|
* * *
В устах зимы – таинственная нега.
глухая ночь, без сна, без оберега.
С ночных небес
летит лавина снега.
И далеко до юрты, до ночлега…
Ложится день в измученный гербарий,
там дорожает нефти каждый баррель,
там пахнет лесом сонный сеновал,
там Золушка торопится на бал.
. . . . . . . . . .
там дремлет спирт,
там царствует невроз.
Там кризис власти, кардиосклероз.
(Простуда.
Миозит.
Туберкулез.)
2013
СТИХИ
РАЗНЫХ ЛЕТ
Этот
замысел, промысел, вымысел – чей?
этот снег из глубоких очей.
Это ветер из темных и зимних ночей.
это я – дурачок, книгочей.
Это я, безутешный и бедный урод,
от кого отвернулся народ…
Этот ветер оттуда, из прошлых ночей,
это прах неостывших печей.
Это бегство от смрада, от ржавых ключей,
от погони ночных басмачей.
. . . . . . . . . .
Этот вечер и ветер…
откуда? он чей?
Он оттуда, где город – ничей.
От усталых врачей и слепых палачей –
снова эхо безумных ночей…
. . . . . . . . . .
Там, где дым от внезапно погасших свечей.
Там, где я – дурачок, книгочей…
* * *
Этот город уже не сдается внаем.
Там уже не торгуют отныне,
где в фаворе заветный античный прием…
Я тоскую по той дисциплине,
где стихи, как когорты, на гибель идут,
а в холодной долине заката
обозначен последний советский редут,
обеспечена кровью зарплата.
Там стоит на остывших ветрах Петербург,
и грозится Исакий в тумане…
там когда-то хотели нас взять на испуг
супостаты, враги, басурмане.
Под конем императора чахнет земля.
Лес расслаблен, и псы на опушке…
До сих пор там белеет отчизна моя,
где Иосиф, и Анна, и Пушкин.
Там по-прежнему граждане сходят с ума
у могилы певца и поэта…
Здравствуй, совесть! Привет, голубая зима!
И прощай, королевское лето…
2011
* * *
В недрах слов, в глубинах подсознанья
зреют ослепительные зданья.
Я зову, я называю вещи –
и они покорно льнут ко мне…
Подступает паводок зловещий,
и вода у горла… как во сне.
Этих слов разорванные звенья
жаждут моего прикосновенья.
Ощущаю в грохоте молвы
холод опустевшей головы.
Там мои разодранные зданья
зреют на просторах мирозданья.
И мои ночные огороды
посещают звери и народы.
Наливаясь солнцем и травой,
золотом пшеницы мировой…
2013
ВАРИАНТЫ
И ВАРИАЦИИ…
Мимо
лета пролетая мнимо,
мимо распахнувшегося Рима,
мимо зоны, мимо Мнемозины,
маемся, минуя магазины,
ударяемся ночами оземь,
и прощения у Бога просим…
Мимо зноя, мимо мезозоя,
мимо леса – облаком, грозою.
Падаем не просто в землю –
наземь!..
. . . . . . . . . .
Стукнулись, столкнулись, столковались,
по земле родимой стосковались.
А потом о чью-то тень споткнулись –
и в отчизну бородами ткнулись…
Здравствуй, страстотерпица, сестрица!
Слюбится и стерпится столица.
Не за кого плакать и молиться.
Родина…!
. . . . . . . . . .
Мимо рощи, мимо магазина
пролетает корпус лимузина.
Мимо текста, мимо института,
мимо жизни – пронеслась минута…
Мимо дома.
(но душа, но Гоголь…?)
Подана карета… значит, трогай!
Где душа, там духи у порога…
2012
ВАРИАЦИИ
1
Мимо лета, мимо арбалета,
мимо ядер солнечного света…
Мимо опрокинутой метели
(что давно в России пролетели),
мимо гимна, мимо партитуры,
мимо гениев литературы…
Мимо града, мимо винограда –
кораблей крылатая армада.
Мимо мира, мимо Армавира,
пролетает вольный сын эфира.
Мимо лета, мимо пистолета,
в ожиданье божьего привета.
Мимо революций, мимо бунта
пронеслась таинственная хунта…
. . . . . . . . . .
Облака кочуют мимо славы,
мимо загазованной державы,
где горят фонарики речные
и летают всадники ночные…
Мимо горя, мимо керосина –
проплывает город Хиросима…
Там восходят лунные посевы,
там гуляют призрачные девы,
и, освоив лунные поляны,
бродят воспаленные путаны.
. . . . . . . . . .
Звездный ветер обдувает платья.
Раскрывают хладные объятья
грозные космические братья…
Там, где дуют ветры ледяные,
бродят наши сестры слюдяные,
на окраине чужой планеты
обретая Новые заветы.
Мимо храма… мимо колоколен.
Мимо тех, кто нездоров, кто болен.
. . . . . . . . . .
Там внизу Япония дымится,
вспыхнув на глазах у очевидца.
Там поют обугленные травы,
укрощая времена и нравы.
Мимо лета, мимо арбалета,
мимо дула, мимо пистолета,
мимо дома, мимо хромосомы
пролетают птицы-новоселы,
праздничны, тихи и невесомы.
Мимо вспышек солнечного света,
мимо снов, лесов –
и мимо бреда…
2013
ВЕЧЕРНЯЯ
ИМПРОВИЗАЦИЯ
Поговорим
о прозе Пастернака…
Но тут легко запутаться, однако.
. . . . . . . . . .
Он зачитался, он читал давно.
Злой ветер дул в осеннее окно.
Однако Рильке тайну всю о Ларе
чуть не раскрыл мне… Дело не в пожаре.
Ужели ларчик просто открывался?
Поэт с трудом от прозы отрывался,
чтобы примкнуть к поэзии… О нем
сложили сказку. Впрочем, ход конем
избавил бы его от ужаса и плена,
и участи слепого Гуинплена…
А заодно – от Сартра и Гюго.
. . . . . . . . . .
А там Бахтин… там тайные намеки.
И шахматы. (Набоков – да, талант!)
Идущий на работу дуэлянт
уже давал суровые уроки.
Он был достоин всяческих похвал,
трудолюбив, учтив, благопристоен.
Был образован. Был отважный воин.
Но Сартра никогда не понимал.
…Кого там только не было, однако!
Был Пушкин, ловелас, был Крузенштерн,
Патрис Лумумба, царь и Анна Керн.
Там тайная обитель Пастернака.
Там Персия и грозные набеги,
и бабочки, и злые печенеги.
Однако мы забылись… Ночь взошла –
и пролилась чернилами. Открыто
окно, как рана. И не спит Лолита.
(Молчим о Ходасевиче, о Польше,
Мы все сказали, и не нужно больше.)
…Так мало в мироздании тепла!
Вселенная, сгоревшая дотла,
еще сияет, но уже мертва.
…Мела метель, куражились морозы.
Умберто Эко мямлил имя Розы.
Живаго медлил, вся в огне Лариса…
…Так начинался новый день Бориса.
*
* *
Памяти
Бэллы
В этом
ветре и листве
ты живешь – со всем в родстве.
В этих рощах и лесах
ты живешь, как в небесах.
В этой странной невесне,
в полуяви, в полусне.
Где холодная зима
сходит медленно с ума…
. . . . . . . . . .
(Я живу, как в де-жа-вю,
хлеб растерянно жую…)
Где холодная листва
без луны давно мертва, –
там, задумчива, бледна,
смотрит Бэлла из окна.
И невидимой тропой
входят гости к ней гурьбой…
Там Фазиль, там Искандер,
Битов, Пушкин, Мессерер,
человек из высших сфер,
из предместья эсэсэр.
Там Кассандра у дверей,
там задумчивый Андрей…
Там у Бэллы скорбный рот.
Окуджава у ворот.
Там татарские глаза,
там катарсис, там гроза.
. . . . . . . . . .
Этот милый смуглый лик
и прекрасен, и велик!
Эта девочка – поэт
двадцати неполных лет.
И из всех – она одна
небожителю верна.
. . . . . . . . . .
Где в тумане, над водой,
ходит Пушкин молодой…
|