Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2015
Кто из музыкантов не мечтал о настоящей «итальянке», которая, чуть прикоснись к точеной шейке, ласково тронь чувствительные струны, ответит тебе любовью. Многие из нас так и не испытали в жизни этого трепетного наслаждения. Обладать же примитивными и грубоватыми «простушками», что истому гурману изо дня в день довольствоваться гнусной пищей без тонкого аромата специй. Тщетно пытаешься придать их голосам хоть чуточку благородства. Они способны только повизгивать в оркестре, как дворняжки, еще прислуживать на свадьбах или прочих корпоративных сборищах, где зачастую нет никому дела до того, что они там лепечут. Не зря среди музыкантов эти события именуются «халтурами».
Халтуры они и есть. Пара, тройка, не больше четырех из нас, случайных партнеров, встречаются в назначенное время где-нибудь на лужайке перед виллой, в городском сквере или даже на пляжном берегу океана, где уже расставлены стулья для родственников и гостей, куда приглашен придирчивый распорядитель, услужливый фотограф, расторопный служитель культа. Дружки жениха в смокингах, взятых напрокат, подружки невесты – в одинаковых нарядах, в туфлях на высоченных каблуках. Режиссер обряда дает отмашку играть «проход невесты». Помню, случилось как-то, ответственная за нотный материал перепутала папки, и виолончелистка оказалась не в той тональности. Сразу не сообразила, не нашлась. Прыгает по басам как по кочкам, проваливаясь в грязь. Вторая скрипка начинает в растерянности ей подражать, и тут уже совсем все разваливается. К счастью, по сложившейся традиции, когда невеста уже на месте, можно обрезать прямо по живому, оборвать фразу на полуслове. Смотрю на виновницу происшедшего – никакого смущения, мол, что поставили, то и играю.
А перед собравшимися в это время уже отрабатывает свою накатанную роль приглашенный святой отец. Не слишком коротко, не слишком длинно, чтобы не утомить, оставить хорошее впечатление – другие будут приглашать. Работа не пыльная.
Вот молодые поклялись в вечной любви друг другу, еще пара минут – и их объявят мужем и женой. Ударили в смычки «Свадебный марш» Мендельсона или что-то в этом роде – и можно расходиться. Только почувствовали, стали немного привыкать, прислушиваться друг к другу, повеяло чем-то давним, знакомым – и тут все, конец. Каждый раз досадливо говорю себе: хватит, это в последний раз. Стараюсь поскорее улизнуть незамеченным и слышу вдогонку: «It’s wonderful! It’s beautiful! It’s terrific!»
Однажды нам пришлось исполнять квартетные номера, специально написанные композитором Триподи к свадебной церемонии его то ли племянницы, то ли сестры. Наша китаянка, она же первая скрипка, Юна Юнг, ведущая с ним переговоры, обзвонила всех, кто был свободен, и уведомила, что присланные им ноты необычные, very tricky, и нужны две репетиции для подготовки. В кои-то веки, обрадовался я. Никогда раньше такого не бывало. Ну, в лучшем случае, получишь ноты по электронной почте за два-три дня, зачастую что-нибудь для голоса с фортепиано, распечатаешь, наспех выберешь что-нибудь подходящее для себя из сопровождения. А то принесет прямо на представление целые «простыни» на пяти-шести мелко отпечатанных страницах, и делай что хочешь. Играй… импровизируй… Тонкие листы, кое-как скрепленные скотчем, свисают с пульта с двух сторон, трепещут на ветру как крылья, нот не разобрать.
Но тут, видно, особый случай. Заказ серьезный. Триподи будет сам руководить торжеством и хочет, чтобы все было в лучшем виде. Дополнительные встречи будут оплачены достойно, что тоже приятно. Мне же вдвойне: давно уже не получал удовольствия от квартетных репетиций, когда голоса инструментов, как на первом свидании, робко касаются друг друга, сближаются, стараются быть чуткими и предупредительными и в конце концов становятся почти родными.
Первая репетиция у нашей китаянки в доме. Она не из успешных. Муж – архитектор вот уже несколько лет не может устроиться на приличную работу – держат подсобным в магазине, по вечерам развозит пиццу. Чтобы держаться на плаву, она хватается за все. Ученики, нечастые приглашения в провинциальные оркестры, свадьбы, музицирование в одиночку для больных в госпиталях – в общем, везде, где только можно. Ей уже за тридцать, но выглядит, как девочка, хрупкая, кажется, дунь – сломается. Голосок слабенький, мяукающий, нараспев, но внутри, чувствуется, прячется настороженный зверек, готовый в любой момент выпустить из-под мягких подушечек острые коготки. По всему видно, в доме она хозяйка. Куда ни глянь – в миниатюрных рамках фотографии: она и скрипка, скрипка и она. Ну и, конечно, семилетний Бейли. Она уверена, он скоро будет ей опорой и поддержкой. Часто китайские дети потенциальные солисты. Они трудолюбивы, целеустремленны, то ли по своей генетике, то ли по воспитанию. Многие педагоги стремятся заполучить их в ученики. Но пока ему бы только мучить кошку, играть с компьютером, шалить в свое удовольствие, когда мать во время оркестровых концертов просит кого-нибудь присмотреть за ним в зале. Не может сидеть спокойно, любит с лукавством шуршать программкой или давить до громкого хруста пластиковую бутылку из-под воды.
Вот все и собрались. Виолончелистка – мексиканка. Вторая скрипачка – гречанка. Девчонки молодые. Я, альтист, среди них как белая ворона. Наша Юна получила от Триподи новые указания: в таком-то месте воспарить, в другом как бы медитировать. Каждый эпизод у него выверен чуть ли не по секундам. Видно, волнуется.
Подстроили инструменты. Пробуем играть. Слышу, каждая сама по себе, ни чувства партнера, ни подобия штрихов. Где уж там медитировать или воспарять. Слепить бы худо-бедно. Прогнали раз, другой. Тут только стали привыкать друг к другу, а хозяйка уже командует отбой, мол, еще есть время – в следующий раз добьем.
Через несколько дней встречаемся снова, и я не могу устоять от искушения что-то изменить, подправить, как бывало в давние времена на генеральных репетициях нашего квартета. Помню, как уже в концертном зале, прыгая со сцены, бежал к восьмому ряду, где музыкальная картина проявлялась как церковный витраж в солнечном луче, и кричал нашему первому: «Держи! Держи! Не отпускай. Будь в этом месте над всеми нами. Мы тебя только поддерживаем. Вот! Вот оно!!!» Я возвращался и снова прыгал в зал, увлекаемый творческим порывом, пока Антоныч, наш виолончелист, грубо не гасил его: «Что ты тут прыгаешь? Сядь уже, играй, работай!»
И вот я предлагаю девочкам попробовать сыграть по-другому. Добавить акцентировки в подвижных эпизодах, немного изменить штрихи, показываю, где хотелось бы, чтобы каждая из них проявила себя. Чувствую, поддаются, начинают слышать друг друга, охотно повторяют трудные места второй и третий раз. Еще бы пару репетиций, думаю, и… но время – деньги. Будут оплачены только две репетиции, и даже удивительно, что наша Юна не заметила, как встреча затянулась на лишние полчаса.
В день свадьбы собираемся на пляже перед унылым особняком. Сизый песок с таинственными блестками после отлива. Полсотни стульев для гостей. Вместо алтаря – арка из искусственных цветов. Мы тут же, сбоку, на виду. Фотограф уже работает. Элегантный Триподи подошел к нашей командующей, что-то еще меняет, кажется, снимает какие-то повторы или добавляет. Не разберу. Солнце жарит нестерпимо, крепкий бриз срывает с пультов нотные листы вместе с прищепками. Смотрю, темпераментная мексиканка уже играет. Видно, Триподи подал сигнал начинать. Другие подхватывают, спешат за ней – все невпопад. К первой цезуре приходим поодиночке. Второй эпизод Юна рвет в бешеном темпе, никого с собой не прихватив. Ломая частокол диковатых звуков, спешим за ней. Куда там! Краем глаза замечаю: наш композитор, проваливаясь лакированными туфлями в рыхлый песок, мечется за задними рядами, развязал галстук, сбросил пиджак, вскидывает руки. Юна не реагирует. Знаю по опыту, ее не остановишь, что бы вокруг не происходило. Помнит одно: надо во что бы то ни стало, не прерываясь, дойти до конца. Разве что внезапно пойдет дождь. Тогда – извините, оборвет с первыми брызгами (так записано в контракте!), спрячет скрипочку в футляр. У нее хоть и не «итальянка», но не из «простушек». Сегодня на сияющей голубизне – ни облачка, и она скачет без оглядки. Вот уже выходит на финишную прямую. Еще и прибавляет. Меланхоличная гречанка первая падает в кювет, за ней мексиканка. Я еще подпрыгиваю, пытаюсь осадить. Напрасно. Ворвалась в последний такт, тянет фермату, удивленно оглядывается, где же остальные…
Триподи с тоской смотрит на пляжную публику, подтянувшуюся поглазеть на представление. Вяло дает отмашку. Ну же! Внушаю им. Не забудьте. Здесь два повтора. Напрасно. Кто-то уже далеко впереди. Скорей бы сообразить, за кем идти. Публика, конечно, дура, но Триподи. Триподи! Он любит свое творение как дитя. За что ему такое испытание?
Вот, наконец, тихая гавань. Не верю своим ушам. Среди этого хаоса вдруг возникает что-то невинное, чистое, как бы случайное. Тихо плывем, никто не тонет, не зовет на помощь. Причалили благополучно. Триподи подошел, клетчатым платком вытирает вспотевший лоб.
– Дальше не надо. Достаточно… Достаточно…
Мол, больше никаких экспериментов. А мы еще не медитировали, не воспаряли.
– Повторите этот фрагмент сначала.
Это значит, что мы должны тихо плыть, повторяя счастливо прорвавшийся последний эпизод, хоть это и не вписывается в расписанную им свадебную процедуру.
По выстланной к самому особняку пластмассовой дорожке уходят молодожены, за ними родители и гости, предвкушая изысканную свадебную трапезу. Мои девочки, не глядя друг на друга, собирают инструменты. Им, как и мне, видно, жаль Триподи. И только наша Юна с китайской невозмутимостью резюмирует:
– Everything is okay! He is very rich. He is nice![1]
/ Саванна
/
[1] (Вернуться) Все в порядке! Он очень богатый. Он хороший!