|
У ПОГОСТА
МОЕГО
Что скажешь, гость мой,
Много лет спустя? Вот и
Родительская суббота
Под дождем. Едва отпели.
Весенние вороны мчатся
По мгле над могилами.
И масленица на носу.
Смотри, крой неба
Серебрит после затмения.
В начале лунное, затем и
Солнечное, так, может, и
Доживем мы до лета.
Урок наш в том, что
Время распилили тоже.
И гости задержались
Дольше срока, без дани,
В этом бывшем постоялом
Дворике княгини Ольги.
Не говори мне только
О любви и вере больше
Никогда. Одна Надежда
Еще жива, и дай ей Бог
Многая лета. Пусть
Мартовские иды вас
Отпустят навсегда
Из старого календаря.
За две недели можно
Пересечь весь intermarium
На перекладных, доехать до за-
Ветной Ингрии, Гиперборейской.
РАЗМИНКА
Однажды
я была
В поиске
Редких ягод
На берегу
Ладожского озера.
Мы тогда мало
Спали, в основном
Гуляли по твоим
Местам. Храм, лес,
Парки, речка, кабаки.
Черный чай пили
С сахаром вприкуску,
Бродили по грибы,
Курили анашу, и
Пропускали мосты.
В тот день ты мне
Рассказал о морошке,
И я ею до сих пор
Брежу. Мне она
Снится под утро,
В знойную погоду,
Ее оранжевый запах,
Власть синестезии
Над влюбленными,
Наши влажные губы.
ЖИНКА-НЕВИДИМКА
Это я,
скользящая рана
Между палимпсестами
Бесконечными. Но вечно
С причудами. Отвори мне
Калитку. Пропусти меня
Вперед. Там, за кроной
Голосеевского леса есть
Одна ухабистая дорога
Вниз которой не спустишься.
По бокам ее колышутся
Преждевременно цветущие
Ирисы, они уже за чертой
Мнимого, где Монастыр Всих
Святых расположен на
Третьем ярусе Весняной
То бишь военной, как мне
Местные говорят, те кто
Видят меня из-под полога
Своих арочных бровей.
На досуге я бывало гадала
По цыганским картам, пока
Всех духов не выгнали из
Моей грешной головы. Всуе.
С тех пор я брожу, как тень
Над липовыми аллеями и
Тканью своей впитываю их
Непредсказуемый смрад.
САДОВНИК
Шел по
своим делам
Вернее скользил спицами
Велосипеда допотопного.
Забыл садовый инструмент
Под забором возле моего
Сарая. Не курил уже после
Одного изъятого легкого.
И с трудом отхаркивался
Каждый раз по дороге
Домой. Бережно, о как
Неизмеримо бережно
Стриг он ножницами траву,
Лежа на своем больном боку.
И каким беспощадным оказался
Его окончательный вздох.
|