|
* * *
Быть человеком некрасиво,
Когда всю ночь идут дожди
И осень местного разлива
Везде, внутри и впереди.
Грустят привычно пешеходы,
С утра грустит городовой
И только дворницкие роты
Ведут с листвой неравный бой.
К подошвам пристает усталость.
Уходит солнце без причин
И стойко призывает жалость
В ночи бредущий гражданин.
* * *
Валентину
Сильвестрову
Еще не музыка, но все же.
Дугой согнулись дерева.
Слезит сентябрь непогожий.
Дрожит уставшая листва.
Чуть выше музыка, чуть выше.
Чуть выше крыш, чуть выше дна.
Не там, где ты ее услышал,
А там, где Бог и тишина.
* * *
Король раздет. Народ послушен.
Ямщик не гонит лошадей.
И плачет ветер простодушный
Над телом родины моей.
Ее пристроить невозможно
Ни как подарок, ни внаем.
Молчит небесная таможня.
Не принимает чернозем.
Душа не поместилась в тело,
В распивочной теряет стыд.
И ни о чем на самом деле
Звезда с звездой не говорит.
* * *
Говорят, что я умер,
Только слухам не верь.
Я уехал в Ванкувер,
В Филадельфию, в Тверь.
Прогони неотложку
И нежданную грусть.
Я исчез понарошку
И конечно вернусь.
Перелетные звезды
Превращаются в дым.
Пусть венки и погосты
Выбирают другим.
Напишу ниоткуда:
Не дожди, не грусти.
Я когда-нибудь буду,
А пока отпусти.
* * *
Если пророк пуст,
я остаюсь в залог
Пить из твоих уст
горьких берез сок.
Ветер унес грусть
или принес весть.
Стало быть, остаюсь,
и остаюсь весь.
Хлынет из вен ртуть
на голубой наст.
Может быть кто-нибудь
сверху найдет нас.
* * *
Плывут прощальные такси,
Такси печальные немного.
Так тихо, словно о Руси
Отдельный замысел у Бога.
Дрожат далекие огни.
Дрожат дежурные трамваи.
Так тихо, словно мы одни
Внутри промышленного рая.
Висит прощальный звездопад
Над черным зеркалом канала.
Так тихо, словно мы назад
Вернулись. В самое начало.
* * *
Сократ поспешен, Кант пристыжен –
На город выпал первый снег.
Откроем небо и запишем –
Декабрь, двадцать первый век.
День воскресенья. День покоя.
Упокоенья ищет твердь.
Березы умирают стоя,
Как будто существует смерть.
Как хорошо, как слава Богу,
Что я обиды не держу,
И понемногу-понемногу
В холодный сумрак ухожу.
Прощай навеки, двадцать первый,
Простите нас, Сократ и Кант.
Играй на обнаженных нервах,
Играй, Небесный Музыкант.
* * *
Будет ночь тверда, как камень
И проста, как боль.
Выйдет ежик из тумана
В новую юдоль.
Сквозь тревожные вокзалы.
Через города
Будет ночь вести устало,
Как волхвов звезда.
Будут петь ночные птицы,
Как в последний раз.
Будет время торопиться,
Только не для нас.
* * *
На григорьевском базаре
Разноцветный люд.
Лихо пляшет под гитару
Пьяный лилипут.
Все заветные желанья
Исполняют здесь.
Даже яблоко познанья
Предлагают съесть.
В ветошь спрятался несчастный
Глиняный дракон.
Жизнь знакомая отчасти
Переходит в сон.
* * *
Огонек такси
Тихо догорает.
Если ночь грустит,
Значит, что-то знает.
Трудно ли найти
Повод для кручины?
Если ночь грустит,
Значит, есть причина.
Догорает сад –
Не поет, не плачет.
Этот листопад
Все переиначит.
Догорел старик
В грустной неотложке.
Догорел ночник
В темноте тревожной.
Поезда во тьму
Словно дезертиры.
Что еще возьму,
Расставаясь с миром?
* * *
Хромой и некрещеный,
Роняющий печаль,
Почти развоплощенный,
Куда-то шел февраль.
Голодные собаки
Ему смотрели вслед
И собирался плакать
О феврале поэт.
Спешили почтальоны
Вдоль улиц без лица,
Чтобы раздать влюбленным
Картонные сердца.
* * *
Луну над городом повесили.
Февраль притих.
Агенту мировой поэзии
Шлет белый стих.
Развел на нашей территории
Свою метель.
Столичный гость пришел в Шахтерию
Искать шинель.
Мы, если верить сообщениям,
Народ простой.
Сюда, как в рай, за опрощением
Спешил Толстой.
Увидит странник неприкаянный –
Здесь все, как встарь.
Ночь, депрессивные окраины,
Ларек, фонарь.
* * *
Поэзия должна быть грустноватой,
Как поздний вечер в городе чужом,
Как памятник забытому солдату,
Оплаканный химическим дождем.
Еще должны салютовать фонтаны,
Извозчики лететь на красный свет,
И менестрели в переходе пьяном
Рассказывать о пачке сигарет.
Должны дрожать дежурные вагоны,
Энергию нанизывать на нить
И сталкеры в промышленную зону
Должны людей за счастьем отвозить.
Орфей
И снег звенит, и путь открыт,
Но не смотри назад,
Туда, где рукопись горит
И вырубают сад.
Туда, где воля и покой
Останутся другим,
Где вьется черный часовой
Над городом твоим.
Туда, где музыка смогла
Разжалобить богов,
Туда, где все сгорит дотла –
И слово, и любовь.
14 марта 2013 г.
/ Донецк /
|