Опубликовано в журнале Крещатик, номер 4, 2015
Родился я в Одессе в 1953
году. Окончил теплофизический факультет и 10 лет работал в этой области. В течении
10 лет очень активно занимался спортивным туризмом, в основном сплавом по горным
рекам. За это время, как дно корабля, оброс всевозможными историями и рассказами,
но никогда дальше устных «бесед у костра» дело не шло. Когда меня спрашивают, как
вы очутились в Австралии, обычно я отвечаю, просто из-за упрямства, и это действительно
так. Австралия удивительная страна. Может потому что, как принято считать она, вверх
тормашками, а может просто, потому что она очень далеко
от всего остального мира, но здесь очень многое по-другому. И хотя мы здесь живем
уже 20 лет, я все равно постоянно сравниваю ее с нашей прошлой жизнью.
ANZAC DAY
Мы выехали домой на рассвете. Хотелось вернуться пораньше, и, понадеявшись на свой вездеход, мы решили сократить путь – перевалить через гору Хотам.
Эта дорога – прямо по хребту – похожа на путь в преисподнюю. Слева и справа пропасть, и птицы летают не над, а под тобой. Я был на этой горе несколько лет назад. Обычно зимой машины на вершину не пускают, но сейчас мы ехали осенью и не ожидали никакого подвоха.
Век живи – век учись. Сначала пошел дождь. Потом снег. Я не думал что это надолго, мы с Риткой выскочили из машины и стали играть в снежки. Первый снег в этом годы, мы радовались, как дети, но только первые тридцать минут.
Вскоре снегопад превратился в метель. Видимость упала до десяти метров. Мы увидели машину спасателей, застрявшую на подъеме.
Метели никто не ожидал, я тоже не взял с собой цепи. Даже не верилось, что еще несколько часов назад светило солнце, и мы в рубашках изнывали от жары. Я сказал Ритке: «Похоже, этой ночью наш отель будет в машине, придется пережидать пургу». Но наш вездеход не подвел – на первой передаче, на четырех ведущих колесах, со скоростью два километра в час мы долго ползли в пустоте, где-то между небом и землей. И через девять часов такой езды добрались домой.
Ничего себе сократили путь! Но мы не жалеем. Это путешествие вышло каким-то особенным.
А ведь думали, что уже не поедем! Ритка совсем расклеилась – сказалось напряжение последних дней. Но все же решились. В самом худшем случае будем просто сидеть в отеле, решили мы, и потому взяли с собой Риткин мольберт, мой лэптоп и кучу фильмов на DVD. Но как всегда – дорога лечит.
Вырвавшись из сумасшедшего ритма Мельбурна, после шести часов езды мы постепенно втянулись в пустынную австралийскую дорогу. На ней мы были абсолютно одни, а вокруг – бесподобная осень, наполненная непередаваемой гаммой цветов желтеющих деревьев.
Отель, где мы остановились, нам понравился. Вечером разожгли камин и, сидя у огня, обсуждали, куда отсюда съездить и что посмотреть.
Утром отправились в путь. На этот раз мы решили забраться на гору Фоллс Крик. Много раз мы бывали недалеко от этого места, но зимой дорога наверх закрыта, а в межсезонье мы оказались поблизости впервые. На вершине обнаружился маленький ресторан, прилепившееся к скале, как ласточкино гнездо. Мы разговорились с хозяйкой ресторана. Она рассказала, как в этом году она сама и вся ее семья чуть не погибли во время страшного лесного пожара – огонь, как известно, поднимается вверх, а бежать с вершины уже некуда. Но пожарники действовали просто по-геройски. Хозяева ресторана устроили потом для своих спасителей грандиозный обед.
Других посетителей в зале не было (по причине того же межсезонья), но Ритка дала волю воображению, и мы живо представили, как через два-три месяца это пустынное место оживет: сюда понаедет толпами молодежь с лыжами, везде будут смех и гвалт, разноцветные лыжные костюмы, работающие подъемники, шныряющие туда-сюда снегоходы, а снег будет искриться на солнце. И хозяйка окажется занята настолько, что у нее не будет времени не то что слово сказать, но даже взглянуть на посетителя. Представив эту картину, мы совсем не пожалели, что решили подняться на вершину в межсезонье.
В свой отель мы возвращались уже в полной темноте. Хорошо, что GPS не дает заблудиться, с глазами у меня последнее время не важно – ни черта не вижу ночью.
Изучив вечером карты, мы подумали, что неплохо бы еще раз побывать в национальном парке Буффало. Там мы выбрали два небольших маршрута: первый по дну каньона; второй – подъем на самую высокую точку горы, откуда открывается удивительная панорама: ты в центре, а на 360 градусов вокруг тебя – Австралийские Альпы. Класс! Сколько раз видел это, а все равно дух захватывает.
Учитывая вчерашний печальный опыт, в отель мы решили вернуться пораньше. По дороге поужинали в небольшом придорожном ресторанчике. Пока нам готовили еду, Ритка вдруг вспомнила, что скоро дни рождения у многих наших родственников и не мешало бы побеспокоиться о подарках. Кроме того, заметила она, пора подумать и о возрасте – хватит скакать, как горный козел, по хребтам и вершинам. Я все понял: следующий день будет посвящен шопингу. Для меня это самая большая пытка, но что делать, у каждого из нас свои недостатки: Ритка привыкла к моим, а я на старости лет научился молча ходить по магазинам.
Городок, который Ритка решила брать на абордаж, разбогател двести лет назад во время золотой лихорадки. Очень экзотичное местечко: здесь изысканно одеваются, говорят на безупречном английском, и вообще здесь чувствуешь себя, как в доброй старой Англии.
Видимо Ритка была не одинока в своем желании совершить набег на магазины. Та же идея посетила многих других. А туристов в городке хватало.
Известный бандит Нэд Келли любил грабить этот городок на рассвете. Обиженные жители долго ловили его, а когда, наконец, поймали и под общее ликование повесили, вдруг поняли, что из этого дела, пожалуй, можно извлечь неплохой доход. Теперь в Беерчрорс повсюду стоят памятники Нэду Келли, есть музей ему посвященный, обслуга в кабачках одевается в одежду в его стиле – с неизменным ведром на голове. Турист на все это летит, как мотылек на огонь. Иногда мне кажется, что легендарный бандит принес городу гораздо больше прибыли, чем убытков, несмотря на все золото, которое он тут награбил.
Нас окружала такая красота, что жалко было терять каждый миг наступающего утра. Даже Ритка изменила своей привычке поваляться подольше, и мы пустились в путь с первыми лучами солнца.
По дороге остановились выпить чашку кофе в Брайте, маленьком городке с населением чуть более двух тысяч человек. А когда отправились дальше, обнаружили вдруг, что дорога перекрыта. К нам приближался оркестр во главе колонны людей. И тут я вспомнил, что сегодня 25 апреля, Anzac day – день памяти ветеранов Второй мировой войны.
Я побежал к машине за камерой, а когда вернулся, колона уже подошла. Мы с Риткои оказались по разные стороны дороги. Шествие двигалось медленно. Впереди – оркестр, следом десяток моряков, затем дети везли в инвалидных колясках ветеранов войны в форме и с орденами на груди.
Не пушки, не ракеты, а просто – ветераны войны. Их было всего четыре человека. Но о них и о том, что они совершили, не забывают в этом маленьком австралийском городке. Я вдруг подумал о миллионах наших солдат – ветеранов Второй мировой и других войн, которых забыли, которые никому не нужны… Колона миновала. Я перешел через дорогу, и увидел, что у Ритки по лицу текут слезы. Наверное, она думала о том же, о чем и я.
ПОЧЕМУ АБОРИГЕНЫ СЪЕЛИ КУКА
Даже выпустив 10 пуль, охотники боятся подойти к крокодилу. Но мало кто знает, что он легко умирает от стресса и от обиды.
Из разговора с аборигеном Вараном
История эта началась с письма моего знакомого, который, зная, что мы, можно сказать, австралийские долгожители, сильно интересуется, ну почему они его все-таки съели.
Мой знакомый имеет пытливый характер и, напиши я ему, мол «Хотели кушать и съели Кука» – его вряд ли устроит…
Ответь я ему, что сам факт пожирания произошел порядка 300 лет тому и что 20 лет, которые мы здесь живем – совсем немного… в сравнении – тоже, похоже, не то, что ему нужно…
Аборигены Австралии мало поменялись за прошедшие тысячилетия и не очень охотно идут на контакт с белыми, так же как и местное население, которое старается держаться от них подальше.
А может это часть местной политики – держать наши две культуры по возможности раздельно. Кто знает.
Так что мы не часто встречались с аборигенами.
Пока в один день мы не познакомились с аборигеном Вараном.
Произошло это так – мы с Риткой взяли напрокат машину и путешествовали в районе Port Douglass и Сape Tribulation, откуда уже рукой подать до CookTown.
Места эти заброшенные, крокодильи.
Карты у нас были плохие, и, прежде чем мы поняли что заехали не туда, мы увидели одинокую фигуру аборигена, неподвижно застывшего на поляне окружённой дремучим многоярусным тропическим первобытным лесом.
Мы подошли, поздоровались.
– Варан – представился абориген. – Работаю здесь проводником, – продолжил он и с гордостью указал на свою рубашку с фирменной бляхой, – могу организовать поход и познакомить с нашим лесом.
– Почему Варан? – спросил я.
– В детстве ел много ящериц, – охотно ответил он.
За много лет совместной жизни у нас с Риткой появился телепатический мост, и, только взглянув друг на друга, мы тут же, не сговариваясь, изменили наши планы и взяли курс на новое приключение.
– Мы согласны – сказал я, – можем отправляться в путь прямо хоть сейчас.
«Ох уж эти белые, – явно было написано на лице нашего проводника. – К чему такая суета… А поговорить?»
– Будет стоить двадцать долларов с каждого, – продолжил Варан.
Я молча достал кошелек, и протянул Варану $40.
Лицо нашего аборигена омрачилось.
Я думаю, что правильно понял его мысли, но, все еще находясь под ускорением… не смог вовремя затормозить и перестроиться.
Хорошо, что Ритка, явно настроившись на ту же волну и хорошо зная меня, вмешалась и защебетала, заполняя неожиданно наступившую паузу.
Лицо Варана просветлело, я же вдруг вспомнил, как тысячу лет назад в Бурятской области мы чуть не утонули в болоте, которое от постоянно идущего дождя неожиданно стало все больше и больше набухать, и мы шли сутки и нельзя было остановиться, и некуда было поставить рюкзак, чтоб перевести дух, и как руки стали опухать от того, что кровь перестала циркулировать и глаза больше не наводились на резкость. И подъехавшие на лошадях двое бурятов помогли нам выбраться оттуда.
А потом предложили нам лошадей на дальнейшую дорогу и мы много с ними разговаривали и честно поделились нашим спиртом.
И никому не нужна были оплата за деньги, потому что они просто не являются мерилом в этих краях.
Мне стало стыдно.
– Не будете против, если Бадди пойдет с нами, – голос Варана прервал мои воспоминания.
– Конечно, нет, – ответил я и потрепал пса за ухом. На спине его явно были видны следы недавнего боя.
– А какой он породы? – спросил я Варана.
– Так, собака, – немного подумав, ответил Варан, видимо посчитав, что первая часть подготовки к путешествию закончилась,
Варан принял официальный вид, застыл и торжественно произнес: «Варан», – и показал пальцем на себя.
После чего вопросительно посмотрел на нас.
– Ритка, – сказала Ритка и показала на себя.
– Ритка, – довольно отчетливо повторил Варан, и удовлетворенно кивнул.
– Игорь, – сказал я и ткнул в себя пальцем.
Варан попробовал повторить, но ничего не получилось.
Подумав немного, я предложил другой вариант.
– Гоша, – и показал пальцем не себя.
Опять у Варана ничего не получилось. Экспедиция явно срывалась.
Все погрузились в раздумье. Варан решил предложить свой вариант:
– Можно я тебя буду звать Мистер Босс.
– Я целый год Мистер Босс, – ответил я.
– Давай все же еще раз попробуй: «Гоша».
Варан попробовал, и я, махнув рукой, сказал:
– Ладно, Мистер Боссс, так Мистер Босс.
Пошли.
Итак, экспедиция в составе собаки неизвестной породы Бадди, аборигена Варана, Ритки и Мистера Босса потянулась по тропе по направлению к многоярусному тропическому лесу, который существовал еще с самых ранних моментов эволюции нашей планеты, и возраст которого оценивается примерно в 135 млн лет.
Поход с Вараном не был похож ни на один из моих прошлых путешествий, я не могу сравнить его ни с нашими юными спортивными походами, где цель была – как можно быстрее промчатся по лесу из точки А в точку Б. Ни с нашими последними путешествиями, где время уже не имело значения.
Дело в том, что, вступая с природой в единоборство, восторгаясь ее красотой или пытаясь понять ее, мы все равно оставались по разные стороны барьера.
В случае с аборигеном Вараном, барьера не было. Варан сам был природой.
Чтоб лучше это обьяснить я должен сделать небольшое отступление.
В языке аборигенов есть слово которое звучит Altjeringa, и переводится как Dream Time. Дословный перевод «Время Сна» – на самом деле имеет смысл, время до времени, или время создания времени.
В «dream time», нашу планету наполнял Дух, который постепенно заполнил людей, животных, леса, горы, etc.
Прошлое и сейчас живет в настояшем, растворенном во множестве его форм. Только когда Dream Time подойдет к концу, Дух опять соберется в одну форму.
Смерти как таковой не существует, просто Дух переводит нас из одной формы в другую из одного объекта в другой, оставаясь единым целым именуемым нами природой.
Так живут аборигены, такой смысл слово Dreaming.
Постепенно тропа подошла к лесу, и мы стали погружаться в него.
Я не оговорился, да – погружаться, как на батискафе.
Растения в тропическом лесу находятся в постоянной борьбе за свет, мы же зайдя в лес, оказались на его дне, и сколько бы мы не пытались рассмотреть небо сквозь тянущуюся вверх жизнь, это было невозможно.
Варан взял камень и ударил по коре дерева, из которого после этого пошел сок.
– Молочный Дуб, – объяснил Варан, – достаточно совсем немного этого сока капнуть в реку, как рыбу тут же парализует и она всплывает на поверхность, а тут мы ее просто руками и собираем. А что станет с рыбой, которую не успели собрать, – спросил я.
– Река её унесет вниз, а там рыба опять проснется,– ответил Варан.
Я, вдруг, вспомнил, как геологи в Сибири ловили рыбу «на кровать».
Просто перегораживали в верховьях реку кроватью с железной сеткой, и пока сетка не была на грани разрыва, улов не доставался.
Потом отбирали себе несколько рыбин, а остальное просто выбрасывали. Чего уж там, рыбы полно, на наш век хватит.
Тропа стала забираться вверх. Но мы двигались не очень быстро. Почти на каждом шагу Варану было, что показать и что рассказать об окружающей нас растительности.
Все, мимо чего мы раньше проходили, не задерживая внимания, имело свой характер, свою душу, своё предназначение.
– Осторожно, – предупредил нас Варан, когда мы проходили мимо какого то колючего куста.
Я вопросительно посмотрел на Варана, и он охотно стал объяснять.
– Тут дальше есть сахарные поля, дикие кабаны ночью спускаются с гор и объедают их. Фермеры платят нам за каждого убитого кабана. Оружия у нас нету, так мы из этого куста делаем капканы, а когда кабан попадется, собаки его там держат, пока мы не подойдем. Вот, видишь, у Бадди с прошлого раза ещё рана на спине осталась, – кивнул Варан на свою собаку, – ну а дальше мы уже копьями его добиваем, – продолжил Варан.
– Но фермеры платят нам только за два уха и один хвост. Иначе кабан не зачитывается.
Видимо, это было очень важно для Варана, он еще долго нам повторял, что два уха и один хвост. Иначе за кабана не заплатят. Два уха и один хвост.
Я не хочу никого обвинять из местных фермеров, но мне оставалось только догадываться, почему это так важно, два уха и один хвост – иначе не заплатят.
– Дальше мне нельзя, – неожиданно сказал Варан, – впереди святое озеро. Мужчинам аборигенам туда нельзя. Я вас здесь подожду.
Мы с Риткой согласились и пошли вперед по тропе.
– Лучше там камерой не снимать, – вдогонку крикнул нам Варан.
Подойдя к озеру, мы ничего особенного не увидели. Озеро как озеро. Видимо, аборигены видят все по-другому. А, может, природа открывается им, а нас чужаков не подпускает. Кто знает.
Вернувшись назад, мы нашли Варана недалеко от моста через речку.
– Видно, в природе что то происходит, – встретил он нас такими словами. – в другое время года вода высокая и мост часто сносит, а сейчас воды почти совсем нет.
– Говорят, сейчас во всем мире так – ответил я, – глобальное потепление. А может, снега стало меньше.
– Никогда не видел снега, – ответил Варан.
– А знаешь, в России есть места, где снег лежит девять месяцев в году, – сказал я.
– Никогда не был в других местах – сказал Варан и продолжил, – идемте, что-то покажу.
Он свернул с тропы и стал углубляться еще глубже в лес.
Через какое-то время мы подошли к огромному дереву.
В первый момент мы даже не поняли, что это одно дерево. Вокруг нас в радиусе тридцати метров, похожие на огромных удавов, извивались стволы этого дерева, охватывая другие громадные деревя, поднимаясь вверх и где-то высоко вверху соединяясь в один громадный ствол.
– Это дерево – предатор – убийца, – объяснил Варан, – удавы стволы, мертвой хваткой обвивают другие деревья, выпивая из них всю влагу. Могучие деревья, уже обвитые этим предатором, обречены. А вот эти уже умерли, – показал нам Варан, на спиралевидный ствол, внутри которого была пустота.
Здесь когда-то было другое дерево, но предатор выпил все его соки, и дерево осыпалось, а предатор пополз дальше в поисках новой жертвы для продолжения своей жизни.
– Я когда мальчишкой был, на самый верх залез – сказал Варан, – там наверху большая площадка, дерево так себе дождевую воду собирает.
– Не страшно было лезть на такую высоту, – спросил я.
– Страшно, – честно сознался Варан, – молодой был, интересно было посмотреть, что вокруг. Так далеко, как с этого дерева, я никогда в жизни не видел.
Мы пошли дальше, каждый думая о своем.
Очередной привал мы решили сделать подольше и достали кое-что перекусить из наших рюкзачков.
Я разлил кофе по чашкам, мы молчали, наслаждаясь крепким напитком.
– Сколько у вас детей? – неожиданно спросил Варан.
– Трое, – с готовностью ответила Ритка.
– У меня тоже, – почему-то удивившись как ребенок, – сказал Варан.
– Две русских девочки и один мальчик, – продолжала Ритка.
– Не, у меня два мальчика и дочка, – ответил Варан.
Помолчав немного, он продолжил:
– Дочка недавно нашлась. Получили от нее сообщение. Работает в госпитале, обещала на Кристмас приехать.
Тут мне надо сделать еще одно пояснение. Потеряв надежду изменить аборигенов и заставить их принять европейскую культуру, Австралийское правительство решило вопрос по-другому.
У аборигенов отбирались их дети и направлялись в интернаты.
Там им прививали европейскую культуру, надеясь, что они «исправятся». Дети из одной семьи всегда направлялись в разные места, чтоб ничего не напоминало им об их прошлой жизни.
Это продолжалось больше чем 100 лет, с характерным для Англичан ослиным упрямством.
Кое в чем они действительно преуспели – дети аборигенов вырастали, не зная, кто и где их родители, есть ли у них братья и сестры. Но, все равно, дети подрастали и срабатывал записанный в их генax код.
Рано или поздно приходило время, и ребенок-абориген уходил «walkabout» – снимал с себя всю европейскую одежду и босиком, один уходил назад в дикую природу и никто его долгое время не видел – иногда по полгода, иногда больше.
Назад они возвращались, уже будучи частью природы.
Поневоле вспомнишь «Жука в Муравейнике» – Стругацких.
Эта политика кончилась совсем недавно – пару лет назад. Австралийский премьер-министр принес официальные извинения за «украденное поколение».
– Извините, мы больше не будем, – и все, дело с концом.
Хотя аборигены это приняли.
Тут надо сказать пару слов, как проходили межплеменные войны.
Два племени собирались на поляне.
Вначале вперед выходили женщины и обругивали друг друга, затем мужчины начинали приносить извинения.
После этого война заканчивалась, и все расходились
Мы с Риткой сразу поняли смысл слов Варана – «нашлась»,
Ведь ребенок не может потеряться.
Нам стало стыдно, хотя мы к этому преступлению Австралийского правительства никакого отношения не имели.
– А на каком языке ты с дочкой будешь разговаривать? – спросила Ритка.
– Конечно, на нашем, – ответил Варан, а затем, помолчав, добавил с досадой: – Если еще и это у нас отобрать, то что же тогда вообще останется?
– Мы с нашими детьми тоже по-русски говорим, – попыталась смягчить ситуацию Ритка.
Варан повертел головой, и вдруг неожиданно резко сказал:
– Пошли… мы сюда, что, за разговорами пришли?
Пожав плечами, мы с Риткой быстро встали, засунули термос в рюкзак и побежали вниз по тропе.
Где-то через пол часа, со мной поравнялся Варан.
– Мистер Босс, Мистер Босс, ты не обижайся, – начал он, – дело к вечеру идет, скоро кабаны начнут с гор спускаться. Тогда не мы на них, а они на нас начнут охотиться.
– Ничего Варан, – все в порядке ответил я, – мы не обижаемся.
– У тебя красивая женщина. Я тебе завидую, – продолжил он.
– Спорить не буду – улыбнулся я в ответ.
– Выйдем из леса, я тебе на диджириду сыграю, – продолжал извиняться Варан.
Я рассмеялся, и хлопнул Варана по плечу.
– Хватит подлизываться, я же сказал, – все в порядке, идем.
Уже смеркалось, когда мы вышли из леса.
– Мистер Босс, не подвезешь нас к магазину? – спросил Варан.
– Кого, нас? – удивился я.
Варан махнул рукой и из леса, вышел еще один абориген.
– Это мой сын – Арунта, – представил сына Варан.
Я вдруг вспомнил об удивительной способности аборигенов становится невидимыми.
Может, он и всю дорогу следовал за нами, а может, только сейчас появился – кто знает.
– Садитесь, выпьете за Риткино здоровье, у нее сегодня день рождения, – ответил я.
– Да? – откровенно удивился Варан.
– У меня тоже день рождения, – сказал Арунта.
– И у тебя тоже? – так же искренне удивился Варан.
Спустя час, распрощавшись с нашими новыми друзьями, мы освещая фарами джунгли, неслись по извилистой тропической дороге.
– Куда ты так гонишь? – спросила Ритка.
– Хотелось бы на последний паром успеть – все же у тебя сегодня день рождения.
– Да?– кокетливо удивилась Ритка, и мы оба расхохотались.
Паромщик уже стал отвязывать концы, как вдруг заметил вдали светящиеся фары еще одной машины.
Нам повезло на этот раз.
Река, через которую нам надо было переправиться, была как бы естественным географически барьером, отделяющим территорию аборигенов.
С другой стороны реки все говорило о приближении к цивилизации, и не прошло и часа, как мы стали приближаться к Порт Дагласу, излюбленному месту отдыха миллионеров, городу дорогих отелей и ночь напролет работающих ресторанов.
Мы выбрали себе один из них и, устроившись за столиком, стали обсуждать перипетии сегодняшнего дня в ожидании заказа.
– Как думаешь – мог бы Варан сожрать Кука? – спросил я Ритку.
– Они, конечно, очень простые, но не злые. Не думаю, – ответила Ритка.
– Что значит – простые? – возразил я.
– Они говорят то, что думают, и думают то, что говорят. В своей простоте они поняли, что мы все один биологический нетворк. Помнишь как Варан сказал: «Что же тогда останется – если это отобрать?» Кому нужна умность нашей цивилизации, прячущей свое равнодушие и ложь за изысканными фразами, в которые даже сами говорящие не верят. Ведь после нас остается выжженная полоса нашей планеты.
– Что же тогда останется? – перефразировал я слова Варана.
– Повезло нам сегодня с паромом, – перевела Ритка разговор, – ещё минутка и остались бы мы у них.
– Ты знаешь, Ритка, я часто думаю, а с кем мы с тобой? – ответил я. Мы понимаем аборигенов, но мы – не они. Но и здесь мы тоже не свои.
– Так не бывает. Вот смотри на том берегу – одна жизнь. На этом совсем другая. Мы не можем быть и тут и там одновременно, – ответила Ритка.
– Что ж нам только река тогда остается, если мы ни к одному берегу пристать не можем, – с горечью ответил я. – Знаешь, Ритка, а ведь ты права. Мы и есть река. Мы с тобой странники, наблюдатели в этой жизни.
Нам принесли наше вино, и пока официант сервировал стол – мы молчали.
– С днем рождения, странница, – поднял я бокал.
– Будь здоров, странник, – подыграла мне Ритка.
– Хороший день получился, – продолжила она. – А что про Кука-то отвечать будешь?
– Как тут все расскажешь,– задумался я, – ведь триста лет истории – это даже и не мгновенье в реке времени.
Напишу: «Хотели кушать и съели Кука».
/
Мельбурн /