* * *
Сказать – «уезжай». Снова звуки вокзала застынут.
В пространстве, в пустыне. Безводно, бесслёзно,
бесснежно…
А небо – с овчинку покажется… даже обидно.
Подкинута к солнцу монетка – орёл или решка?
Из Гаммельна крыса выходит. Последняя крыса.
И всё как всегда – есть работа, но плохо с деньгами,
Состарилась Золушка, истосковавшись по принцу,
Собор наполняют – божественно – стоны органа.
Как странно – уже Рождество. И семейство в Париже
Всё ждёт твоих писем, и как ни смешно – из Марокко.
Глянь – в Гаммельне снег засыпает тропинки и крыши,
А в Мельбурне – дождь заливает мосты и дороги.
Всё пробует рыбка проплыть вертикально – напрасно!
Аквариум. Гомель. Твоё отраженье в овале
Зеркальном… И – «не приезжай!». Бессловесно, безгласно
Одними глазами – пытаюсь сказать на вокзале….
*
* *
поутру, выбирая обувь – цвет и каблук,
Коломбина (помнишь?) браслет, коленки, строки Сафо
негритянский блюз или соул – на каждом углу,
саксофон под окном, конечно же, саксофон.
(так вытаскивай ящик – засов, антресоли, чердак,
а фантомной раны – веришь? – залечен след,
бестолково-тонка граница меж «нет» и «да»,
полустерто лицо на фото в рассветной мгле.)
подбирай на завтрак ложки, прибор, сок и стакан,
Коломбина любит (пардон, любила) дешевый сыр,
и с ногами в кресле, ладони прижав к вискам…
Истекал цветами закат, просто не было сил –
Обеззвученный мир в этот миг золотой змеёй
Огибал вашу комнату (кольцами на полу),
И – ослеплён – ты видел не горизонт –
Неизмеримо дальше и дольше вглубь.
так – раскаленная боль (лунная пыль, солнца луч)
в каждую клетку недвижного тела, выдох-вдох
проникает под кожу, напоминая стрелу,
и растекается – вертикально и вдоль.
как томительно – медленны стрелки, на стене циферблат,
возвращаются звуки, краски, запах (ваниль?),
ровно дышать – инструменту под окнами в такт,
Коломбины вены июлем воспалены.
выбирай же слова – вслепую, вдоль берега – вплавь!
оплетает толпа твой квадратный двор (заоконный
круг),
музыкант поднимает голову. Край стола.
кто-то где-то когда-то поставил свой штам – «approve».
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Помню,
мама всё качала сестру –
«Будет принц тебе, красавица, спи…»
Обещали снегопад поутру,
станем завтра динозавра лепить.
– Сказку, мама! Где коза-дереза!
– Помню бабушку, иконы в углу…
Хорошо бы научиться вязать,
Будем петли пересчитывать вслух.
Сказку? Жил да поживал добрый царь…
От сестры четвёртый год нет вестей.
Перепутал наш Создатель сердца,
Дал не тем! И пользы что в красоте?
Мать на кухне допивает вино,
Скорбно смотрит (как всегда!) в потолок.
За конфетами пойдём в гастроном,
– Сказку?
Жил когда-то Бог… добрый Бог.
ВРЕМЯ
ЛЮБИТЬ
Лия
Глух да нем говорю, пусти!
Смотрит в сторону – может, слеп?
Сыновей под сердцем носить
Для него?
Расстелю постель,
И в тепле ладоней –
Горбат!
Кого хочешь, сестра, спроси!
Был бы брат – отказал. Богат?
Всё богатство – нож!
И без сил
До утра, внимая тебе –
(Как прекрасна его ладонь
На груди моей). Колыбель
Пухом выстелю, как гнездо.
Всё потом – сыновей рожать,
(станет дочь предвестьем беды) –
Торговался отец, дрожа,
До прихода второй звезды.
Тронул ветер ветки олив,
Странно тих домочадцев круг,
Госпожа, все давно легли.
Не тебя он просил.
Сестру.
Рахиль
Говорил,
глаза мои – цвет воды,
Напоить просил. Не поднять кувшин…
– Завитки волос – на ладони – дым.
«Не спеши, прошу тебя! Не спеши.
Не она одна. Не о ней, одной» –
Дым костров. Шатры. Силуэт горы,
Накрывает тихо долину ночь,
А ладонь твоя – на руке сестры.
Ты не знаешь, дитя – о тоске племён
По земле, о связи времён и вер..
– Говорил, моя кожа – горячий мёд,
А сестра опять открывала дверь
Ты не знаешь, как прорастает боль,
Застывая в теле – цветком ножа!..
Я не слышу, что говорит твой Бог,
Но сестра уходит в шатёр – рожать,
Безнадёжно – тысячи голосов
(Говорил, глаза мои – как вода.)
Каждый месяц – слёзы и кровь – в песок.
– Подожди, любимая!
– Сколько – ждать?!
Шелестят оливы. Стекает синь
Ледяного неба – в мою постель.
Снова снился рыжеволосый сын,
Говорил – из наших с тобой – детей.
Дина
Вдохом на первом слоге, и стоном – Ди—
На!.. Слова застывают на языке.
Кольца твоих волос вдоль моей груди,
Выдохом, эхом – имя твоё. Шехем.
Шёпот двоих осыпается вглубь ковров,
В кубке пылает нетронутое вино.
Спины рабов вздрогнут под серебром –
Сладкое право Дину назвать женой
Перед народом! Нитью красной прошит
Снег простыни… и – храмовых жриц наряд..
Смуглый мальчишка, только живи! Дыши –
Слышишь?! Владей душой моей, сын царя!
Тают ладони. Вниз по теченью плыть.
Очи твои – так рубинам во тьме мерцать!
Лица богинь квадратны, тела – круглы,
Что мне – безликий Бог моего отца,
Братьев?! Зачем амулеты сжимать в горсти,
Если по венам – пятнадцатая весна –
В дрожь! O, если бы мне – сиротой расти.
И не узнать. Или – не вспоминать!
Тихо свернулась кошка клубком в углу,
Дочь рабыни играет кольцом ключей.
Мой господин, не кори нерадивых слуг.
Дай мне… ещё одну ночь. На его плече.
*
* *
А выбора нет и не будет – носи, рожай.
На листьях оливы – смотри! – серебрится пыль,
И снится камень, хищная плоть ножа,
Нашедшая цель. Стотысячный вздох толпы,
Всегда, ты слышишь? За веру, вождя и власть,
(Учить надеялась мальчика – алеф, бет),
Зачем богам превращать эту землю в плац,
Как будто мало для битвы им – всех небес?
Молился город на тысяче языков,
Швырял, смеясь, убогим свои гроши.
И снилось – солнце над миром стоит высоко.
Идешь босиком, на голове кувшин.
*
* *
Направо – смотри – монастырь кармелиток,
Звенящий трамвай (добежать не успеть),
Молитва олив и тоска эвкалиптов.
Здесь очень легко затеряться в толпе,
В пыли мегаполиса. Небо – в горошек
Тропический дождь обещали с утра
Людей не бывает плохих. И хороших.
И нет идеальных и правильных – стран.
Докуривай. Снова трамвай – не теряйся!
Ищи по карманам помятый билет…
Мы принадлежим к человеческой расе.
Единственной – слышишь? – на этой земле.
*
* *
Да ладно тебе, заладил – зима, звезда,
Не стой на пороге, дует – захлопни дверь.
Я знаю, на свете есть разные города,
А здесь – до горизонта – то буш, то вельд.
Нарежу сыр, подожди, процежу вино,
Здесь стреляют с бедра, а спрашивают потом.
Не замужем, нет, уже которую ночь.
Да был тут один, всё в небо тыкал перстом.
Рассказывать – что? Всего-то и было дел –
Кричал: создатель, дескать… воскрес, с креста..
Ах да, ещё пытался пешком по воде,
Потом пришлось осушать городской фонтан.
Забудь. Безумный город дрожит во сне,
Здесь час – за день, а минута – всю жизнь течёт.
Подбросить дров, за окошком – по новой – снег.
Прислушиваясь – сверчок, говоришь?!
– Сверчок.
РОДНОЙ
ЯЗЫК
Снова
приснятся шпили и купола.
Где родилась? Вопросы немых анкет.
Это какой же надо иметь талант,
Чтобы всю жизнь – на единственном языке –
Петь, молиться, плакать и проклинать.
Чтобы земля и страна, и язык – одно?
…Вижу двадцатый год – в иноземных снах –
Шпили и купола накрывает ночь.
Господи! Я с тобою давно на ты,
Не на коленях, Отче, глаза в глаза.
Помыслы неуклюжи, слова – просты.
Но ведь зачем-то такую меня – создал?…
Тучи вдоль горизонта. Дождись грозы,
Дышит золой и дымом декабрьский час.
Только одно осталось – родной язык,
Слово – на слух и вкус, и строка – на глаз.
|