселыми рабочими Франции!
Теперь-то я понял: я видел замышлявшего злое, –
плохо одетого господина лет сорока восточного типа
азиатской
наружности, –
он внимательно наблюдал за моими жестами запирания антивора,
приторачивания чудесной машины к столбу!
Увы, я не мог уберечь тебя, друг Эола, спрятав
в предусмотренное помещение для велосипедов,
ибо консьерж хранит в нем разную мебель и другие вещи,
и с консьержем лучше не ссориться.
Ах, отчего поленился я тут же поднять победителя километров
в квартиру?
О, как мчались мы накануне, образуя единое тело, с холма Бельвиля,
налюбовавшись видом Парижа в лучах заходящего солнца!
Тормоза крепко сжимали обод колес в случае необходимости,
белый луч фары вырывал из тьмы неровности почвы,
точнее, асфальта,
а красный фонарик предупреждал водителей о моей хрупкости!
Грубые, но умелые руки разомкнули нехитрый, впрочем, замок,
оседлал тебя зад мускулистый, костистый мигранта,
несмотря на твое молчаливое недовольство,
и не мог ты позвать на помощь, закричать пронзительно, протестуя!
Лишь одна мысль проливает бальзам на мою почти неизлечимую рану:
тяжела была жизнь похитившего тебя иноземца,
ведь ему еще километры одолевать навстречу будущей жизни,
стремясь в обустроенную Скандинавию,
осуществившую мечту русских – социализм обеспеченной жизни, –
обойдясь без гулага и горы трупов всех
национальностей.
Пусть же послужит мой товарищ железный бедняку горемычному
на его пути в светлое будущее.
У него не было другого выхода, –
не решился бы он попросить у меня подарить тебя –
колеса твои с узорными шинами, руль твой никелированный!
Не мог он сказать мне:
«Брат человеческий, дай мне предмет сей необходимейший,
ты ведь можешь на метро поехать и в автобусе,
или другой велосипед найти, вон их сколько стоит на
улице
и в магазинах бесчисленных,
а у меня, брат, один только шанс: антивор открыть
и в путь отправиться,
в Скандинавию туманную социалистическую,
в Норвегию осеннюю благополучную.
Не сердись на меня, чужестранца бродячего,
родины и знакомых друзей лишившегося
не без глупости и жадности твоего государства повелителей,
тобою и твоими согражданами не без недомыслия избранными.
Квиты мы, брат, по расчету великому:
ты для меня велосипед купил согласно плану Всевышнего,
для меня берег до сего вечера октябрьского».
2015
|