Кони глаз моих мчатся к тебе.
Только дуги бровей серебрятся.
Посторонятся молча рябины в судьбе
И насмешливо вслед разгорятся:
«Аль на женскую прелесть избранник охоч?
Что ж, красы на тебя не жалели
Опустившийся в жимолость лебедь
и
ночь,
Обрядившая в изморозь ели.
Да ведь жалуем все мы тебя потому,
Что пришло же на ум твоей тёзке
В подожжённом татарской стрелой терему
Помолиться разок о берёзке».
Мочит бабка слезами облупленный лик:
Ведь кольцо обручальное с другом
Слал жене замерзающий в поле ямщик,
Что сынком-то был ей,
а
не вьюгам.
Твой же хахаль с любою на ласки горазд.
Он и храмы,
что
в сумерках синих
Полыхают,
и
бабкины слёзы раздаст
Не нуждающимся в сих святынях.
А теперь ты попробуй себя отличи
От крестьянки в платочке нарядном,
Что гадала в крещенье при свете свечи
О своём ямщике ненаглядном.
*
* *
Ах, на прощанье бы, да не
Как символ из легенд и книг,
А из судьбы моей ко мне
Мой Лебедёнок взмыл на миг.
Мой Лебедёнок, что ж ты сам
Льнёшь к воронам и воробьям,
Того не зная, что колдуешь
Уж только тем одним, что есть,
Над прошлым над моим невесть
Каким, хоть о другой горюешь.
*
* *
И веет отовсюду вкус черешни…
Но почему из брошенной скворешни
Летят скворцы, не просто так летят,
А над рябиной журавлиным клином.
И девочка – слеза и на карат
Не тянет – завораживает сплином.
И я из всех зеркал над ней одной
Смеюсь и замираю: ах, дурища!
Ты фокус, мушка, ноготь накладной…
Ты только трюк отчаянный, что мной
Вдруг выхвачен, как из-за голенища
Фартовый нож с насечкой кружевной.
Дешёвая, казалось бы, блесна.
А монстру эры летоисчисленья Неведомо какого не до сна.
Он ощущает аромат черешни,
Что ест Фата-Моргана у скворешни
На месте древних пирамид,
Столь образцовых.
И птицы странные летят навзрыд
Над странным деревом в шелках пунцовых.
/ Москва /
(Книга выходит в издательстве «Алетейя»
в 2014 г.)
Надежда ХОЛОДКОВА ПОМНЮ ТЕБЯ Новый дом мой тих и светел, спит луч солнца на трубе… Я хочу, чтоб этот вечер мне напомнил о тебе. Желто-красный вихрь уносит...