|
ДРУЖКОВСКИЙ ДИПТИХ
1
В такой глуши, где воздух был нетронут,
не попадавший в легкие ничьи,
там в озере образовался омут,
а вдоль холма прорезались ручьи,
там продолжалось Божие творенье
уже само собой, без повеленья.
Земля вторично жизнь произвела,
и там, где прежде глина розовела,
лежало человеческое тело,
а позже рядом женщина прошла.
Все прочее осталось на бумаге,
и устыдились мы, что были наги,
перебрались в седьмой микрорайон,
где сам не помню, сколько лет живем.
Рука качает детскую кроватку,
на тремпеле сто лет висит пиджак.
Закат угас, и звезды в беспорядке –
в созвездия не сложишь их никак.
2
Соглашайся на меньшее, дура,
после хитростью все заберешь.
Старый Шлойме глотает
микстуру,
собирает патроны Гаврош.
В этом городе страшно и дико
и не выпрямишь спины людей,
чтоб там не напридумывал Диккенс,
чтоб там спьяну не плел Теккерей.
Добываем ли глину в карьере,
добиваем лопатой врага,
все равно мы свое отгорели
и попутали все берега!
30
мая 2015
* * *
Человеку другому, который сильнее меня,
достается земля, та, в которой нашел археолог,
ископаемый меч, отпечаток лихого коня
и остатки костра на стоянке татаро-монголов.
Ты, кто завтра лопатой разроет слоеную степь,
по приметам каким-нибудь жизнь мою тоже заметь…
Дружковка,
Донбасс
март 2015
* * *
Хорошо, что снегами укрыта земля,
что солдат в маскхалате стреляет в меня.
Что отсюда улыбка его не видна,
что я будто бы падаю в погреб без дна.
Что находят живым, и везут меня в тыл,
и в больницу заносят меня без бахил.
Что хирург, не надеясь на быстрый осмотр,
шьет пространство и смерть из меня достает,
а потом пьет из термоса кофе и зря,
что забрызгал халат, упрекает меня.
Донбасс,
февраль 2015
* * *
Ночью я видел звезды обоих полушарий
одновременно (небо было почти молочным).
Будущее разбухло: оно вмещает
теперь и меня, но пока не точно.
Тошнит от русской весны, что продолжит собой
украинскую зиму. Копоти шин стало меньше,
запах въелся в Крещатик. Родинка над губой
помогает тебя отличить от других женщин
даже в толпе. На руке ожег от раскаленной
бутылки из-под белого полусухого.
Я привыкну к тебе и проснусь, просветленный,
в шесть или, может быть, в полседьмого,
проснусь, чтобы жить.
* * *
Максиму
Щербакову
Почти
одинаковы: род, рать,
деревьями в белых шарфах спать.
Добро с кулаками: под дых, влет,
нескладного времени кровь, пот.
Потом устаканится: рвань,
хлябь,
а в Киеве весело – гробь, грабь.
А если зацепит (февраль – лют),
Затянется рана, как льдом пруд.
* * *
Я
просочился в щелочку, меня не стало…
Александр Козлов
Мне жить разрешалось с людьми, но я был обязан
звонить в колокольчик, который носил с собой,
а смерть не за каждым следит, но за всеми сразу,
поэтому мне уже тридцать и я живой.
Когда в феврале из державной обертки – зверем
я выпал на снег (Боже, элиосон имас!),
деревья молились, раскачивались деревья
и в темной воде отражался один из нас.
* * *
По живому пространству, где фосфор
оставляет чахоточный след,
я прошел невесомо и просто
без знамен, без потерь, без побед.
Там о смерти ни слова – не каркай:
ворон ворона не заклюет!
На какие военные карты
нанесут этот пеший поход?
Я ходил по холмам и пригоркам
(хочешь смерти – так быть посему),
но ни корки теперь, ни полкорки
я с чужого стола не возьму.
|