Последние стихи
Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2016
Андрей ТАТ
/ 1951– 2015 /
«ПИСАТЕЛЬ»
Давным-давно, ещё в шестидесятых, сестра Анри Волохонского
Лариса привела ко мне румяного пышноволосого юношу. Гость попросил разрешения
закурить и стал неспешно раскуривать трубку. Воздух наполнился медовым ароматом
«Золотого руна». Я тогда курила болгарские сигареты, а некоторые друзья
предпочитали отечественную «Аврору». Юноша, которого звали Андрюшей, оказался
племянником жены Анри и в отличие от нас с Ларисой, студенток Университета,
школьником. Держался от степенно, часто улыбался и
располагал к себе. Помню, как мы втроём ездили на дачу к Андрюше то ли в
Токсово, то ли в Кавголово. Сезон кончился, было
холодно. Мы мёрзли и пытались согреться чаем.
Прошло лет десять. Лариса и Анри
эмигрировали. Я сблизилась с компанией переводчицы Наташи Шедовой
по прозвищу «Черепаха» и её мужем, художником Сашей Гришиным, белокурым
красавцем по прозвищу «Ангел». Ближайшим другом Ангела был руководитель
ансамбля старинной музыки Владимир Федотов. Часто мы проводили свободное время
у Наташи, жившей напротив Елагина острова. Иногда собирались у меня в Апраксином переулке. Как-то раз, когда мы
поехали из Апраксина к Елагину, а надо было около часа трястись на 34-м
трамвае, станция метро «Крестовский остров» тогда не существовала, то ли Ангел,
то ли Федотов протянул мне машинописную книжечку, состоящую из коротких
импрессионистских зарисовок, размышлений о ветре, небе и облаках, написанных
под влиянием популярного тогда дзенбуддизма.
Мне было сказано, что автор текста – Андрюша Татарович,
он же Тат, известный под кличкой «Писатель». Вскоре на одном из концертов
Федотова состоялось наше повторное знакомство. Андрей уже не походил на
пышущего здоровьем подростка – волосы поредели, щеки впали, спина
ссутулилась. Год или два мы общались, я с удовольствием читала его светлые тексты,
а потом Андрей с женой по прозвищу Птица уехал в эмиграцию и обосновался в
Америке, работал фотографом, даже занимался аэрофотосъёмкой. Он познакомился с
Джоном Боултом, известным специалистом по русскому
авангарду, общался с Константином Кузьминским и другими
соотечественниками. Занимался живописью, писал стихи и прозу. Его маленькие
изящные книжечки выходили в Калифорнии и по почте или с оказией отправлялись
друзьям в Питер. Сведения об Андрее я получала от
Наташи Шедовой, а после её смерти от своей школьной
подруги Тани Коваленко, которая часто с ним переговаривалась. Она же дарила мне
и книги Тата, некоторые из которых я даже пристраивала в библиотеку. Я знала,
что Тат страдает тяжёлыми депрессиями, совершил не одну попытку суицида,
развёлся с женой, тяжело болел и в то же время много работает. Его творчеством
заинтересовался бескорыстный друг непризнанных талантов Б. Констриктор. Он
собрал тексты Андрея, написал о них статью и хотел опубликовать подборку в НЛО.
Эта идея не осуществилась, но кое-что удалось напечатать в журнале «Крещатик».
Однажды мы с Б. Констриктором
пришли в гости к Тане Коваленко. Таня сфотографировала нас и послала снимки по
электронной почте Андрею. Тот подправил изображения и вернул их тем же способом
обратно для раздачи моделям. Несколько копий этой фотографии хранится в моём
архиве. Когда года два назад я ездила в Америку, Андрей предложил заехать к
нему с ночёвкой. К сожалению, мой путь лежал к Большим Озёрам, а его пристанище
находилось в Калифорнии, так что тронутое его фотошопом
моё изображение оказалось нашим последним контактом.
Т. Никольская
КАЛИФОРНИЙСКОЕ НЕБО
Ушел из жизни Андрей Тат –
еще один семидесятник питерец – друг моего умершего в 1999 г. мужа –
поэта Юрия Сорокина[1]. В ту пору мы начали с Татом активно переписываться, и Андрею,
одному из немногих, удавалось выводить меня из состояния тоски и безысходности.
Письма его – теплые, сердечные и одновременно ироничные и забавные были
бальзамом на душу. Тема смерти глубоко занимала Андрея, он писал о ней много,
весьма оригинально и без бравады. Вот цитата из его письма: «Мне кажется очень важным понять, что в этой жизни нет ничего
важного. Что смерть – избавление от всего. Я радуюсь за тех людей, что
умирают, хотя мне лично – их часто не хватает». В 2008 году я побывала в
Лос-Анджелесе. Мы не виделись с Татом очень давно, с тех пор как он эмигрировал
в 1978 году. Америка никак не изменила его. Внутренне он остался тем же. Жил он
в приятном районе Лос-Анджелеса недалеко от Venice Beach (так называется часть длиннющей береговой полосы
вдоль океана). Называется же район и пляж Venice
(Венеция), оттого, что некий богач создал в этой части города свою маленькую
Венецию, естественно с каналами, разностильными особняками и потрясающей
экзотической растительностью. Это местечко одна из достопримечательностей
города, куда Андрей меня свозил. Дом, в котором находилась его скромная
квартира-студия, предназначался для пожилых людей. Квартира была обставлена
старой мебелью, оставшейся от предыдущего жильца. Его там все устраивало, и он
ничего не хотел менять. Все, что у него появлялось хоть сколько-нибудь ценного
или красивого (сувениры из России, подарки и пр.) видимо тяготило его, и он
торопился избавиться от этого лишнего, отдавая все друзьям, которых это могло
интересовать. Собственные рабочие материалы (живопись, стихи, фото и т.д.)
содержались у Андрея в исключительном порядке, здесь не было никакой
небрежности. Работал Андрей много и самозабвенно: кроме поэтических и
прозаических текстов, которые он сам зачастую превращал в маленькие книжки,
писал акварели, занимался фотографией. Был он уже в то время очень болен, и
такое погружение в творчество помогало выживать. Надо сказать, что перед моим
приездом я в течение года с удовольствием фотографировала Петербург по просьбе
Андрея и отсылала фотографии электронной почтой. Он обрабатывал их
художественно, придавая снимкам порой мистический, а порой сюрреалистический
характер. Больше всего он тосковал по особому питерскому небу, подвижному,
постоянно меняющемуся. Калифорнийское небо, неизменно лазоревого цвета, не
вдохновляло. Очень жаль, что Андрея нет с нами. Его будет не хватать, потому
что так мало осталось тех, кто вышел из уникального питерского круга
60-х – 70-х и сохранил в себе дух и сущность того удивительного времени.
Т. Коваленко
«ЧЕЛОВЕКОМ БЫТЬ СТЫДНО»
Андрей Тат был оригинален
насквозь. Классифицировать его в рамках нашего муравейника нельзя. Такие
«люди» – редкость.
В маленьких странах эти особи
обычно мумифицируются, каталогизируются и остаются в национальном гербарии
аномалий. Но Тату повезло родиться в России и умереть в Америке.
У распадающихся империй на оригиналов стойкая аллергия,
поэтому субъект и государство стараются держаться подальше друг от друга.
Ещё Тат был самураем. «Сиппуку» практиковал с малых лет. Совершив множество
суицидных попыток, он понял, что должен испить чашу бытия до последней капли.
13 декабря 2015 года эта
дегустация завершилась.
Наше общение было заочным:
письма, телефон, компьютер, скайп.
Хотя, по словам Андрея, однажды
мы с ним пересеклись ещё в Ленинграде. Я этого не помню. (См.
Б. Констриктор. История моего знакомства с Андреем Татом. «Крещатик» 2001, № 47, с. 359).
Но зато хорошо помню
немногочисленные публикации Тата в нью-йоркском «Черновике» (спасибо Александру
Очеретянскому), киевско-немецком
«Крещатике» (спасибо Борису Марковскому), питерской
«Неве» (спасибо Владимиру Шпакову), московском
«Альманахе N» (спасибо Татьяне Михайловской).
Сам же Андрей, будучи технически
продвинутым, издал множество своих книжек, украшая их иллюстрациями, в которых
преобразовывал реальность вначале способом «клише-верр»,
а потом с помощью компьютера. Краеугольный постулат этики Тата выражен в
названии одной из них: «Человеком быть стыдно». Его мизантропия была на
удивление просветлённой, когда отчаяние мутирует в
печаль, а печаль – в покой. Как у Левитана – «Над вечным покоем».
Совесть, конец которой
провозгласил Александр Введенский ещё в 1926 году («Минин и Пожарский»), стала
предметом роскоши. Её обладателям не сладко. Психушки, алкоголь (см. шедевр
Тата «О том как вкусно выпить»), браки и
разводы – непременные атрибуты судьбы таких дивергентов.
Андрей Тат прожил нелёгкую, а
временами кошмарную жизнь. Но дар художника преображал мрак повседневности
(одна его книжка так и называется «Мрак»), тьма начинала мерцать тайной, о
которой известно в лучшем случае только одно, что она есть. С этого «есть» и
начинается искусство. Стихи, проза и графика шли у Андрея единым потоком, это
была такая творческая Ниагара…
Самый страшный удар судьбы для
него, когда из-за проблем со здоровьем эта Ниагара стала оскудевать.
Последний взлёт творчества
произошёл с ним в сентябре 2015, совсем незадолго до смерти, когда он лежал
после второго инсульта в больнице в Лос-Анджелесе. Он прислал мне эти прощальные
стихи, малая часть из которых публикуется здесь.
Янв. 2016
Б. Констриктор
|
* * * |
[1] (Вернуться) См. публикацию в журнале «Крещатик» 2014. № 63. С. 273–278.
|
|
|