|
В МАГАЗИНЕ «СТАРОЙ КНИГИ»
Лучи полуденного солнца
сквозь задымленное оконце
и полувыцветший витраж
полуподвала осветили
в уютном, старомодном стиле
в углу устроенный стеллаж.
Здесь средь гербариев и схем
есть звездный купол мирозданья.
Полузабытые изданья,
давно не чтимые никем
потухшим золотом горят.
Здесь же ютятся дружно в ряд
Времен прошедших анекдоты,
Сэр Конан Дойл и Томас Мур,
старинных грамот и гравюр
малиновые переплеты,
Рембрандта, Дюрера, Доре
собранье оттисков в картонах,
парижский русский Похитонов –
квартал Монмартр и Маре,
анонсы церемоний брачных,
фотопортреты важных лиц,
эмблемы старых фирм табачных
и кипы строгих и прозрачных
математических таблиц.
Кто был до нас, кто нам вослед
пройдет в борении упорном
звеном цепи нерукотворным
сквозь искусы грядущих лет?
При всех грехах мы все же часть
неоскверненного пространства
бессрочности и постоянства,
не угодившего во власть
природы, зыбкой и неверной,
изменчивой и лицемерной,
не оставляющих следов
людских воззрений и судов.
Мы капля водного потока,
что от далекого истока
неведомо куда рекой
влеком неведомо откуда.
Мы образ явленного чуда
судьбы, неведомо какой.
Мы буква записи ученой.
Мы камень улицы, мощенной
нечеловеческой рукой.
2012 г.
БЛОШИНЫЙ РЫНОК
Мелькают футболки цветными флажками,
где жмутся друг к дружке лотки с пирожками,
где старый тряпичник, сопя и ворча,
торгует обновкой с чужого плеча.
Былой красоты дорогие осколки
ютятся в углу городской барахолки,
и тлеет соблазном в зрачках продавщиц
таинственный блеск старомодных вещиц.
Мерцает в собрании скупочной лавки
граненый рубин антикварной булавки,
и гордо маячит над пыльным столбом
игрушечный пупс с целлулоидным лбом.
В таверне, где бродят бокалы пивные,
плывут под стеклом осетры заливные,
совеет от дыма, вина и жратвы
лихая компания местной братвы.
Любуясь собой, петербургская дива
плывет в полудреме, хмельна и блудлива,
и скорбно глядит на базарный кабак
голодная свора бродячих собак.
2013 г.
* * *
Знакомая улочка – центр квартала,
убогий пейзаж – проходные дворы,
как ретро-музей кирпича и металла,
зачем-то оставленный здесь до поры.
Приезжий таджик – гастарбайтер Джафарка,
вздыхает, что дом затравили клопы.
Бутылка (на сленге – «пузырь») и цигарка –
набор приблатненной, хмельной шантрапы
мы видим на старой, разбитой лавчонке.
Старик-книгочей протирает очки.
Скукожившись жмутся подростки-девчонки,
хихикая дружно себе в кулачки.
Бранит богомолка соседа-пьянчужку.
Тяжелую дверь отодвинув плечом,
протиснувшись тихо в пустую лачужку,
она с самопальным спешит куличом.
Старушка, пристроив слепого котенка,
блюдет сиротинку и ночью, и днем.
От красных салфеток ее комнатенка
сверкает воскресным, пасхальным огнем.
Да, это в эпоху измен и распада –
всего лишь мираж, ностальгия, но ты
не рушь этот призрак надежды… Не надо!
Пусть он помаячит среди пустоты.
2012 г.
СТАМБУЛ
Город грозных твердынь на развалинах братских,
Православных вериг и мечей шариатских,
Где с лихвой подсластили его берега
Разносортный арахис, лукум и нуга.
Где морской аскетизм состязался с пиратством,
Деловой практицизм – с неуемным богатством,
Где сияет огонь византийских идей
В помраченных умах суеверных людей.
Где царит простота у подъездов парадных
Средь террас мандариновых и виноградных,
У притонов поэтов, бродяг, мудрецов,
Возле стен минаретов и царских дворцов.
Раскаленная почва вздыхает и жаждет.
Под лучами светила сгорает и страждет,
Как истлевший пергамент прошедших веков,
Изможденная кожа сухих стариков.
Беспощадное солнце, смешавшись с эмалью
Охлажденных тазов с серебристой кефалью,
Отразилось в зрачках городской голытьбы
Ускользнувшим лучом обманувшей судьбы.
Наконец, обратясь в многоцветные блики
Драгоценных лампад, где горят сердолики
У богатых витрин и торговых лотков,
Утонуло впотьмах городских закутков.
Не в пример прожигающим жизнь вхолостую,
Мы с тобою отыщем кофейню пустую,
И взлелеяв в себе благородную лень,
Проведем в созерцанье отпущенный день.
Здесь, в тенечке, вдали от житейского гула,
Приобщившись к легендам и тайнам Стамбула,
Мы в себе разглядим двуединый исток –
Все взыскующий Запад, все нашедший Восток.
2013 г.
В ТЕНИ КОМАРА
(На тему Владимира Шали)
Встретив тьмой преступлений и смертных грехов
Утро нового века под крик петухов,
Дом мой тонет в зловоньях, истертый до дыр,
Став притоном прохвостов, воров и проныр.
Средь миллионных афер маклаков и менял
Я все бросил, все отдал и все потерял.
Но теперь, когда мир истребляет жара,
Я один оказался в тени комара.
Я иду, как по чьей-то чужой стороне,
По какой-то натянутой тонкой струне,
И от бешеных стрел неземного огня
Эта тень бережет и спасает меня.
Так, лишившись всего в непредвиденный день
И взамен получив эту легкую тень,
Среди пропастей мира и адских огней
Я танцую, упившись свободой своей.
Я лечу, я свободен от уз и оков
Лабиринта бессмысленных, злых тупиков!
Я лечу… Так летят от чужого двора
За трепещущим в небе крылом комара.
2012 г.
* * *
О, влюблённый! Тобою разбуженный мрак,
окружив тебя грозным презреньем,
ненавидит тебя. Каждый угол – твой враг,
каждый дворник глядит с подозреньем.
Ты, влюблённый, похоже, невзрачен на вид
и исполнен священной боязни.
Каждый встречный тебя зацепить наровит
и предать осужденью и казни.
И какие-то духи, что ревностно бдят
во дворах, что угрюмы и гулки,
за тобой напряжённо и злобно следят
сквозь проёмы дверей и проулки.
Этот мир, что себе же погибель растит,
твоего откровенья тебе не простит.
* * *
Если
ты Христа так любишь,
если
я Его люблю,
значит мы родные люди,
Пасху
раздели мою!
инок
Всеволод (Филипьев)
«Брату
пустыннику».
Если в городе сумрачном, злом и нарядном
ты свой страждущий ум воздеваешь горе
и в душе почитаешь жильем преизрядным
неприметный чуланчик в пустынном дворе.
Если узы, глубокая скорбь и разлука
для тебя – лишь предлог избежать суеты,
и все то, что другим предназначено в муку,
с благодарным усердьем приветствуешь ты.
Если, следуя в жизни законам влюбленных,
ты и голод, и жажду считаешь постом
и встречаешь с восторгом в очах воспаленных
одинокую старость в подъезде пустом.
Если, вдруг, неприветливы и строги?,
оценив заслуги твои,
от тебя с уваженьем отступят враги,
но ударят в спину свои…
Что ж, заварим наш чай у меня в комнатушке,
всего лучше, в простой алюминиевой кружке
и восславим же прок от сего пития,
с наслажденьем вкушая настой бытия.
2013 г.
/ Санкт-Петербург /
|