|
I. Все
дороги ведут в Рим
А с утра пораньше – попробуй, глаза протри,
ни звезды на небе, ни солнечной полосы,
только-только к шестерке стрелки стянут часы,
а уже с порога дороги уводят в Рим.
И бульвар, сусально вызолоченный листвой,
и тропинка, вытоптанная через газон…
Это, видимо, перелетный настал сезон,
даже птичьи следы, царапнув по мостовой,
даже в лужах луну сменившие фонари
и дорожки от них, дрожащие на ветру,
и ходы жуков, прогрызенные в кору,
все дороги ведут из нашего в первый Рим.
Так из дома выйдешь утром в туман и хмарь,
может, мусор выбросить, может, выгулять пса,
а под ноги ложится взлетная полоса,
и на Виа дель Корса луной сияет фонарь.
II. Вечный город
Вечный город берет в объятия, как в осаду,
стоит солнце увидеть в небе его однажды.
В перевернутый купол Петра наливает яду –
не отказывайся, иначе сгоришь от жажды.
Ходят кони понуро по дну сухого фонтана,
где была вода – на камнях осталась полоска.
Там, где пели гимны, теперь продают каштаны,
и нельзя напиться горечью из напёрстка.
И нельзя уместить все эти мосты и крыши
ни в какой свободе республики и верлибра.
Отзываясь на голос ангела, выше, выше
поднимаются воды притихшего было Тибра.
Ты садишься в автобус, словно на колесницу,
и летишь по городу в радости и во славе,
открывая каждую улицу, как страницу,
и в ответ на «bonjorno» тебе отвечают «Ave!»
III. Римский счет
Считаю до трех: один, два, три…
Увидишь то же, что я? смотри:
на ножке коринфской колонны горит
рассветный небесный гриб,
и свет пронзает его изнутри
лучами: один, два, три.
Считаю дальше : четыре, пять…
А ты до скольки умеешь скучать?
Текут молоком облака – волчат
волчица кормит опять,
и птицей слетает в мою тетрадь
галочка цифры «пять».
И дальше, дальше, до десяти…
Пальцы, как я, на удачу скрести.
Видишь, уже над холмом Палатин
солнце успело взойти,
и мы крестом вышиваем стих,
считаем до десяти.
IV. Parliamo italiano
Наклоняешься над тарелкой,
где кудряво лежат спагетти,
пармезан натираешь мелко
(запах – душу возьмите, черти!)
базилик, бальзамин – по вкусу,
бешамель, болоньезе, песто…
обучите меня искусству
останавливать время жестом!
Дольки красного помидора
под оливковым желтым маслом –
чем не повод для вас, синьора,
побеседовать о прекрасном?
За беседой тянуть просекко
из бокальчика типа «флейта»,
поскрести по своим сусекам
золотистые крошки лета…
А казалось бы, что такого –
макароны запить шампанским?
Из набитого рта – ни слова.
Да, ни слова по-итальянски.
V. Синьор Никола!
По испанским ступеням в итальянское море,
где боками покачивает баркачча,
не идешь, а бежишь, спотыкаешься, скачешь,
выдувая выдохи в ре-миноре.
А вокруг – Борромини, Бернини, Виньола,
травертин, подрумяненный поздним солнцем…
Ты столкнешься, задумавшись, с незнакомцем,
а его окликнут: «синьор Никола!»
И синьор повернется к тому человеку,
показав на прощанье знакомый профиль,
и отправится пить неизменный кофий
в неизменной как время кофейне Greco.
Молодые люди в плащах долгополых,
элегантные дамы в пернатых шляпах –
все скворцами летят на кофейный запах
и на крошки с блюдца синьора Николы.
День свернет в переулок и дальше длится,
набирая крепости, как настойка,
ждет кого-то на Виа Кондотти
тройка,
и летит над Тибром редкая птица.
VI. Гоголь-моголь
В молочной чашке чернильный кофе
(не чай французский в хрустальном штофе)
на венском стуле, как на Голгофе
наколот на ржавый гвоздь
сидишь, раскачиваешься нервно
предполагаешь, что прав Коперник
и мир вращается равномерно
меняя на радость злость,
меняя вечер (как это мудро!)
на свежевыпеченное утро
и посыпая сахарной пудрой
взошедший в окно желток
взбивая облако ложкой долгой
до пены (сахара тут не много ль?)
пьешь получившийся гоголь-моголь
растягивая глоток
|