|
ВЯЛОТЕКУЩИЙ
АРМАГЕДДОН
Как не
устать от звона
телефонов и колоколов,
вещающих без конца
о скорой кончине Света?
О чём не молчит икона –
молчание громче слов –
может о том, что мы ищем
во всех приметах?
Но ветер листву унёс
и скомкал листы газет,
где на шести полосах –
переговоры о мире…
Мы изучаем спрос
на желание жить без бед.
Мы созерцаем мир,
сидя в своей квартире.
Я выхожу из дома.
Я покупаю хлеб.
Кажется, что живу,
иногда обо всём забывая,
но с дальнего космодрома
Святые Борис и Глеб
смотрят, как в небо взвилась
церковка их святая…
И если сначала начать,
с ветхозаветных дней,
с ведающих судьбу
оракулов-звездочётов,
как вовремя обуздать
Апокалиптичных коней
у этой последней черты,
у этой точки отсчёта?!
. . . . . . . . . . .
В доме ребёнок спит.
В комнатах тишина.
Город полон забот
о предстоящей зиме.
Мой телефон молчит
и ты не удивлена тому,
что царит покой.
МУЗЫКА
ФЕВРАЛЯ
Она жила,
она цвела
узором на февральских окнах,
писала вязью на полотнах
заиндевевшего стекла.
Она хрусталиками льда
похрустывала в хрупких лужах,
в них, наспех застеклённых стужей,
ещё вчера была вода…
Метель замаялась уже
метаться в пляске ми минора…
В портал продрогшего собора
вмерзали льдинки витражей.
Пурга кружилась в кураже.
В органных трубах выла вьюга.
То ли соната, то ли фуга
вещала песней ворожей…
И вот,
войдя в ажиотаж,
во двор, под арку, проскользнула,
но не умолкла, не уснула,
а поднялась на мой этаж…
И притаилась в тишине,
и в скрипе половиц в прихожей;
и, кажется, была похожей
на дрожь – ознобом по спине…
Озябших клавиш белизна
и пальцев нервное касанье
не нарушали допоздна
её прихода ожиданье.
…И звук, рождаясь, замирал,
хоть тишины и не боится,
как в дом влетающая птица,
в холодной комнате дрожал,
и в разлинованных листах,
томящихся в плену дремоты,
где птицами на проводах,
ещё не сыгранные ноты…
ПАМЯТИ
ДРУГА
Взволнован был. Легко шутил.
Смеялся.
Курил и пеплом насорил,
и извинялся.
Тем бытовых не разрешил
коснуться.
В себя ушёл и не спешил
вернуться.
Бокал со всеми поднимал
за счастье!
Стихи какие-то читал
о власти…
Рассеянно в окно смотрел
и в лица.
Хотел, но так и не сумел
напиться.
Кого-то в чём-то убедить
пытался,
собрался было уходить –
остался.
И был смешон, и даже глуп
однажды,
когда слова слетели с губ
о важном…
И душу вывернуть хотел
наружу.
Смолчал. Пальто своё надел –
и в стужу…
А за окном зима брела
в белом.
И до него ей не было
дела…
___
Печально, но никто из нас
не догадался,
что это всё в последний раз,
что он прощался…
ОНА
– ВОДА
Она – бурлящая вода
в необозримой чаше моря:
то в мире с берегом, то в ссоре;
то льнёт к нему, то бьёт волна…
А то, в двустворчатой горсти,
ракушки из моих ладоней
смиренной затихает соней,
а то стремится обрести
свободу –
но не покорится,
а между пальцев просочится…
И не пленить, и не обнять,
и жажду ею не унять,
и неподвластна, и прекрасна:
смотреть – смотри,
а плыть опасно…
|