|
ДЕНЬ
ЗДОРОВЬЯ
Зимнее солнцестоянье,
Вжиканье лыж на бегу.
Радостное мельканье
Ярких флажков в снегу.
Елей раскидистых лапы,
Жидкий чай из бачка.
Под портвешок, тихой сапой, –
По рублику в «дурачка».
«Многия ждут нас печали!..» –
Мудрый завлаб говорил.
И на Финляндском вокзале
С пятой бутылки дурил.
БОЛЬШАЯ МОСКОВСКАЯ УЛИЦА
«Зингер» швейная машинка,
облик бабушки склоненной
(в прошлом – ателье на Невском
под названьем «Смерть мужьям»).
Стол завален лоскутами,
и они – не просто бархат,
выше поднимай – панбархат
для профессорской вдовы.
Все приходят и уходят,
всё примерки да примерки,
где же мне играть? – увы…
*
* *
Провернет со скрипом глобус,
На Кавказ нацелит штих…
Ввечеру прошел автобус,
Больше штучек никаких.
Меж зелёными горами
Утекает речка вдаль.
Как пейзаж в оконной раме,
Цепенеет Кохерталь[1].
Может, это в Пятигорске?
(Не просил, а вот прошу).
Да не клянчи, не упорствуй, –
Не Бештау, не Машук!..
*
* *
Бодрым шагом, налегке
(хоть в похмельном сушняке)
шел полями пиэрид.
Глядь – в светящемся ларьке
Фатима сидит в тоске
и менять не хочет вид;
по смартфону говорит
на узбекском языке.
– Фатима, пожар залей,
дай бутылку «жигулей»!
Отвечает Фатима:
– Путник, не сходи с ума!
Я прошла Литинститут,
а сижу, как попка, тут.
Хоть Парнас пока не наш, –
ты поэт, а не алкаш!
Пусть теснение в груди –
в ночь за пивом не ходи!
…И взвалил я тяжкий груз
среднеазиатских муз:
вот уже который год
Фатима при мне живет.
ОРЛЫ
Затем, что
ветру и орлу
И
сердцу девы нет закона.
А.С.
Пушкин
Я шел под гору по лесной дороге,
Прихрамывая, потому что обувь подвела.
А вверху, с вопросом:
«Это кто там такой убогий?»,
Кружили два огромных орла.
Я останавливался, задирал голову,
Но не мог разглядеть их лица.
А кто знает, что может прийти в голову
Этим вольным птицам?
Сказал же Александр Сергеевич Пушкин
Устами импровизатора-поэта –
Мол, закона на них нету,
А потому держи ушки на макушке.
Как, впрочем, под фальшивые напевы,
Мимоходом, без сожалений, погубит
Нас сердце ветреной девы –
Вот оно любит, вот уже не любит…
Так, горько размышляя,
Добрел я до турецкого магазина,
Что у заводика по выплавке чугуна и стали.
Отовсюду шмонило палёной резиной,
А стервятники, слава богу, отстали.
*
* *
Депутаты, политтехнологи,
председатели фондов,
сотрудники администраций,
главы управляющих компаний
и их секретарши,
менеджеры, культуртрегеры,
торговые агенты, историки моды,
телеведущие, поп-звезды,
юристы, галеристы, селигеристы…
Хоть кто-нибудь в этой стране
еще стоит у токарного станка?
OSTERN[2]
Апрель: цветочки, птички, почки…
(В комплекте, впрочем, не у всех.)
И пьяницы, дойдя до точки,
Всем дарят рыкающий смех.
Пора весёлая настала,
Ликует в Дойчланде народ.
И кайзер, слезши с пьедестала,
В пивную ближнюю бредет.
*
* *
Перечисленные через запятую,
а также «и др.» –
жизнь прокатилась впустую,
пшикнул безалкогольный сидр.
Впрочем, жизнь сама себя везет,
понапрасну ее не тискай.
Не всякому везет
стоять во главе списка.
*
* *
Сочинять ничего не надо –
Лес уже сам себя «сочинил».
Подави, сочинитель, досаду,
И не лей ни воды, ни чернил.
Что увидел – твоим остается.
Лес не жаден, не «ставит на вид».
А молчанье, конечно, зачтется, –
Вот и ветер приветно шумит…
|