ПОДСОЛНУХИ
Я доверяю солнечным цветам над головой безбрежное пространство.
Что если ты захочешь подражать небесного светила
постоянству
Своим движеньем с запада к востоку, или, быть может, с севера на юг,
Привычней им на тонких гибких шеях за солнцем повторять
вращенья круг,
Как дети, чинно выстроившись в ряд воскресного заутреннего хора,
В гипнозе заворожено следят за умными руками дирижера.
Но что им делать, золотым цветам, бессветною
бессолнечною ночью?
Склоняя головы, как будто бы устав, надеяться, чтоб ночь была короче,
Скрывая от других, что повод есть мучительной тоске и позе этой,
И что тоска проходит поутру, с лучами долгожданного рассвета.
МЕЖДУ
ОСТРОВОМ И КОНТИНЕНТОМ
Моя страна – как континент усталый,
изъеденный бессмысленностью ветра,
расписанный узорами из камня
на месте полноводных рек потоков,
долины, разделенные хребтами
на герцогства исчезнувших рептилий,
метафора первичности сознанья,
где слово побеждается молчаньем,
где в тишине дыханье –
словно бездна.
Моя страна – как остров в океане,
вокруг резвится хоровод дельфинов,
старее, чем религия, где мудрость
необъяснима, где пылает день,
где ночь пересекает астероид
и оставляет звездам на раздумье
переживать бессмысленную тьму.
Здесь жителям присуща непокорность
большому миру из-за океана,
здесь в споре между «здравствуй» и «прощай»
нет победителя, но взгляд островитян
привычно отражает свет печали.
МЕЖДУ
СПЯЩИМИ И СНАМИ
Не зная
мастерства руками,
Из слов я строю караван.
Пересечет песков экран
Он между спящими и снами,
Где архитектор с инженером
Не согласовывал проект,
Где миража обманный свет
Строеньем кажется нетленным,
Где облаками города
Плывут поверх песчаных дюн,
Где шпили храмов – пустота,
Шальная выдумка ветров,
Где солнца свет и звезд ноктюрн
Приветствует моя любовь.
В
ПОИСКАХ ПЕГАСА (НА АКРОКОРИНФЕ)
И то что было домом куртизанок
Пределом стало северных ветров,
Сосущих силы у всего живого.
Нет, не ищите цитадели смысла.
Найдёте панцирь сломанный, и вихря
Пронзающие отзвуки, и эхо… –
Забытое богами разоренье.
Там где Пегас как семечко взлетел
Крылатое в круговороте шторма,
Теперь в борьбе с суровой волей ветра
В свои права вступает тишина.
Там где сменялись жрицы Афродиты,
Апостол Павел и наместники империй,
Теперь страна, где правит чистый разум.
ПСИХАГОГ
(ГЕРМЕС)
Небесной сферы обнаженный нимб,
Всевышнего всевидящее око –
Приставленный к вселенной инквизитор,
или Психеи незаметный страж?
Земных владений одинокий узник,
или Земли невидящий попутчик?
О, эфемерный рай!
Срок вечности – сезон.
Но хватит времени,
чтоб встретилась любовь
с Гермесом, чтоб душа – ночной цветок –
раскрылась на свидании с луной
и чтоб уставшая ночная тьма
открылась пиршеству дневного света…
ЗЕРНА
ГРАНАТА
В том семечке граната лишь одном
Истории и тайны спасены
Гранатовых деревьев всех времен
Из всех краев и уголков земли.
Оброненное в храмовом саду
Лежит оно зачатком жизни новой,
Чтоб повториться в будущем году,
Восстав из почвы деревом плодовым.
Сверкающая розовая капля
Однажды соблазнила Персефону –
И вот она в аидовых объятьях,
И будит по весне от сна природу.
Завернутая в сладость сердцевина
Плода – нежнее дуновенья ветра –
Несет в себе посланья Элефсины
И мудрость плодородия Деметры.
Осенние граната семена,
Ложащиеся в землю в декабре
Как символы начала всех начал –
Как капли свежей крови и вина,
Древнейшее вместилище земли,
Хранящее в печальном зимнем сне
Причину и судьбу грядущих лет
И силы пробуждения весны.
ОГНЕННОЕ
ПЕРО
На
соснами укрывшемся холме
вступаю в арьергард вечерних птиц
как слушатель и зритель небосвода.
Здесь думается легче о тебе,
заговорить тебя от таинства земли
и погрузиться в память твоих глаз
мне помогает дикая природа.
Или следить, как огненным пером
твой след пронзает неба полотно
и прячется за голубым холмом –
светилом, завершающим работу, –
Как гравитация, что давит на меня,
Дает начало твоему полету.
БЕЛЫЙ
ГОРОД
За
крепкой каменной стеной
и катарактой штор
я наблюдаю городов
изменчивый узор.
И вечное пространство скал,
и дымка над равниной,
и звон холмов-колоколов
ложатся на картину.
А в белой комнате у нас
ваятеля натура –
тела в объятии слились,
и пальцы на твоем лице
оцепенели, и любви
рождается скульптура.
|