Рассказ кота
Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2015
* * *
Дождь хлещет по черной глади лежащей предо мной уже промокшей Хайфской улицы. Удивительно дурная погода для прогулок…
Я сижу у открытого окна нашей квартиры – передние лапы прямо и твердо упираются в подоконник. Мой друг, дворовый кот Марко Поло, пристроился в комнате, по другую сторону решетки – магической линии, разделяющей наши миры, мое и его прошлое и настоящее.
Я – в его шкуре, он – в моей; я – здесь, под дождем, он – там внутри, над ним не каплет!
Я привыкаю к результату моего перемещения в тело Марко и прислушиваюсь, как бьется его сердце – его звуки пока еще не совсем привычны мне.
– Ты хорошо пометил дорогу? Дождь не смоет? – я испытующе вглядываюсь в глаза и рассматриваю черты моей (бывшей моей) морды.
– Не должен… – он тоже чувствует некоторую неловкость, перебравшись в мое тело, и с некоторым удивлением смотрит на свой хвост, который дергается вопреки его желанию.
– Значит… как туда добраться? – я немного робею перед путешествием в неизвестность.
– Спускайся к морю, а потом вдоль берега к порту, направление к нему легко определить – громадные краны хорошо видны отовсюду. А потом… я пометил практически все крытые подъезды… Да, – он вспоминает что-то важное – там они расширяют трассу и строят мосты к новой промзоне… Так что ты того… будь осторожен…
– Ладно, как договорились, ничего с твоей шкурой не случится – успокаиваю я его.
Мой двойник продолжает что-то бурчать, но я уже в пути.
* * *
Все зовут меня просто Ясик, хотя в паспорте мое имя значится как Ясер Леви. Так представил меня ветеринару мой приемный отец, Тициан Леви, когда принес для регистрации и «освобождения от всякой гельминтологической мерзости, обитающей в кошачьем кишечнике». Доктор подтвердил сходство удивленно наглой морды с лицом «главного палестинца – Ясера Арафата» и заметил, что бывший бесприютный котенок тоже «ищет то, чем никогда не владел», а потом посочувствовал: «С таким именем в нашей стране будет нелегко».
– Вот именно, голубчик, но мы не позволим ему стать уличным бродягой!
Этот разговор произошел примерно два года назад.
* * *
После бесконечных мытарств в неуютном астрале между Небом и Землей, моя душа была помещена для дальнейшего совершенствования в тело новорожденного котенка. Я не знал, когда, в какой стране и в каком городе я объявлюсь… Все решило провидение. Из разговора обслуги я случайно узнал, что попал в страну, где живут евреи, мусульмане и христиане – я очутился в Израиле!
Но мне не нравился приют для бездомных животных, и я решил покинуть его.
Когда я поднаторел немного в новинках и особенностях жизни в этом благословенном государстве, я без особого труда ускользнул из временного пристанища в большой мир и оказался на узкой, круто сбегающей по склону горы, кривой улочке. В число моих особенностей входят повышенная восприимчивость к свету, звукам и запахам, и я очень тосковал без этих ощущений в моих внеземных мытарствах. A тут я (о, радость!) попал в живой мир морского воздуха, насыщенного запахами цветов, разогретого камня и кипарисов, играющего мозаикой красок и звенящего многоголосием невидимых птиц.
По точно таким же улочкам я бродил в любимом мною городе-жемчужине, столице древней Испании, Толедо, пристроившейся на склоне горы обтекаемой бурной рекой и заросшей оливковыми рощами. Город, где я неожиданно очутился, тоже раскинулся на склонах горы. Вдоль узкой улицы стояли невысокие, двух- и трехэтажные дома с небольшими палисадниками перед ними, тесно заросшими сплошь цветущими кустарниками и пальмами с разлапистыми металлически-блестящими гофрированными листьями. За домами возвышалась вся увитая цветущими кустарниками отвесная скала, возносящаяся к прозрачно-голубому небу. А с другой стороны улицы этот же обрыв резко сбегал вниз к невероятно громадному и темно-синему морю.
Было прохладное утро, солнце не палило, а только ласково играло из-за горы заросшим пятнистым лесом и обесцвечивало небо там, где оно сливалось с морем в натянутую нить горизонта. Людей на улице было немного, некоторые пешеходы были в купальных костюмах с раскладными стульями, что никого не смущало, включая одетых в черные габардины и меховые шапки, куда-то спешащих евреев. Переведя дух, я устроился в тени апельсинового дерева и, купаясь в знакомом аромате цветущих цитрусов и черно-зеленых кипарисов, наблюдал за пестренькой пичугой с длинным загнутым клювом, тихо млея от предвкушения радостей и удовольствий моей новой жизни.
Внезапно меня накрыла лавина оглушительных звуков, словно я оказался в середине громадного гудящего набата. Я в ужасе метнулся в сторону, под защиту небольшой ниши в ближайшей каменной ограде, но напрасно – все пространство продолжало гудеть, заполненное густевшими как клей, вытесняющими воздух раскатами. Чудилось, что даже листья пальм прогнулись под давящей с неба тяжестью. В нескончаемом хаосе звуков, однако, стали проскальзывать отдельные, понятные мне слова и фразы. Тогда меня осенило, я оказался недалеко от мечети, с минарета которой разносился стократ усиленный голос муэдзина, призывающий совершить утренний намаз. Это немного успокоило меня, хотя громыхающий голос гиганта продолжал ранить мои уши и вызывать звенящую боль в голове.
Невзирая на призывы к всеобщей молитве, жизнь на улице не остановилась – проезжали машины и шли люди. Никто не обращал внимания на имамский призыв молиться; вот только собаки ответили непристойным лаем и воем на необычный шум, заполнивший улицу.
Когда проповедник, наконец, угомонился, я решил спуститься к морю, но мое внимание привлекла многоцветная зеленная лавка. В ней сидел тучный еврей в сдвинутой на затылок вязаной кипе с рыжими, как морковь, и витыми, как канат, тяжелыми пейсами. Рядом с пестрым развалом овощей, зелени и фруктов пристроился тощий, похожий на нахохлившуюся ворону в скуфье араб с пронзительно-скорбными глазами. С импровизированного прилавка – картонных коробок, он торговал разложенным на газете утренним уловом – блестевшей черненым серебром рыбой и лениво шевелящимися, серо-розовыми креветками. Словно на рынке в старом добром Толедо за Кафедральным Собором, оба продавца за своими прилавками демонстративно не обращали внимания друг на друга, но и не проявляли видимой враждебности.
Молча и не глядя в мою сторону, продавец рыбы широким жестом (чтобы его сосед мог заметить щедрость дававшего) бросил мне рыбешку. Я ухватил добычу и переместился в просторный садик неподалеку, где и оприходовал подачку.
* * *
Я хотел было продолжить мой путь к морю, но увидел высокого господина, ведомого на поводке небольшой белой собачкой. Собака было заинтересовалась мной, но тут же отвлеклась записками своих собратьев и ответами им на деревьях и столбах. Таковы уж эти собачьи нравы. Хозяин собаки, однако, не последовал за своей подопечной. Он взял меня на руки, и я с достоинством замурлыкал по-арабски (в минуты волнения я думаю на языке, который считаю родным).
– Яу-у-у! – я посмотрел в лучистые глаза доброго человека.
Он легко принял информацию, погладил меня и пощекотал брюхо.
– Мя, У-у-у, А-а, – артикулируя и произнеся каждый слог, я громко выразил безмерную благодарность.
Он опустил меня на землю.
Я тут же присел и зарыл недоеденную голову рыбешки, показав глубокие знания того, что и где делать.
Собака подошла и проверила мою работу.
– Он знает дело, но уж слишком уродлив, – фыркнула она. – Посмотри на его задние кривые ноги, большие уши и длинный хвост, – и пошла дальше по своим собачьим делам.
– Страшноват, но чувствуется порода, – хозяин собаки поглядел на меня с интересом.
– Ах, какой же он умница, этот господин! – Его не назовешь красавцем, но выразительный, манящий взгляд проникает в самую душу. – Он просто очаровал меня ласковым спокойствием, – сообщил я собаке.
– Посмотри на него! Он еще чего-то лопочет…– небрежно бросила псина через плечо. – Породистые египетские коты, отличающиеся своим изяществом, это те же беспородные, недокормленные уличные бродяги.
– Откуда вам знать, глубокоуважаемая леди, что коты – врожденные полиглоты, что нам понятны языки всех народов, и что мы без труда читаем мысли людей. Мы можем общаться либо открытым текстом, либо телепатически посылать заряд умственной энергии прямо в мозг. Это дает нам возможность уверенно разговаривать с любым живым существом.
В ответ на эти мысли собака ткнула меня своим носом в бок, и я замурлыкал так громко, как мог.
– В Толедо, например, я жил у мудрого визиря Мусы-аль-Гершонa… Этот ученый человек мог писать и читать на языках всей вселенной, включая галльскую и берберскую тарабарщину, благородную латынь, внятный каждому арабский и незаслуженно забытый, любимый мною арамейский. Замечу, что мы свободно изъяснялись с мудрецом на всех знакомых ему языках – это длинное послание я отправил собаке прямо ей в черепушку.
– На каком это языке он лопочет? – удивилась она, – S’il vous pla’t, sprechen Sie Englisch? Se habla espa?ol? – собака обрушила на меня каскад европейских фраз. – Bсе одно – не красавец: длинный хвост и видно дыру под ним… Хоть бы хвост опустил для приличия… – продолжала осуждать меня эта задавака, хотя ее внутренний голос звучал уже гораздо нежнее.
– Domina, я прошу прощения, но иногда происходят сбои, и я путаю языки, – врезал я по-латыни. Мое маленькое сердце было готово разорваться от предчувствия победы. – Кстати, никто и никогда ранее не говорил мне, что моя внешность оставляет желать лучшего, и только от вас я впервые услышал, что уродлив. Вы заставили меня задуматься о моей внешности. Но, ведь я не претендую на то, чтобы стать выставочной штучкой или основателем новой породы. К тому же, история знает примеры, когда внешне неприглядные личности вершили великие дела.
– Возможно, он врастет в огромные уши и хвост, выданные ему, а ноги выпрямятся, – весело глядя на меня, вступил в наш диалог господин. – Знаешь, Тютя-Матютя, будет преступлением оставить сироту здесь. Ты не возражаешь, если мы возьмем его к себе?
– При условии, что этот подкидыш будет говорить только на понятных мне языках, и… вообще, помыть бы его с дегтярным мылом, – она опять ткнула меня в бок своим кожаным носом, но ее черные глаза уже светились добротой.
– Это мы враз, – радостно щебетал господин, – и назовем его Ясером в честь египетского фараона Джосера – основателя династии царей.
Потом я узнал, что приятного господина зовут Тициан Леви, а его собаку – Магги. Мои новые друзья стали называть меня Ясиком.
По человеческим меркам, Магги была старой девой и не подпускала к себе даже самых породистых кобелей, решив всю любовь без остатка подарить своему хозяину. Но что делать с вечной женской мечтой о своем беспомощном младенце… И тут появился я.
Главное то, что господин увидел во мне благородную кровь великих египетских предков, освященных самой богиней Бастет. Ведь это я, бездомный котенок, сделал все возможное, чтобы он и его собачка приняли меня в свой дом.
Сейчас-то они понимают, как им повезло! Но тогда они даже и не догадывались об этом.
* * *
В новом доме меня, к моему удовольствию, ждала миска, до краев наполненная сухим кошачьим кормом, плошка со свежей водой и корытце с чистым песком. Недалеко от миски стояла другая – с собачьими консервами для Магги. Не обращая внимания на свою еду, я присел около мягкого собачьего корма и умял его в один присест!
Добрая Магги дала понять, что не возражает против кошачьего произвола. Потом я отправился в персональный туалет, а когда вернулся, с радостью обнаружил, что в собачьей миске волшебным образом вновь появилась еда, которую я немедленно оприходовал.
– Похоже, его не кормили несколько поколений, – фыркнула Магги.
– Он стал больше в ширину, чем в длину, – заметил Тициан.
– Я не раз говорила, что так называемая особая порода египетских котов – выдумка египтологов, генетиков и старых дев-кошатниц. Покорми досыта самую что ни на есть изящную египетскую кошку, и вся ее изысканность испарится… Другое дело мы – породистые терьеры-вэсти, c западныx шотландских высокогорий! – буркнула Магги.
Выслушав этот высокоинтеллектуальный (xa-xa-xa!!!) обмен мнениями между собакой и человеком, я постарался поскорее взобраться на кровать.
– Устал, бедняга, – сочувственно сказал Тициан.
– Любой устанет, если придется блуждать среди незнакомых миров, в полной темноте, без запахов и звуков более шестисот лет, – пробормотал я и заснул.
Проснувшись, я несколько раз предавался гастрономическому празднику, убеждаясь в том, что еда в этом доме прекрасна и неиссякаема.
Кот-потребитель во мне понемногу угомонился, а кот-исследователь отправился знакомиться с новым жилищем. Даже поверхностное обследование квартиры показало, что углы в ней заполнены темнотой, где даже на расстоянии чувствовалось присутствие враждебных сил, они порождали слабость и уныние, и убивали радость жизни.
Незабвенный Муса-аль-Гершон как-то указал мне:
– Обрати внимание, mi gato sabio (мой умный кот), что маленькие дети и котята, играющие во дворе, держатся его середины. В углах заводятся демоны. Если нечисть не прогнать, она размножится и заполонит все вокруг.
Учитель прошелся по дому и произнес каббалистические заклинания. Я, как обычно, следовал за ним. После этой процедуры дети и котята уже не боялись углов, и во время своих игр прятались там от глаз взрослых. Тогда же я выучил пару эффективных заклинаний, которые старательно промяукал в квартире Тициана, очищая ее от злых духов.
Так началась моя жизнь в доме Тициана Леви и его собаки Магги.
* * *
Господин Тициан Леви, как положено, служил в войсках Израиля. Во время Войны Судного дня его ранило в ногу разорвавшимся патроном, который случайно оказался в железной бочке, где жгли мусор. Его отправили в госпиталь, застрявшую пулю извлекли, и он поехал домой. В войсках он больше не служил, но в его словах зазвучала гордость тем, что он – настоящий израильтянин и живет особой, простой с виду, но интенсивной, лучше которой нет и не может быть, жизнью.
Я горжусь своим хозяином. Он – весьма культурный человек, хорошо образован. С Магги они общаются на четырех европейских языках, и ему известны многие факты из истории, почерпнутые из оригинальных источников (Библии и Корана, к примеру), и библейской археологии (он часто работает волонтером на археологических раскопках в Израиле, который он называет «археологический Клондайк»). Для него не было секретом, что многоступенчатая пирамида моего тезки фараона Джосера украсила пустыню задолго до громадной усыпальницы Хеопса. Поэт и художник, он сумел усмотреть визуальную прелесть в контрастной окраске своих любимцев – кошки и собаки (котовский и собакевич, как он называет нас ласково). Как эстет и мистик, он оценил многозначительный символизм наших глаз – громадных, огненно-зеленых у меня и безгранично-добрых, обсидиановых – y Магги.
Стеллажи нашего дома уставлены выполненными им скульптурами великих поэтов, а стены украшают зеркала в затейливых рамах из обкатанного морем рифового известняка. Почерневшая амальгама старых зеркал воспроизводит мир в разных плоскостях, отражая бесконечность пространства, разбитую на отдельные фрагменты. Именно в таких мирах я метался прежде, чем материализовался в приюте для бездомных домашних животных. Но нет добра без худа: только под крышей этого благословенного дома я увидел отражение своих задних лап (признаюсь, они кривоваты…).
В течение дня каждый из нас был занят своим делом. Перед сном мы собирались на громадной кровати, где я и Магги начинали игру, а Тициан присоединялся к нам во время досуга. Тютя-Матютя стала для меня отдушиной после затянувшегося одиночества. Добрая душа никого в жизни не укусила, любила детей и уважала котов. Некоторое неудобство доставляло стремление Магги кого-то вылизывать, словно обретенного после долгой разлуки щенка. В минуты одиночества бедняга вылизывала свои лапы до стерильной чистоты. Со временем между нами воцарилось полное взаимопонимание, я стал для нее приемным ребенком, а она для меня – мудрым старшим другом. Каждая минута общения доставляла нам удовольствие.
Наша любимая игра «кошки-собаки» заключалась в том, что я прятался под одеяло, а Магги пыталась найти меня. Но отыскать крохотного котенка в нагромождении пухового одеяла было нелегко, особенно, если я лежал, не двигаясь. Когда ей удавалось обнаружить моетощее тельце, она люто рычала, неистово лизала и тискала меня, одеяло горбилось и шевелилось, как распластанное гигантское животное. Я вырывался, весь замусоленный, и убегал в другую комнату; Магги пыталась меня поймать, но я вновь нырял под одеяло, чтобы затеряться в холмах и оврагах постели. Вся эта кутерьма продолжалась до тех пор, пока собаченция в азарте игры не путала меня и ноги Тициана, и принималась ожесточенно лизать его пятки, а я, позабыв осторожность, начинал царапать и кусать мою милую подругу. Иногда доставалось и нашему хозяину. Тогда Тициан, подобно Зевсу, метал громы и молнии, изгоняя нас с кровати, как с Олимпа. Мы в притворной панике разбегались, кто куда, чтоб вернуться угомонившимися и довольными и отойти ко сну.
На ночь Тютя устраивалась в ногах у хозяина. Спала она чутко, мгновенно просыпалась и ворчала на любой шорох, доносившийся с улицы. Подозреваю, что она под шумок успевала лизнуть пятку Тициана. Я спал под боком моего Тицика, предохраняя его от плохих сновидений и греясь возле его большого тела.
Полное доверие к хозяину позволяло мне массировать его появившийся живот. Работа массажиста доставляла мне удовольствие – этот процесс воссоединял видавшего жизнь матерого кота и котенка-кроху, упирающегося слабыми лапами в теплый живот матери-кормилицы, чтоб получить живительные капли молока. Я урчал от удовольствия и выпускал в нежный хозяйский живот когти, надеясь, что смогу вновь ощутить полузабытый вкус. Хозяин терпел, видя мою страсть, но, не вынося пытки когтями, просил о пощаде, а я, смущенный, возвращался в реальность и засыпал недалеко от Магги.
Тициан Леви – очень «трогательная» личность. Подобно его тезке, великому художнику Ренессанса, он любил прикасаться к вещам и чувствовать их сущность кончиками пальцев. Это сыграло важную роль в нашей жизни – ведь мы, коты, тоже очень «трогательные» животные. С благодарностью отмечу, что Тициан великодушно прощал мне мои детские шалости, хотя его руки были «украшены» царапинами и покусами, которые он с гордостью всем показывал, называя их «ранами роста» и «орденами детских удовольствий». Это было давно… Я вырос, и руки моего хозяина теперь свободны от следов когтей и клыков. Сегодня покусывание пальцев Тициана – признак нежности, переполняющeй мою душу. Когда моя любовь переходит границы, он дует мне в ухо и вежливо вынимает руку из моей пасти. – Ну, какого черта ты грызешь меня? – говорит он с улыбкой, и я испытываю истинное счастье.
* * *
В перерывах между нашими развлечениями и играми Магги делилась опытом своей жизни в Стране, а я рассказывал ей о Золотом Веке в Испании, где под владычеством муров, пришедших из Северной Африки, а потом берберов из глубины Сахары, мирно уживались евреи, христиане и мусульмане… жил я тогда в Толедо.
– А что было потом?
– А потом был суп с котом… испанская королева Изабелла и ее муж Фердинанд прогнали и евреев и мусульман… а во всей Европе началось Средневековье… полный завал, темное время. Мой дорогой учитель и господин, Муса-аль-Гершон, погиб в застенках Инквизиции, а моя душа была обречена на внеземное скитание, пока я не очутился в этой стране и не встретил тебя и Тицика – наши взгляды встретились, ее глаза лучились счастьем и радостью…
– Все хорошо, что хорошо кончается. Ты здесь и я рада тому, – улыбка прибавляла прелести ее мордахе.
– При условии, что это конец… Но Муса-аль-Гершон часто говорил: Счастливое настоящее, к сожалению, имеет плохую привычку – оно становится грустной историей.
– Ты это о чем, Ясик? – она сразу посерьезнела.
– Ты живешь здесь всю свою жизнь и, кажется, должна была бы знать все, – я посмотрел в ее черные глаза. – Давно хотел спросить у тебя, возможен ли мир здесь?
– А, вот ты о чем… – она села напротив меня. – Все знать невозможно. Ты хочешь знать, что будет? – ее рожица расплылась в хитром прищуре лукавой улыбки. – Как ты говоришь? A потом – суп с котом… – и уже более серьезно: – Надеюсь, что Тицику (и его поколению) повезет, а следующим наверно, будет нелегко. Тицик как-то поведал мне, что в Коране сказано: «Спешка – от дьявола», a палестинцы умеют ждать и у них есть время. Они – как доберманы, только с вашим, кошачьим, терпением… Чтобы выжить здесь, нужно быть сильным, а не хорошим, – закончила она уже совсем серьезно.
Этот разговор был пару лет назад, когда я ещебыл неопытным мальчишкой (по человеческим меркам). С тех пор мало что изменилось у нас в стране, но многое стало другим в нашем доме. Это заставило меня задуматься о своей жизни очень серьезно…
* * *
Я смотрю в окно – Тициан сидит напротив компьютера. Я вижу отражение игральных карт в его глазах – это единственное, чем он может занять себя – компьютерные игры. Он не знает, что я, обменявшись с Марко телами, сижу за окном. Марко, примостившись на моем месте с другой стороны решетки, в моем теле и в моей позе – голова на передних лапах, лежащих на подоконнике – рассматривает улицу. Магги, похоже, тоже ничего не заметила и, как обычно, устроилась у ног хозяина.
Но довольно любоваться идиллией! Пора заняться делом: я должен спасти моего Тициана – найти и вернуть ему Тихею. Кроме того, это «доброе дело» поможет завершить мое совершенствование и припасть к ногам Бастет.
Капли дождя стучат по жестяному вееру пальмовых листьев и мгновенно впитываются иссохшей за горячее лето землей. Кто видит этот первый в сезоне ливень – опытный бродяга Марко Поло, или его двойник, Ясер Леви, исполненный любви к своему хозяину и его подруге?
Неотличимый внешне от Марко, я чувствую его дубленой шкурой еще не остывший жар воздуха, ловлю прохладные капли небесной влаги. Я – Ясер, морщусь от непривычных запахов перегретых колес и противных выхлопных газов, а тело бывалого Марко не обращает внимания на мелкие неудобства. Его уши улавливают доносящиеся отовсюду призывы, a у меня в голове гудит: «Скорее!», «Поспеши!»– я внутренне содрогаюсь от этих тревожных сигналов, как от хлестких ударов. Только гроза, которую всегда боялись мы оба, отвлекает меня от несущихся с неба безжалостных сигналов: «Скорее… торопись, скоро…».
«Когда тебе трудно, главное – сохраняй силу духа и стремись к цели,» – эти слова Тицика сейчас очень кстати.
Я спешу вдоль улицы, прижимаясь к каменным стенам и перебегая от одного подъезда к другому, пробираюсь среди руин строительного хлама и последней войны. Я должен выглядеть прилично, чтобы Тихея узнала своего черного любимца. Мы с Марко Поло похожи, неотличимой короткой блестящей обсидиановой шерстью, элегантным белым галстучком, массивной круглой головой, мощным мускулистым телом и честным взглядом огромных, смотрящих без боязни глаз.
Но под черепушкой, за зелеными глазами, все мое!
Я пробираюсь сквозь кусты, отгородившие улицу от жилых домов, переходя от одной пометки, оставленной Марко, к другой.
Неожиданно под грубой лапой уличного бродяги чувствую подозрительную вещицу, присматриваюсь, принюхиваюсь – это знакомый тюбик губной помады. Я передал ее Марко и, несомненно, Марко подготовил эту штуку для меня, она – ориентир в нелегком пути. Сквозь прозрачный, едва уловимый запах розы пробивался знакомый мне аромат катнипа. Эту травку Тихея добывала у садовника-египтянина и дарила мне, когда прибегала к моему любимому хозяину.
* * *
Все прекрасное происходит неожиданно. Звонок задребезжал и Магги, как обычно, с радостным лаем бросилась встречать гостей.
Тициан открыл дверь.
У входа стояла молодая женщина с великолепной копной волос цвета клубники. Гостья выглядела немного растерянной, как будто по ошибке попала в чужой дом, и незнакомый мужчина открыл дверь.
– Привет, – она непроизвольно сделала глотательные движения прежде, чем придумала нужную концовку первой фразы, – извините, я… была поблизости… и решила заскочить…
– Великолепно… Я очень рад… проходите, Тихея …
Мы с Магги переглянулись.
– Вот это да! – непроизвольно прошептал я.
– Она с греческими корнями, из Салоников… – Магги поняла мою реакцию.
– Тогда понятно ee необычное имя… Такое нарочно не придумаешь – явление Богини Случая в нашем доме! Только это уже обещает многое… – успел шепнуть я подруге в восторге.
– Но не всегда, – заканчивает она, придерживая мой энтузиазм. – Это его старая любовь… Теперь многое будет другим в нашем доме – в ее голосе появились нотки неопределенности. – Кто знает, чем все это кончится…
– Что ты хочешь этим сказать? – ее последняя фраза озадачила меня.
– Поживем – увидим… Однако, пошли поприветствуем гостью.
– О, Магги, ты узнала меня, – гостья взъерошила шерсть на голове собаки и ее глаза заискрились откровенной радостью.
– А это кто? Какой прекрасный экземпляр! – незнакомка улыбнулась мне.
Миг, и наши взгляды встретились, – не отрываясь, я смотрю на нее, глубже погружаясь в ее глаза.
– Сразу видна порода! – Было ясно, что она говорит искренне, не стараясь произвести благоприятное впечатление.
Мы немедленно понравились друг другу
– Это Ясик, наш новый член семьи… Прошу любить и жаловать, – Тициан представил меня даме.
– Я только на пару минут…
– Вы так давно не были в нашем клубе, что я потерял надежду увидеть вас снова, – Тициан широким жестом и улыбкой пригласил в квартиру.
Было очевидно, что Тихея былa особенным явлением в жизни хозяина. Все женщины, приходившие в наш дом (в мою бытность здесь) были попроще и пошумней. Эта была не такая, я понял с первого взгляда на тонкую нежную фигуру, с первого звука шелестящего голоса. Она отличалась от остальных фарфоровым лицом феи, дерзкими малахитово-кошачьими глазами, усыпанными золотыми пылинками; каждое ее движение в облаке аромата трав было свободным и грациозным. На нежном лице Тихеи то и дело появлялась ласковая улыбка, будто в ответ на звуки знакомого голоса или хорошую музыку.
– Да, я давно не была в клубе… А как вы? – было заметно, что она не особо соскучилась по еженедельным собраниям доморощенных поэтов.
– Забросил, но на это есть причина, много работы… А у вас что нового?
– Право ничего… полный кризис.
– Вы не должны беспокоиться… – Тициан улыбнулся ободряюще, – у меня тоже… случается творческий кризис.
– Вот он всегда такой… Что значит «тоже»? Всегда тянет одеяло на себя… – с досадой подумал я.
Неожиданно внимание Тициана привлекла своенравная прядь волос, некстати выглядывающая из-за уха гостьи. Хозяин поправил непослушный локон.
Узнаю стремление к совершенству и лукавую ▒трогательность’ поэта.
Гостья смутилась, когда его пальцы случайно коснулись ее щеки.
– Вы слишком торопливы, Тициан… – глаза ее сузились, улыбка пропала с лица. – Я думаю, будет лучше, если я уйду!
– Я не хотел вас обидеть. Это как стихи…
…Твоих волос волнующая прядь
И нежные прекрасные уста…
– Простите! – гостья резко встала со стула, повернулась и исчезла так же неожиданно, как пришла.
Однако через некоторое время она вновь появилась в нашем доме, и вечерние игры в «кошки-собаки» прекратились, потому что Богиня Случая играла совсем в другие игры. Теперь я спал в мягком кресле в гостиной и мог, слыша долетавшие из спальни звуки, догадываться о происходящем. Магги же была свидетелем их развлечений, ей разрешалось быть на Олимпе во время игры богов.
И тут неудовлетворенная материнская потребность Магги пришлась кстати. Тихее нравилось, когда собака принималась вылизывать ее маленькие пятки, особенно во время судороги страсти, что сводила тело нашей богини.
– Псюшка помогает мне расслабиться, – женские пальцы нежно щекотали ухо Магги. – «Спасибо, Тютя», говорилось таким тоном, с такой загадочной улыбкой, что бедная собачка стремилась еще раз услышать слова благодарности.
– А еще гостье нравится, когда Тициан целует ее ухо, – сплетничала моя подруга.
– Я тоже люблю, когда он щекочет мое ухо, – поддержал я разговор.
Прошло время, и я проникся симпатией к Богине Случайности – Тихе, как мы называли ее по-гречески. Она казалась маленькой медноволосой зверушкой, и было невозможно предугадать, что она сделает в каждую следующую минуту. Утром, по пути на кухню, Тихе могла закружиться в танце среди комнаты, одетая в прозрачный халатик из лучей утреннего солнца, плавные движения рук вторили музыке, звучавшей в ее голове. Личико Тихе становилось серьезным и строгим.
– Откуда это у молодой современной женщины? – такие движения я видел во время ритуальных танцев в храме богини Бастет тысячи лет назад.
Любимая Тициана была гением небрежности – забывала о времени и месте назначенных встреч, оплатить мобильник. Ее вещи валялись по всем углам квартиры; лично меня это радовало, потому что они нежно пахли обожаемой мною кошачьей травкой-катнипом. Я спал на ароматных тряпочках, утыкался в них носом, и призывный запах уносил кошачью память далеко за пределы этого дома.
Она – госпожа Импульсивность, a Тициан – господин Методичность – были такими разными, что мы с Магги часто удивлялись, как эти два человека могут находиться в одной комнате больше часа. Но они любили друг друга.
– Люди – это животные, сохранившие природные инстинкты, – так решили мы с Тютей.
Главное, всем нам было хорошо вместе до того злосчастного дня, когда автомобиль Тихеи…
* * *
В тот вечер мы втроем: мой хозяин Тициан, сопровождаемый его любимцами – белоснежной терьершей Магги и вашим покорным слугой, котом Ясиком, прогуливались в садике перед нашим трехэтажным домом. В то время мне уже разрешалось (в пределах нашего садика, конечно) наслаждаться природой – нюхать цветы, жевать травку и валяться на песчаной горке. Вечерний променад успешно совмещался с ожиданием красавицы Тихеи.
Я не заметил, как Магги, услышав знакомый шум мотора, выскочила за ворота. Заскрежетали тормоза, и наступила наводящая жуть тишина. Яркий свет фар по касательной ударил в стену дома, осветив верхние этажи.
Тициан бросился на улицу. Калитка была открыта, и я метнулся вслед за ним.
Видавший виды красный «Фиат» Тихеи стоял поперек дороги передними колесами на тротуаре.
Магги ковыляла навстречу, скуля и хромая.
Увидев ее, я малодушно не выдержал напряжения и провалился в дальний мир, где движения замедляются, уши заложены комками шерсти, а глаза, затянутые пеленой отчаяния, изливают горькие слезы. Через несколько секунд, придя в себя, я увидел Тициана с Магги на руках. Он плакал и выл, как собака, хлюпая носом. Кровь Магги черными подтеками стекала с его рубахи на шорты.
Тихея выскочила из машины, не понимая, что произошло.
– Oh, God! Посмотри, что ты сделала!.. Ты убила того, кто тебя любил, – рыдал Тициан голосом, полным боли и горечи.
– Я ее не заметила… она сама… – лицо Тихеи выражало искреннее раскаяние. – Позволь мне отвезти ee… вас в больницу…– взмолилась она неуверенно.
– Ты… ты понимаешь, – Тицик искал подходящие слова, – ты опасна даже для самой себя. Оставь нас… – прозвучало резко, как пощечина. – Мы обойдемся без твоей помощи…
Нанесенные Тихеей раны заживали у Магги медленно и плохо. Тициан несколько раз вызывал на дом ветеринара, но тот заявил, что медицина уже сделала свое дело, а теперь Природа должна сыграть свою роль. Тогда Тицик отдал Магги на мое попечение. Я постоянно был около нее, следил, чтобы она что-нибудь ела и у нее всегда была свежая вода, вылизывал нагноения и снимал боли мурлыканием (чему я научился еще там, в Испании), расположившись около моей подруги. Магги лежала на подстилке и только тихо стонала. Спустя несколько дней она на короткое время открыла глаза, молочно-мутные, как у новорожденных котят, посмотрела на меня и тихо прошептала: «Ты прекрасный экземпляр,» – и снова провалилась в свои сны. Из-за многочисленных сбоев в ее подкорке читать напрямую ее мысли было невозможно. Наверно, она хотела сказать что-то другое, но полубредила, повторив фразу Тихеи. Когда же ей стало лучше, она со вздохом произнесла: «Вот видишь, я же говорила, что появление Тихи изменит нашу жизнь…»
– Но ведь у каждой тучи есть серебряный подбой.
– Я бы хотела видеть это…
– Лежи спокойно. – Я помог ей повернуться на другой бок, – потом разберемся.
Тем не менее, ее реабилитация проходила успешно, я был некоторой причиной тому. Вскоре мы вернулись к нашей игре «кошки-собаки», а Тицик уступил нам свою обширную кровать. Физические нагрузки вовремя помогли Магги выкарабкаться из травмы без видимых последствий. Через пару месяцев Магги уже гуляла на лужайке перед домом.
С нашим хозяином дело обстояло хуже.
Сначала Тихея звонила несколько раз на день.
Я способен распознавать, кто хочет связаться с Тицианом по телефону, поэтому сидел возле телефона и умолял нашего хозяина ответить на призывы любимой женщины. Тициан понимал меня, но к телефону не подходил – гнев и память о пережитой боли не оставляли его.
– Ты понимаешь, с ней трудно… Лучше уж без нее, – с нескрываемой горечью говорил он. – Да и у Магги «остался осадок» от происшедшего, – сказал он полушепотом, что бы Магги (не дай Бог) не услышала. – Давай подождем…
A потом Тициан звонил Тихее, но в ответ в трубке звучали длинные гудки. Оправданием могло быть то, что и в лучшие дни женщина часто забывала включить телефон. Затем телефон замолчал намертво – очевидно, растеряха посеяла мобильник.
Когда Тихея снилась хозяину (я мог видеть его сны), в них он звал любимую, говорил ей ласковые слова. Тогда Магги ложилась около него, дышала ему в ухо, говорила, что все в порядке и что у нее нет «плохого осадка», и Тициан нежно обнимал собачку… Мы с Магги понимали, как трудно нашему поэту разлюбить – он сгорал изнутри.
* * *
Ко времени появления Тихеи в нашем доме я успел завести знакомства среди окрестных котов.
Квартира Тициана расположена на первом этаже трехэтажного многоквартирного дома. Стены всех комнат нашей квартиры представляют собой окна до потолка, с широкими подоконниками, удобными для наблюдения за жизнью, идущей вокруг дома. Окна открывались, ветер свободно гулял по всей квартире. Переходя от окна к окну, я обсуждал кошачьи дела с соседями. Новые знакомые рассказали мне о порядках, царящих в Стране Обетованной, о щедрых горожанах приморского города, которые делятся рыбными отходами и куриными обрезками в таком количестве, что уличные кошки обжираются ими и перестали охотиться на мышей. От уличных друзей я узнавал об ужасных терактах внутри страны, они рассказывали о войнах между Израилем и ее соседями. Бывалым котам пришлось пережить подобные трагедии, и они хвастались полученными ранами.
* * *
Из всех новых друзей мне больше всего нравился добродушный простак Марко Поло. Мы с этим уличным котом очень похожи – блестяще-черные от кончика носа до последней шерстинки на хвосте, только особо внимательные могли заметить, что маленький белый галстук на шее Марко качнулся влево, а мой – наклонился вправо.
Имя Марко Поло мой друг получил от своей хозяйки Сами, укорочено Фоэсам. Ее имя было составленным из первых слогов французских слов: Foi, Espoir и Amour, означающие Вера, Надежда и Любовь.
– И oна дарит веру, надежду и любовь всем окружающим… – Марко прикрыл свои глазищи в знак большой и безусловной любви к хозяйке.
От Марко я узнал, что Сами была дочкой раввина; их семья иммигрировала в Израиль из Швейцарии (они жили этажом выше). Они привезли с собой кошку, та скоро забеременела от израильского кавалера с улицы. Когда роженица облизала и обсушила новорожденных котят, Сами собрала малышей на ковре, чтобы оставить дома самого живучего, который сумеет забраться на спины собратьев, а остальных – раздать. Один малыш, черный, как уголек, не пожелал принять участие в выборах «царя горы» и отполз в сторону.
– Ну, этот – путешественник, – отметила Сами, – настоящий Марко Поло.
Так необычное имя пристало к расторопному котенку.
Марко вырос в великолепного представителя нашего рода – громадный котище с массивной головой, мощными лапами, с железными когтями, не слишком развитым интеллектом и золотым сердцем. Свободный духом, кот жил на улице, а в дом Сами приходил подхарчиться.
Мой новый друг и в душе был настоящим путешественником (по его рассказам, он знал город вдоль и поперек) и благодарным слушателем. Марко находился только в начале своих трансцендентных совершенствований, поэтому с большим интересом внимал моим рассказам о превращениях и странствиях среди миров.
Взамен он делился воспоминаниями о двух недавних, пережитых им, так называемых Ливанских, войнах и нескольких терактах.
– Жизнь здесь – не паштет из куриной печенки со смальцем – сюда брошена большая щепоть горя. Характер у людей сильно портится от войны. Я слышал, там, в Ливане, солдаты опасней собак. От нечего делать они выбирали живую мишень – кошек и собак – чтобы поупражняться в меткости своего оружия и решали, кому жить, а кому умирать, или стреляли в нас ради забавы, чтобы посмотреть, как мы разбегаемся в страхе.
– А ты знаешь, что персы сотни лет назад использовали котов как живой щит против египтян…– я решил смягчить тему разговора.
– Это как? – заинтересовался мой друг.
– Когда-то я тебе рассказывал, что у египтян убийство кошки каралось смертной казнью.
– Да, помню… А если это произойдет случайно?
– Не имеет значения… За убийство священного животного – смерть. Персы несли кошек на руках, и это приводило египтян в смятение.
– И они проигрывали войны?
– Не всегда, но почитают кошек до сих пор…
– Я тебе скажу, Ясик, мир в этом месте зыбок и особенно дорог всем живущим, – Марко глубоко вздохнул, – я потерял хороших друзей. Последняя бойня была страшней других – бомбы, напалм, химическое оружие. Многие коты, и в Ливане, и здесь, потеряли своих людей и надолго застывали рядом с холодными телами, оберегая своих бывших защитников от жадных крыс. Домашние любимцы становились бездомными бродягами. Они никогда не мяукали – им некого звать, только смотрели остекленевшими глазами. Почему им не помогает твоя кошачья богиня Бастет? – Марко с укоризной уставился на меня.
Что я мог сказать?
– Главное то, что мы, Марко, не теряем кошачьей гордости и остаемся настоящими котами, – сказал я неуверенно. – Мне рассказывали, как женщину с ребенком завалило в подвале дома, а ее кошка таскала пострадавшим цыплят с соседней фермы. Так люди выжили. А потом она привела собаку и спасателей. Такая вот история…
Мы задумались…
– Не понимаю, Марко, как вы умудряетесь здесь… жить и даже веселиться? – нарушил я молчание.
– Так и живем… бомбят – страдаем, а потом гуляем… Левант, брат, это особое состояние духа… Это не всем дано. Вот наши соседи говорят, Израиль не хочет дружить с ними… Это, знаешь, все равно как меня упрашивать пожрать второй раз на день. Истина в том, что за пару лет спокойной жизни люди закрывают глаза на все провокации наших соседей и придумывают всякие там извинения, вместо того, чтобы дать по мозгам так, чтобы они больше не лезли к нам… Но никто не спрашивает моего мнения, – закончил он философски безнадежно.
* * *
Прошло немало дней с тех пор, как Тициан мог обнимать Тихею и нежничать с ней только в своих снах. Когда хозяин обнаружил свои коричневые на красном подбое домашние тапочки в морозильной камере, мы с Тютей поняли, что привычная жизнь нашего дома в опасности.
– Тициан не знает золотой середины в своих настроениях: или витает в облаках, или находит на него такая хандра – прямо ложись и помирай. Теперь прощай покой и уют, – бурчала Магги.
– А ты ему сообщила, что у тебя уже нет плохого осадка?
– Да, но Тихе пропала навсегда. Теперь жди ее следующего явления. Я боюсь, нам придется ждать долго…
И тут в моей голове созрел план. Когда Магги уснула, я встретился с Марко Поло для судьбоносного разговора.
– Что случилось? – Марко лениво чесал спину о решетку окна.
Я ему рассказал о ситуации в нашем доме.
– Нужно спасать Тицианa, Магги, нас всех…
– И как же ты решил спасать?
– Все завязано на Тихее. Нужно найти Тихею и вернуть ее в наш дом.
– Ты думаешь, это поможет?
– Тютя сказала, хуже не будет…
– А как ты ее найдешь?
– Ты поможешь мне… Ты ведь хорошо знаешь город, мистер путешественник…
Марко задумался. Было слышно, как пульсирует кровь под его черепушкой, и я терпеливо ждал.
– Допустим, я смогу это сделать… при условии, если у тебя есть какая-нибудь вещица, которая сохранила запах Тихеи.
– У нас осталось много ее вещей.
– Если я найду эту женщину, как смогу направить за ней тебя?
– Ты пометишь к ней путь, как положено по-нашему, по-кошачьи… ну и для верности оставишь знакомые вещи на этом пути, а я смогу продвигаться от одной вехи к другой.
– Я не о том… Как ты окажешься на улице? Если ты сбежишь, то он подымет всю миштару на ноги…
– У меня есть идея. Чтобы все получилось, мне нужен ты…. физически… я имею в виду твое тело.
Я перешел на шепот, – Магги проснулась и завозилась на своем коврике.
– Ты мне друг?
– Не сомневайся.
– Значит, поможешь мне? – я направил мощный заряд умственной энергии прямо в его подкорку.
– Не понял…
– Нам придется на короткий срок обменяться телами. Я стану Марко Поло, а ты – Ясером Леви. Comprende, amigo? (Опять сбивка… Я уже говорил, когда волнуюсь, я путаю языки.)
Марко напрягся, пытаясь переварить информацию, шерсть на загривке стала дыбом, глаза округлились, а хвост превратился в ершик для бутылок.
– Пока я буду в пути, ты в моем теле будешь жить здесь.
– А потом что?
– А потом суп с котом… если и когда я вернусь… мы отыграем все назад.
– А почему «если»?
– А потому, что там не моя территория, там многое может случиться…
– А если ты не вернешься?
– То будет тот самый суп с котом, и ты останешься вместо меня навсегда.
– И как мы провернем эту штуку?
– Это не трудно, но потребует внимания и точности. Я поднесу свой нос к твоему так близко, чтобы наши усы сплелись, скомандую, и мы одновременно мурлыкнем. Сразу после этого я выдохну воздух, а ты его вдохнешь, потом мы повторим процедуру, тогда я вберу твое дыхание. Ну как? Совладаешь?
– И правда, не сложно…
– Не сомневайся, все получится.
– Обменяться с другом парой вдохов-выдохов не проблема, – Марко облегченно вздохнул. – О’кей, я пойду на это… Когда мы начнем? – поинтересовался Марко.
– Как только ты найдешь Тихею и пометишь дорогу к ней. Я хотел бы проделать все за один вечер, чтобы Магги не обнаружила подмены.
– Не волнуйся… Ты там того… проверь только, чтобы еда была…
– Об этом не беспокойся. Еда в доме не переводится никогда.
– А зачем тебе все это? – поинтересовался Марко. – Ведь Тициан может найти новую женщину.
– Такую он не найдет… Потом, дело не только в хозяине… – я решился поделиться с другом своей мечтой, – мне необходимо достичь совершенства души.
– Э-э-э, вон ты куда загнул… Я знал, что здесь есть что-то для тебя лично… – в голосе моего товарища послышалось разочарование.
– А тебе-то что?
– Это значит, что ты того… туда, – и он уставился буркалами в небо. – Ты же оттуда не вернешься… Не-а… я не согласен.
– Марко, – шикнул я в нетерпении, – мы уже говорили с тобой о совершенствовании души… Почему это нужно для котов?
– Чтобы соединиться с Богиней Бастет…
– Правильно… Ты помнишь историю о двух свечах?
– Мяу! – от напряжения черный бродяга вытаращил глаза, копаясь в своей памяти. – Это когда пламенем одной свечи зажигают другую.
– Пламя второй свечи рождается из пламени первой, и новый огонь содержит в себе все, что было заложено в нем изначально. Так и в нашей трансформации – новое естество вбирает все качества предыдущей, включая все наши несовершенства. Их-то мы и должны убрать из нашей жизни. К сонму богов может приблизиться только совершенный… настоящий Кот. А чтобы достичь великой чести, он должен хотя бы раз пожертвовать жизнью для любимого существа.
– Обязательно для человека?
– Возможно, подойдет и животное, но я не уверен.
– Помереть, значит?
– Не обязательно помереть, но быть готовым отдать всего себя… В этом – весь смысл жертвы.
– Это – как террористы? – продолжал тупо допрашивать меня Марко.
– Нет, у нас другая идея… Убивать никого не надо…
– А если мы того… не будем совершенными… Что будет?
– Ты веришь в реинкарнацию? – у меня перехватило дыхание от волнения. Кот тупо посмотрел на меня. Было ясно, что он еще не созрел для полного понимания реинкарнации.
– Без совершенства души ты котом будешь мотаться из одной жизни в другую бесконечно! Тебе это нравится?
– Нет … не знаю … А это каково?
– А я вот, после того как помер в Испании, черт знает где, три сотни лет, – моя лапа устремилась к небесам, – скажу, ничего хорошего… Холодно, темно и… никакой еды.
– Да, это не жизнь, – согласился Марко.
Наконец бродяга заинтересовался.
– А почему ты решил рискнуть жизнью именно сейчас?
– В Толедо я не мог спасти моего хозяина, Мусу-аль-Гершона, да будет благословенно его имя, случая такого не представилось. Сейчас судьба дала мне шанс сделать любимых мною двух людей и одну собаченцию счастливыми, для этого я ставлю свою жизнь на кон!
Я замолчал, чтобы Марко Поло смог осмыслить сказанное.
– Мяу! – От напряжения челюсти кота заклацали, и кончик хвоста начал вибрировать, как будто котяра увидел добычу. Матерый черный котище выглядел, как несмышленый котенок. Новорожденная душа совместилась с мощным телом – это было начало воплощений для Марко Поло. Он мучительно старался понять задачи моей реинкарнации.
Тогда я, кот Ясик, ласково, но твердо сказал: «Прошу тебя, Ахи (брат мой), помочь мне на пути соединения с богиней Бастет».
– О`кей, о`кей – неожиданно поспешно согласился он.
Интонация друга могла бы насторожить меня, но мысленно подготовляясь к переселению души в новое обиталище, я не обратил на это внимания.
* * *
Я осторожно пробираюсь по темной узкой улочке незнакомого мне города. Каждый шаг может мгновенно изменить мою жизнь. Мудрец Муса-аль-Гершон часто повторял: «Многое может случиться между чашей вина и устами».
– Чуткая Тютя заметит подмену – это будет небольшое отклонение от плана, но не трагедия… хуже всего лабиринты огромного морского Порта, где возможно все: я не найду возлюбленную нашего хозяина, потеряю путь домой, встречу смерть под машиной или буду разорван сворой собак… К тому же, эти странные сигналы Оттуда. Я посмотрел на низкое, в темных облаках небо, прислушиваясь к звукам дождя… Сквозь треск электрических разрядов меня тревожат обрывки фраз. Кто знает, что это значит?
Ясно только одно: моя душа в чужом теле. Если я не вернусь в мое тело – прервется цепь совершенствования моей души, я никогда не припаду к стопам великой Бастет и мне будет закрыт путь к реинкарнации.
С сердечной болью я выпускаю из лап знакомый тюбик помады и вновь бегу по запутанным улочкам вдоль грязных домов и устрашающих граффити. Дождь усиливается, шерсть становится тяжелой, а кожа мокрой.
Нужно торопиться, пока дождь не смоет метки, сделанные Марко. Ага, вот ещеодна отметина на стене, а прямо под забором я вижу изящную гребенку. Какой же Марко умница! Узнаю расческу Тихеи, врученную ему вместе с тюбиком губной помады. Золотые волоски между зубцов намокли и пахнут Тихеей после ванны. Мокрые лапы тяжелеют, но я снова и снова ступаю в лужи, – важно лишь, что я не потерял направление, пробираюсь по улицам и знаю, что никто не видит этих передвижений и не идет вслед за мной. Слава богам – пока на пути ни одной собаки!
Холодные струи дождя сковали мой затылок, подобно леденящему страху при мысли об острых песьих клыках.
Я остановился, слизнул дождь с кончика носа и потрусил, не выбирая дороги.
Вехи, оставленные моим другом, ведут в кромешную тьмy, из которой, как чудовища, высовываются подъемные краны Порта.
– Думать только о хорошем, надеяться на удачу, чтобы не дать страху овладеть мною.
Hачaтое дело должно быть закончено сегодня ночью.
Однако низкое небо в тучах продолжает посылать тревожные сигналы…
Я сильно разозлился, когда Марко сообщил, где сейчас можно найти нашу Тихею. Он поклялся именем Бастет, что наша лучезарная Тихея служит в третьесортном притоне самого забытого людьми и высшими силами уголка припортовых кварталов.
* * *
Красный фонарь над дверью освещает вход в то проклятое место. Вокруг стоит мертвая тишина. Ни души… Дверь приоткрыта… В этом вертепе опустившиеся люди, чтобы выжить, продают себя тем, кто желает купить их тело. Затхлый воздух притона вызывал спазмы в горле.
Мое внимание привлекла нацарапанная на куске косо висящего картона записка: «Требуются танцовщицы». С ужасом я вспомнил записку, криво прикрепленную к двери церковного подвала одного из храмов Толедо. На латыни это звучало: Cadavera sunt hic, что в переводе значило: «трупы выдаются здесь». На грязном каменном полу я нашел изуродованное пытками тело моего господина Мусы-аль-Гершона и привел туда его домоправителя Мигуэля. Он выкупил тело хозяина и на скрипучей тачке повез мертвого мудреца за черту города, где было позволено хоронить «неверных». Только мы вдвоем стояли на краю могилы любимого господина. Тогда я был очень пожилым котом, скорая смерть моего учителя не позволила мне свершить «благое дело», отдать жизнь за дорогого человека, как учил Муса-аль-Гершон, да будет благословенно его имя.
Я все еще не достоин милости богов, а мои страдания – плата за земную любовь к людям.
* * *
Над барной стойкой, заставленной разнокалиберными бутылками, красовалась надпись «Мы открыты до утра!» Бар находился у входа в комнату, привлекательную только размерами. Посередине, как ожидающий мученика эшафот, красовались подмостки, отмеченные столбом позора. На потолке зеркальный шар отбрасывал вокруг яркие блики, изображающие падающие звезды. По стенам жались пустые столы. В воздухе висела гробовая тишина. Вся обстановка напоминала зал инквизиторского судилища, и шерсть вдоль кошачьего хребта мгновенно вздыбилась.
– Ясик – услышал я неожиданно знакомый женский голос.
От радости сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
– Ясик, как ты оказался здесь?
Легкое покусывание кожи на щиколотке ноги – мое обычное приветствие. Она обрадовалась.
– Как ты нашел меня? – поднос с напитками переместился на стойку. Тихея присела, поймала мой взгляд, а с ним и серию сигналов. – Ты на меня не сердишься?
– Ты работаешь около этого шеста?
– Что ты, Ясик… – в голосе Тихеи звучала обида, – это не для меня. Oна кивнула в сторону бара: – Там моя вотчина… Хочешь, я приготовлю молочный коктейль для тебя?
– Нет… Спасибо… как ни будь в другой раз, – y меня отлегло от сердца.
– Что случилось? Ты ушел из дома Тициана? Милый котовский, ты не сможешь выжить на улице, а я сейчас не могу взять тебя с собой, – ее нежная рука ласково потрепала мой затылок.
Благо в этом заведении полумрак, даже с такого близкого расстояния женщина не заметила подмены… Глубоко вздохнув, я прищурил глаза, от этого они стали похожими на две молодыe луны, горизонтально повисшиe в черном небе.
Через минуту я рассказал Тихе о происходящем в нашем доме и страданиях Тициана.
– Этот наглый хитроглазый кот покушается на твое благополучие, малышка? – двухметровый амбал с руками-кувалдами и аккуратно ухоженной маленькой головенкой, украшенной зализанным пробором, подошел к нам. Добродушные глазки светились на лице выцветшей бирюзой и скрывали настоящую природу его работы.
– Ясик, это Чич. Он хороший…
Взглянув на Чича, я послал приветствие в знак приязни в его хорошо упрятанный мозг.
– Бэби, ты хочешь сбежать? – гигант опустил руку на плечо нашей леди, – а кто будет разносить выпивку?
– Народу не много, а Ясик попросил меня отвести его домой.
– А потом? Опять пропадешь? – в глазах Чичa мелькнула озабоченность.
– Не знаю… Там решим, – Тихея сняла белый фартук и крахмальную наколку. Волосы золотым каскадом рассыпались по плечам. – Не беспокойся, Чич, если что, то я пришлю кого-нибудь вместо себя.
– Такой королеве невозможно отказать, – Чич улыбнулся ей в ответ. – Не забудь положить выручку и ключ на стойку.
Тихея оделась, и мы вышли на улицу.
Холодная пыль дождя словно повисла между небом и землей.
– Мы должны торопиться… похоже, у нас мало времени.
– Почему?
– Получил сигналы, – я кивнул на небо.
– Понятно, но что они значат?
– Не знаю… Ты только того… Тицику ни слова, что я тебя нашел…
– Могила, – Тихея одарила меня той самой улыбкой, которая омывала мою душу теплом и светом.
С ней приятно общаться, как с понимающей жрицей Бастет.
* * *
Прелесть левантийских городишек состоит в том, что они невелики, их можно без труда пересечь вдоль и поперек даже на таких коротких ногах, как мои. Непогода и желание оказаться дома быстро привели нас с Тихеей к дверям знакомой квартиры. Моя спутница нажала на кнопку звонка, а потом нетерпеливо позвонила еще раз, ответом ей были радостные вопли Магги и клацанье замков. Дверь открылась, и в проеме возникло лицо Тициана, сначала сосредоточенное, потом удивленное, и, наконец, расплывшееся в счастливой улыбке. Хозяин даже не спросил, как и почему Тихея появилась на пороге его дома, а сразу принялся тискать любимую или, как они обычно шутили, «проводить инвентаризацию».
Воспользовавшись суматохой у двери, я незаметно проскользнул в кабинет, по дороге шепнув Магги, чтобы она молча и быстро следовала за мной.
Марко, как прирожденный домашний любимец, спал, развалившись на окне. Это дало мне возможность объяснить Магги, что произошло за последнее время и каким образом Тихея снова объявилась у нас в квартире.
– По правде говоря, – усмехнулась Магги, – вы так шептались, что я была вынуждена прислушиваться, и мне удалось кое-что понять. А Тициан завис над своей очередной компьютерной игрой и не обращал внимания на происходящее y него под носом.
Как обычно, собака подчеркнула свое старшинство, проявила материнскую заботу и притащила из ванной махровое полотенце.
– Посмотри на себя, ты промок, как бездомный пес…
– А Марко?
– Я сделала вид, что ничего не поняла, обращалась с ним, как с тобой. Он же обалдел от счастья, все время ест или дрыхнет на окне.
– Давай будить его… – я вскочил на подоконник. – Эй, Марко проснись, это Ясер, – я вежливо толкнул его вбок.
Марко лениво открыл один глаз и, как бы не узнав, посмотрел на меня. Потом зевнул, демонстрируя две пары великолепных клыков.
– Ну что ты шумишь, ведь не пожар… Ты привел ее?
– Да, – я не ожидал такой реакции.
– Ну, теперь ты доволен? – кот-бродяга прикрыл глаза и глубоко вздохнул, словно собрался продолжать прерванный сон.
– Марко, – я старался не сорваться на вопль, – мы должны немедленно снова обменяться… Ты что, забыл?
Марко по-прежнему лежал, закрыв глаза, однако дыхание его участилось.
– Марко, – я пнул лапой эту черную неподвижную тварь. (Притворяется гаденыш, наверняка притворяется.)
Он вскочил, как черт из табакерки, на все четыре лапы, принял угрожающую позу, выгнув дугой спину.
– Знаешь, Ясик, я передумал возвращаться в свою шкуру. Мне и в твоей неплохо…
Блохастая крыса! Еще тогда, в конце нашего разговора, у меня проскочило подозрение, что этот сукин сын может подкинуть сюрпризец!
– А как же наш уговор?! – я старался говорить ровным голосом.
– Чего захотел?! Ты пожил здесь, а теперь – моя очередь… Но я не эгоист, мы можем пожить здесь вместе, – oн посмотрел на Магги, ища поддержку у моей подруги.
– Это зависит от Тициана, – произнесла Магги, как будто происходящее ее не волновало.
Подумать только, лежит спокойно, положив голову на лапы, и черные угли глаз взирают на нашу перепалку с холодным безразличием постороннего зрителя.
– Магги, – послышался повеселевший голос Тициана, – пошли гулять.
Собака вскочила и, виляя хвостом, посмотрела на нас с лукавой улыбочкой.
– Я думаю, что Марко прав, – Магги незаметно взглянула на меня, словно намекая на принадлежащую мне и ей тайну. – Ты, Ясик, должен проявить благоразумие и уступить Марко – он много страдал. А вообще-то последнее слово за Тицианом.
– Магги?! – у меня перехватило дыхание.
– Я могла бы объяснить тебе, но сейчас для этого нет времени. Поверь мне, Ясик, будет лучше, если ты уйдешь из квартиры так же, как и пришел – не-за-мет-но!
Я не видел выхода из ситуации, а вероломное предательство бывшей подруги и советчицы не давало собраться c мыслями. Раздавлeнный навалившимся горем я, бывший домашний любимчик, спотыкаясь, поплелся к выходу. По дороге собака успела мне шепнуть:
– Постарайся понять, стратег доморощенный, ситуация вышла из-под контроля… Делай, что я говорю, иначе всем будет плохо…
В прихожей царила обычная возня, аханье, оханье, восторги Тихеи, напоминающие сладкие стоны возвратившейся «блудной» дочери.
– Во что бы то ни стало прогуляться перед сном!
– Дождь!
– Неважно!
– Пройтись с моей любимой собачкой!
– Зонтик, зонтик!
Незамеченный бывшими друзьями, я вышел в темноту, под холодный дождь.
* * *
Сегодня самая страшная ночь в моей кошачьей жизни. Я одинок, бездомен и голоден. Я продрог… и к тому же, я в шкуре гнусного предателя! Но главное: мне неведомы и другие препятствия, которые еще придется преодолеть на пути к престолу Бастет.
Я подождал возвращения с прогулки моих друзей и кое-как примостился снаружи на подоконнике спальни в надежде увидеть свое прошлое.
Hо вид за окном принес мне дополнительные страдания: моя семья, дорогие друзья, смеялись и болтали без меня, бедный Ясик не мог их услышать. Мои сигналы не могли проникнуть сквозь закрытое окно. Любимые люди, как ни в чем не бывало, ходили по потерянному мною дому. В свете уличного фонаря я мог разглядеть бесстыжего Марко, развалившегося в моем кресле, радостно виляющий хвост Магги и шевелящуюся массу пухового одеяла, скрывавшего от всех любовь Тициана и Тихеи.
В безнадежном отчаянии я стоял над пропастью неизвестности.
Утро не принесло облегчения. За окном Марко жрал из моей миски, пользовался моим туалетом. Для бывших друзей меня не существовало, и только Магги один раз подошла к окну, проверяя, жив ли я, и, встретившись взглядом, быстро ушла вглубь квартиры.
Вскоре счастливые любовники, захватив Магги, появились на улице и радостно поспешили к машине, намереваясь совершить «очередной набег на магазины» – привычное занятие Тихеи.
Магги издалека послала мне короткую весточку: – Не волнуйся! Все идет по плану… оставайся здесь…
Я не стремился увидеть Марко, говорить с предателем. Вспомнил, что ничего не ел с позавчерашнего вечера, голод пришлось утолить объедками, которые сердобольные старушки оставляют для бездомных котов, каким мне пришлось стать. Съев парy кусочков мяса и утолив жажду водой из лужи, я, заглушая боль души, пристроился на солнышке около махровой китайской розы – красы и гордости нашего палисадника. Отсюда я мог наблюдать за происходящим на улице и около дома, однако, сказалась усталость, и я задремал. Проснулся за полдень по возвращении друзей домой. Магги шествовала впереди, весело виляя хвостом, задранным вверх, как машинная антенна. Не глядя на меня, просигналила: – Все идет путем… Жди вечера, – и скрылась за дверью.
Мы, коты, умеем ждать, если перед глазами видим цель. Даже самому долгому дню обязательно придет конец, и будет вечер.
Когда стало темнеть, Тициан и Тихея уехали в город развлекаться.
Я опять устроился у окна хозяйского кабинета. В окне показалась Магги, открыла жалюзи и, улыбаясь, радостно сообщила, что Марко «вот-вот испечется и будет готов к обмену шкурами».
Я подпрыгнул на месте.
– Что это значит?
– Сам увидишь, – пробурчала она и скрылась в недрах квартиры.
Вскоре послышалось напряженное сопенье, и я разглядел удивительную сцену – Магги за шиворот волокла по полу мертвого Марко!
– Он тяжелый, как камень, – Тютя перевела дух и улыбнулась мне.
– Ты его убила?
– Мертвый он нужен нам, как еще одна дырка в голове…
Магги подтащила кота ближе. С близкого расстояния стало заметно, что котяра дышит. Передохнув, Магги взялась возводить около окна странное сооружение, подтаскивая книги и сдвигая стулья.
– Что ты делаешь?
– То, что надо… К сожалению, ты мне помочь не можешь, так что наблюдай молча. Я должна затащить эту тушу на стол.
Тут я понял собачий замысел: конструкция приобрела форму трапa, по уклону которого собака затащила Марко на стол около открытого окна, где на подоконнике устроился я.
Когда Магги, сопя от напряжения, подтащила Марко к окну и повернула кота носом ко мне, бродяга похрапывал и безмятежно улыбался во сне. Я прислушался к самодовольному урчанию приятеля.
– Что с ним?
– Ничего особенного, наглец спит непробудным сном и счастлив, как никогда. Ты как-то говорил, что все коты любят валериану, хотя сам никогда не употребляешь эту травку потому что от нее балдеешь и голова болит.
– Hе припомню, но это правда..
– Ну так вот, я подсуетилась, и Марко налакался валерианой до упору… Обрати внимание – он пьян в стельку!
– А где ты достала корень?
– На блошином рынке. Уговорить наших приятелей завернуть на толкучку – паpa пустяков, а потом я стремглав дернула в сторону и привела парочку к знахарю-бедуину в лавочку трав и снадобий. Теперь этот лживый кот – твой, дышите вдоволь, – Магги хитровато прищурилась, как бы проверяя мою осведомленность в музыкальных терминах, – в унисон или в терцию, – и расплылась в радостной улыбке.
– Ты придумала все это еще вчера вечером?
– Легко представить, во что могла превратить дом драка двух крупных котов, беспорядок не ограничился бы лишь битьем посуды. А так немного хитрости, и Марко готов к обмену душ, – Тютя подтолкнула спящего кота к решетке так близко, что бродяга дыхнул на меня перегаром валерианы.
– Надо же так надраться, – меня чуть не стошнило.
– Начинай, – Магги присела рядом c Марко.
Я с трудом подстраивал дыхание к ритму выдохов моего бывшего друга, когда услышал размышление вслух моей подруги: Hе понимаю, любит ли Тицик Тихею, а она его? Ты думаешь, что он любит ее? Жрицы любви подчиняются только своей богине, – в голосе моей дорогой Магги слышались грустные нотки. – Не твои ли это слова?
На мгновенье прервав процесс перехода, я ответил:
– Бывают исключения… Да и наш Тицик тоже не тот, кем он кажется. – Я улыбнулся любимой Магги и стал отсчитывать: один… два… три… Все было готово к обратному переселению душ.
Марко приоткрыл один глаз…
В этот момент страшный грохот потряс весь дом.
И тогда громко и ясно до меня донеслось с небес: «Торопись! Идет Война!»
Раздробленный цемент, кирпичная пыль, арматура посыпалась на голову. Взрывная волна отбросила меня в сторону, и я потерял сознание.
* * *
Когда я пришел в себя, стояла глубокая ночь. Прошло несколько часов с того момента, как я начал отсчет для возвращения в собственное тело. Я не был уверен, что мы c Марко завершили обмен душами и шкурами, и что я нахожусь в собственном теле. Я ощупал себя – болел левый бок, все остальное было в порядке, хотя вся моя шерсть задубела от песка и разила дымом.
На месте нашего дома возвышалась гора разбитых цементных плит, труб, обломков мебели и строительного хлама. На фоне черно-синего неба ярко освещенные прожекторами руины выглядели зловеще – тихо и по-особому пустынно, а за ними (уже вторым планом), угрожающе целился в нас минарет-стрела с зацепившейся за него луной. По развалинам осторожно ходили какие-то люди в желтых куртках с собаками, те вынюхивали что-то.
Большая группа людей стояла вдали от развалин. Я узнал некоторых из них – это были наши соседи по дому, они стояли, не двигаясь, и тихо переговаривались.
– Что бы это могло быть? Война? Теракт или взорвался газовый баллон? – я приблизился к толпе.
По обрывкам фраз я понял, что из соседнего государства в нашу страну было выпущено несколько ракет, oдна из которых прямым попаданием уничтожила наш дом.
– Ну вот и я очутился в зоне военных действий, – мелькнула у меня первая мысль. – Но где Марко? Магги? Тицик и Тихе?
Когда-то Муса-аль-Гершон научил меня подниматься над суетой, чтобы почувствовать состояние близкого существа, которое в этот момент находится далеко.
Я не обнаружил поблизости кота-двойника, а под развалинами лежала Магги – белая шерстка покрылась кровью, недвижимая, но кажется, без видимых ран.
– Скорее всего, мне придется повторить неудавшийся этап совершенствования моей души …
– Тихе и Тицик должны быть где-то здесь, поблизости, – глазами я стал иcкать и увидел их в толпе. – Слава богам! – я посмотрел в черное небо. – Тихе увела его из дома. Они наверняка помогут Магги (если она жива), а мне нужно найти Марко.
Я, как мог, привел себя в порядок и отправился на поиски моего двойника.
Около нашего разрушенного дома я развесил объявления: « Если вы увидите черного кота с белым галстучком, окликните его… Возможно, его зовут Марко. Eсли он отзовется, дайте мне знать. Я буду здесь неподалеку… Мне позарез нужно встретиться со старым приятелем. Война помешала нам закончить одно важное дело… Премного благодарен. Кот Ясик (Ясер Леви)».
Эпилог
Меня зовут Брам Аммо.
Надеюсь, это имя подсказывает, что я нашел Марко. После того, как он обнаружил, что наш дом был разрушен, бродяга согласился перелезть обратно в свою шкуру, а я завершил (слава богам!) самый важный этап в трансформации моей души – процесс реинкарнации!
Тицик и Тихе уехали из этого горячего места в Канаду.
–Там климат прохладнee, – решила Тихе.
С ними мы часто перезваниваемся и обмениваемся праздничными поздравлениями.
Магги контузило взрывом, ей долгое время пришлось лечиться от сотрясения мозга. Я снова был ее сиделкой; все обошлось, но она стала плохо слышать (наверноe, к старости). Моя собаченция по-прежнему видит во мне беспомощного младенца; сейчас спит спокойно y моих ног. Я уверен, мудрая леди предвидела все, что произошло с нами, включая мою реинкарнацию, с того самого момента, когда Тихея позвонила в нашу дверь.
Марко как-то упомянул, что многие люди, приезжающие в Израиль, заболевают странной болезнью – они начинают любить эту страну – государство без признанных границ, находящeeся под постоянной угрозой уничтожения извне и разрушения изнутри.
– За что? – недоумевал я.
– Это трудно определить. Наверно, здесь воздух такой, инфекционный.
Мне кажется, что я подхватил этот вирус и решил остаться в Израиле.
Мы с Магги перебрались в Иерусалим – он так похож на незабытый мною город-жемчужину Толедо…
/ Натания /