Беседа с Кристиной Зейтунян-Белоус
Опубликовано в журнале Крещатик, номер 3, 2014
Кристина Зейтунян-Белоус, можно сказать, типичная «русская парижанка». Родилась в Москве в 1960-м году. Во Франции оказалась 1966-м, то есть ребёнком. Таким образом, русский язык дома и французский в школе, в окружающей жизни (а вместе с языком – привычки, мироощущение) оказались для неё в известной мере равноценными. В Париже окончила лицей, получила высшее гуманитарное образование в l’Ecole Normale Superieure… Пишет стихи и по-русски, и по-французски, стала известной во Франции переводчицей благодаря вышедшими тут (главным образом, в парижском издательстве Albin Michel) книгам Андрея Белого, Андрея Битова, Сергея Довлатова, Владимира Маканина и других писателей. Знание языка, конечно, формирует, но не обязательно определяет отношение к той или иной культуре. Кристина не просто знает русский язык, знает русскую классику и то, что было создано в русском литературном пространстве за последние десятилетия, внимательно следит за новыми публикациями – она любит русскую литературу. Именно эту любовь она вложила и в свой, растянувшийся на годы, труд в двуязычном информационно-культурном журнале для преподавателей и студентов «Lettres russes» («Русская литература»). Именно этим, подчас незаметным, но важнейшим моментом – любовью, на мой взгляд, определяется главное – удача. Удача не как синоним финансового, коммерческого успеха – речь не о них, но в смысле творческого самоудовлетворения. Перевести так, как ты сам/сама не просто понимаешь, но ощущаешь текст, чувствуешь его особую энергию и подспудную вибрацию – отнюдь не всегда очевидно. Слова подчас, как будто, простые, понятные, но что-то такое спрятано в них, словно ускользает, убегает…
Вот почему свою беседу с Кристиной я начал с вопроса:
– Когда и как вы определяете, что сделанный перевод можно считать завершённым? Не мучают ли вас сомнения такого рода, которые, как я знаю, посещают подчас вашего коллегу, Андрея (Андрэ) Марковича – смысл их в следующем: да, перевод сделал (Пушкина ли, Достоевского), но… надо будет вернуться к работе, сделать её лучше. Так же как Андрей, перевернув последнюю страницу переведённого текста, или позднее, когда перевод уже опубликован, не посещает ли вас мысль – «надо бы сделать лучше»?
– Любой уважающий себя переводчик сталкивается с подобными сомнениями, приходится иногда принимать некоторые решения в ходе работы, например, когда надо найти способ передать нечто «непереводимое», а затем, спустя некоторое время опять начинаешь мучиться раздумьями. Я недавно переделала уже практически переведенный роман («Асан» Владимира Маканина) и всюду использовала настоящее время, и перевод стал живее и по духу (а не по «букве») ближе к оригиналу, где, как часто у русских писателей, прошедшее время преобладает, но часто перемежается с настоящим. Срок уже поджимал, но к счастью, издательство «Галлимар» пошло мне навстречу и отодвинуло дату сдачи.
Я, как правило, делаю сначала черновой, но довольно продуманный перевод, затем перечитываю его параллельно с русским оригиналом (бывает, иногда что-то пропускаешь), и наконец перечитываю только перевод, желательно пару раз. В конце уже ничего не видишь и не замечаешь, настолько погружаешься в текст. К счастью, ещё есть гранки и возможность что-то исправить буквально в последнюю минуту. с переизданиями и очень многое меняла. Например «Лаз» того же Маканина впервые вышел в издательстве Belfond в 1991 году, а затем его переиздал «Галлимар» в 2007 и я там очень многое изменила и улучшила, то же самое произошло с переизданным рассказом Михаила Шишкина «Урок каллиграфии», версия, изданная в коллективном сборнике Fayard в 2005, думаю, лучше первой версии 1997 года. Что касается перевода стихов, у меня иногда получается несколько версий перевода одного стихотворения, и я порой не могу решить, какая лучше. «Реквием» Ахматовой я переводила несколько раз и, возможно, ещё перепишу перевод при случае, если найду издателя. Окончательного «идеального» перевода не может существовать по определению.
– Многие переводы, выполненные вами, были сделаны по заказу. Это понятно. Коммерческая сторона деятельности любого издательства – фактор естественный. Но всё-таки переводчик, как актёр, может отказаться от предложенной ему роли, если не чувствует, что она даёт ему возможность проявить свой талант, свои возможности. Вам приходилось оказываться в схожих ситуациях?
– Да, безусловно, я несколько раз отказывалась от переводов. Причем первый раз это произошло, когда мне очень нужны были деньги (это всё же мой хлеб насущный). Книга как раз называлась «Мужики и бабы» (роман Бориса Можаева – прим. В.А.), я почти согласилась, но, как всегда, решила прочитать книгу перед тем, как подписать договор. Я книгу дочитала… до предпоследней главы и решила отказаться: я просто её совсем не «почувствовала», мне было неинтересно её читать, я с ужасом себе представила, как я её буду переводить, умирая от скуки и раздражения, хотя она наверняка кому-нибудь могла понравиться, это была не «моя» книга, и взяться за её перевод было бы нечестно по отношению к автору и к себе самой.
Чтоб перевести книгу, необходимо, чтобы она тебе чем-то понравилась, или чем-то задела твой интерес, или поставила перед тобой какую-то задачу. Необязательно, чтобы это была хорошая книга. Можно даже перевести книгу, которая вызывает внутренний протест (как добропорядочный актер играет злодея). Главное, чтобы было интересно её переводить. Когда книга тебе что-то приносит, чем-то тебя обогащает, её легче пропустить через себя.
Художественный перевод – это все-таки творческий процесс, «просто за деньги» лучше переводить статьи или вовсе нечто не художественное, хотя тут тоже лучше в чужой огород не соваться. За технический перевод я бралась всего один раз, в начале своей карьеры перевела на русский пособие по технике безопасности для автомобильного завода. Очень надеюсь, что обошлось без жертв…
– Какую или какие книги из переведённых вы считаете для себя наиболее важными и интересными (разумеется, не ставя знак равенства между важностью и интересом), что однажды хотели бы перевести?
– Все книги, которые я переводила, были мне чем-то интересны. Некоторые конечно интереснее и важнее, но все их не перечислишь. Могу назвать поэму «Первое свидание» Андрея Белого, я двенадцать лет искала для неё издателя и много энергии вложила в перевод, а в 2010 году получила за него премию «Русофония». «Крейцерова соната» Толстого стоит для меня отдельно, я великих классиков прозы до этого не переводила, мне кажется, я нашла новый подход и всё же осталась верна оригиналу. Есть книги, которые мне помогли продвинуться, улучшить свою технику перевода, как например «Андерграунд» Маканина или «Бессмертный» Славниковой, потому что они сначала плохо «ложились» на французский, пришлось отходить от текста и искать другие пути. Могу ещё назвать «Вальпургиеву ночь» Венедикта Ерофеева, очень жаль, что пьесу поставили только в Страсбурге, хотелось бы ещё что-нибудь перевести для театра… Есть книги, которые мне было особенно приятно переводить: Довлатова или варианты «Мастера и Маргариты» и «Белой гвардии» Булгакова, так как Булгаков и Довлатов были среди моих самых любимых авторов еще до того, как я стала переводчиком. Всегда интересно переводить увлекательные книги, где много событий, но также интересно переводить и более серьёзные – с точки зрения языка – произведения. Больше всего я люблю переводить поэзию, все поэтические сборники и антологии, которые я переводила, для меня особенно важны. Очень хотелось бы найти издателя для сборников стихов Гумилёва, Сологуба и Заболоцкого, для антологии поэзии первой эмиграции и для антологии символистов (давний совместный проект с Элен Анри, вроде нашли издателя, но потом сорвалось). Недавно, наконец, нашла издателя для Ходасевича и Кузмина, но он их издаст только в 2016 и 2017, надеюсь, к тому времени не передумает…
– Наша беседа, Кристина, началась с темы переводов. Разумеется, она сама по себе многогранная, имеющая немало сугубо профессиональных аспектов. От неё перейду к вашей работе художника… Не случайно для многих, знающих вас, вы не только переводчик, но и художник. Подчас даже определение «художник» опережает «переводчик». Уточню: художник книги, график. Я знаю, что ваша мама – прекрасный художник, на выставках работ я бывал… Можно ли считать, что хотя она живописец, именно от неё вы получили тягу к линии, цвету?
– Безусловно, моя мама, художник Наталия Белоус, меня практически всему научила. Конечно, я ещё ходила на курсы и в лицее училась на художественном отделении, но мама мой первый и самый важный учитель, и я с раннего детства мечтала стать художником, руководствуясь её примером. Но мы очень разные. Мама чистый живописец, хотя у неё также замечательная графика, а я скорее график, хотя живопись у меня тоже есть. У нас очень разные стили, и это замечательно, потому что никогда не надо никому подражать, даже самым близким и любимым художникам. Но чувство цвета и линии я унаследовала от мамы. У нас вообще в семье много художников со стороны мамы. Мамина сестра, Елена Белоус – скульптор, её дочь – моя двоюродная сестра – художник и иконописец. Дедушка хорошо рисовал, его отец – мой прадедушка, а также один из братьев бабушки тоже были художниками, можно считать, что это семейная традиция.
– У вас есть любимые художники книги?
– Очень люблю русскую графику конца 19 и начала 20 века. Среди моих любимых иллюстраторов Чехонин, Добужинский, Нарбут. А также Билибин, Бакст, Лансере, Бенуа, Остроумова-Лебедева, Кругликова… всех не перечислишь. Мне близка японская графика. Высоко ценю англичан, особенно Бердслея и Артура Рэкхема. Из современных иллюстраторов, мне интересны, в частности, Владислав Ерко, Ольга и Андрей Дугины, Геннадий Спирин, французы Жан Баптист Монж и Ерле Ферроньер, недавно скончавшийся Жан Жиро, известный под псевдонимом Мебиус, и многие другие.
– В области книжной графики, как известно, наиболее интересные поиски и находки всегда были связаны с изданиями для детей. И в России, и во Франции, и в других странах. Интересными, но может быть (как мне кажется), не самыми удачными по проникновению в исторический контекст и в душу текста, можно считать иллюстрации к вашему переводу на французский язык книжки Осипа Мандельштама для детей «Клик и Трам. История двух трамваев» (Ossip Mandelstam, Klik et Tram. Histoire de deux tramway) болгарской художницы Нелли Димитрановой (Nelly Dimitranova), вышедшему в 2002-м году в коллекции Anatolia издательства Дю Рошэ (?ditions du Rocher). А вот ваши собственные иллюстрации к этим же стихам Мандельштама, украсившие «Два трамвая» в московском издательстве ОГИ (2012), я нахожу очень удачными.
Не только потому, что они как бы плотнее, ощутимее связываются с содержанием, передают эпоху 30-х годов прошлого столетия, но более оригинальны по решению – использованию силуэтов и цветных пятен… Если можно, немного подробнее об этом…
– Перевод детских стихов Мандельштама французское издательство мне заказало уже после договора с художником. Признаюсь, я ужасно сожалела, что не смогла проиллюстрировать эту книгу, ведь Мандельштам мой любимый поэт. И вот такая удача, десять лет спустя возникла идея издания детских стихов Мандельштама в московском издательстве ОГИ, для которого я уже иллюстрировала несколько книг, и мы заключили договор. Мне показалось, что силуэты подойдут лучше всего, чтобы передать дух эпохи и оставить простор детскому воображению. Я сначала думала создать чёрные силуэты на цветном фоне, так как речь шла о двухцветной печати, но потом всё же решила, что цветные силуэты лучше подойдут, и издательство согласилось на цветную печать. Кстати, идея цветных полос на страницах принадлежит издателю, Елене Свердловой, мы с ней вместе работали над проектом.
К. Зейтунян-Белоус.
Обложка книги, вышедшей в изд. ОГИ, Москва, 2012
– Компьютерная техника, которой вы пользуетесь, по существу является, выражаясь условно, дублёром того, что известно как процесс монотипии, с той разницей, что художнику не приходится иметь дело с краской и бумагой – их заменяют находящиеся в программе компьютера необходимые компоненты. Такая смена художественных инструментов, на ваш взгляд, не приведёт ли однажды к тому, что у художника (по меньшей мере, работающего в книжной графике) исчезнет навсегда общение с реальными карандашом, кистью, красками?..
– Вообще-то я чаще всего работаю традиционно тушью и акварелью на бумаге. Затем сканирую свою графику и иногда дорабатываю её на компьютере. Иллюстрации некоторых книг я выполнила полностью на компьютере. В частности, иллюстрации к сказкам Пушкина (в издательстве «Летний сад», на французском), которые нарисованы на графическом планшете в программе Painter, и иллюстрации к книге «В стране фей и эльфов» (издательство ОГИ), где использована техника коллажа, но это скорее исключение. Компьютер всего лишь инструмент для правки и компоновки рисунков, выполненных вполне традиционными методами. Кисти, тушь, краски и карандаши остаются незаменимыми даже с программой Painter, которая их довольно удачно имитирует: все же чувство живого материала передать невозможно. Из трёх книг, которые я иллюстрировала в 2013 году, одна сочетает фотомонтаж и нарисованные силуэты, а две другие это просто рисунки тушью на бумаге. В одной я, правда, некоторые элементы рисовала отдельно, а затем компоновала и дорабатывала на компьютере, но в другой компьютер я просто использовала для сканирования перед отправкой в издательство.
– Возвращаясь к вашим силуэтным работам для «Двух трамваев» Мандельштама, хотел бы спросить: имел ли для вас значение опыт таких больших художников, как Георгий Нарбут и Елена Кругликова?
– Нарбута и Кругликову я не зря назвала среди моих любимых художников. Но мои силуэты немного другие. У меня много иллюстраций в технике силуэта, в частности, иллюстрации к книге «Письма о любви от нуля до десяти» Сюзи Моргенштерн (в том же ОГИ), серия иллюстраций «книжный Петербург» для журнала Lettres russes, а также много силуэтов в моей собственной не иллюстративной графике.
К.Зейтунян-Белоус. Иллюстрация из книги
С. Моргенштерн «Письма о любви от 0 до 10»,
изд. ОГИ, Москва, 2008
– Есть ли, по вашему мнению, некая параллель между работой переводчика и иллюстратора? Я задаю его, вспомнив прочитанные однажды слова Натальи Горбаневской о сделанном вами: «Естественная для художницы чистота рисунка – но рисунка в первую очередь словесного образа, а также рисунка синтаксического и, что важно в верлибре, рисунка следования стиха за стихом»[1].
– Можно сказать, что иллюстратор переводит книгу на язык графики, но у него гораздо больше свободы, чем у переводчика. Иллюстрации разных художников к одному и тому же тексту отличаются значительно больше, чем разные переводы этого самого текста, хотя переводы тоже порой очень сильно отличаются, но всё же они сотканы из слов и должны передать определённый смысл, а иллюстрации можно выполнить в любой технике, в любом стиле, на любой отрывок текста. Иллюстрации скорее схожи со стихами на заданную тему, чем с переводом. А перевод можно сравнить с актерской работой или с игрой музыканта. Впрочем, в моём случае, графика и живопись, иллюстрации, стихи и переводы – это части одного целого, грани моей души.
– Вскоре после ваших «Двух трамваев» (в смысле, с вашими иллюстрациями), московское издательство «Самокат» выпустило «Два трамвая» Мандельштама с «трёхмерными» декорациями Анны Десницкой. Художница в данном случае использовала по-своему опыт прекрасного чешского мастера Иржи Трнки, а «трёхмерность» некоторых (театральных по своему характеру) страниц соединила со страницами с традиционной графикой. Мне, признаюсь, нравятся обе книги. А как вы относитесь к «трамваям» Десницкой?
– Мне очень понравились её иллюстрации, они очень оригинальны и совсем непохожи на мои. Вообще сейчас много хороших иллюстраторов. К сожалению, появляются также чудовищно безвкусные иллюстрации и обложки, особенно в современной России, и с этим трудно бороться.
.
– Ну, и последний вопрос, Кристина. О ваших собственных стихах. Пишутся ли? Как с тем, что уже написано – готовите ли новую книгу?
– Пишу понемногу, меньше, чем хотелось бы, возможно, 2014 окажется более плодотворным. О книге думаю уже давно, но это не так просто, легче чужие произведения пробивать в издательство, чем свои собственные. Последнее время, как ни странно, часто пишу стихи о Париже. Вот как раз о трамвае:
Парижский трамвай был ликвидирован как класс в 37 году
Его недавно реабилитировали
белый с зеленым
похожий на инопланетную стрекозу
курсирует по окраинам
с задумчивым видом
До центра ему не добраться
101 километр
(его парижский эквивалент)
трамвай ещё ограничен в правах
но уже набирает силу
трамвайный бунт
трамвайный бум
трамвайные будни в Париже
ещё впереди
/ Париж /
[1] (Вернуться) Два крылышка К. Зейтунян-Белоус. Хищные дни. Насекомые: Стихи. – Париж, 2000. Наталья Горбаневская, Русская мысль №4329, 3.08.2000.