|
1. Нулевые
Вечный мир, омраченный Цусимой и Порт-Артуром,
Век двадцатый на марше – антихристом-гадом брюхат.
Первая революция – на смех курам,
смело клюющим пыль у крестьянских хат.
2. Десятые
Вечный мир. Облако хлора ползет к окопам.
Агитатор машет руками – обещает спасенному рай.
Опять – революция с притопом, да – эх, с прихлопом,
с такою кровью, что кажется – через край.
з.
Двадцатые
Вечный мир. Ленин в гробу. Торгаши в угаре.
Продразверстке конец, да здравствует продналог.
На рубле – чистого серебра – крестьянин с рабочим в паре.
На заднем плане – солнце. Вне поля зрения – Бог.
4. Тридцатые
В кольце врагов – и внутри кольца их валом.
Едут-летают по улицам воронки.
Германия распрямляется. Дело за малым.
Свяжем себя с нацистами – узы будут крепки.
5. Сороковые
Война. Победа. В землю легли миллионы.
Всех не упомнишь. Бабы воют в тоске.
Церкви снова открыты. Нравится – бей поклоны.
Европа наша. Мир снова на волоске.
6. Пятидесятые
Вечный мир. Борьба за него. Гонка вооружений.
Сталин в гробу. Берию – под расстрел.
Никита и кукуруза. Время новых свершений.
Режим немного расслабился и временно – подобрел.
7. Шестидесятые
Ишь чего захотели! Румяных яблочек с Марса!
Дескать, в красной пустыне яблони будут цвести!
Очередь разошлась – ни молока, ни масла.
Мальчик мамину мелочь обратно принес в горсти.
8. Семидесятые
Вечный мир. То есть – разрядка. Съезды. Дефекты речи.
Чехи под каблуком. Солженицын отправлен в дальнюю даль.
Диссидентские междусобойчики. Международные встречи.
Здравствуй, земля Афганская! Цвети, мой горький миндаль!
9. Восьмидесятые
Три гроба – один за другим с небольшим промежутком
зарыты в кремлевскую землю. Мишка с родимым пятном.
Тэтчер и Рейган не склонны к уступкам и шуткам.
Империя зла погибнет и очнется в мире ином.
10. Девяностые
Лебединое озеро. Ельцин на танке. Беловежская пуща.
Спущен красный стяг. Идет на братана братан.
А тут еще и Чечня. Скажи нам, кофейная гуща,
зачем этот гребаный век
был нам от Бога дан?
*
* *
В некотором царстве революция победила.
В некоторой республике случился переворот.
Позднее установилась диктатура дебила.
Он сидел на престоле, разинув слюнявый рот.
Приросшие мочки ушей. Нос седлообразный:
наследственность конноармейца с усами на всю
ширину.
Простой народ на печке валялся, праздный.
Никто не гнал на работу, как в старину.
Раз в тридцать лет кто-то с авоськой в лавку
заходил посмотреть, как выглядит пустота.
Раз в полвека ребенок у мамы просил добавку
и получил подзатыльник, но сила была не та.
Раз в три века попадалась волшебная щука,
и печь приходила в движение, что большой паровоз.
Расцветало искусство. Развивалась наука.
Летом стояла жара. Зимою крепчал мороз.
Весной расцветали яблони. Но осенью было хуже.
Грязь непролазная. Ветер. Провисшие провода.
Зато вся страна отражалась в огромной луже
хоть и вверх ногами, но прекрасная, как всегда
* * *
вот и думай теперь когда мы стоим со своим товаром
вдоль подземного перехода
не нужна была и даром эта гребаная свобода
жизнь тришкин кафтан на заплате заплата
заслушанный отчет заслуженный отдых а до того зарплата
красный сиреневый зеленый коричневый ленин в
профиль
даром что лысый а вылитый мефистофель
часть силы что вечно желает блага а вот совершает
исключительно зло хорошо что не завершает
а этот космос тренога летающая по орбите или конус
фаршированный радиостанцией серия марок называется космос
я собираю космос два блока три беззубцовки
китайские кеды лучше чем нынешние кроссовки
ракетки легкие шарики для пинг-понга
убили гады лумумбу что вы сделали с конго
а эта не к ночи помянута ядерная угроза
ядерная зима без снегурки елки и деда мороза
мандельштам со своим воронежем
и холмами в тоскане
когда мы стоим в подземном переходе с шерстяными носками
все мы подделка и где взять настоящих
если город имел номер а завод назывался почтовый ящик
первый отдел допуск второго сорта
тетка из киева привезла два одноименных торта
то-то было сладко то-то вязло в зубах доныне
в желудке тяжесть пирамидки консервов в витрине
расстрелянные зверушки в подвале местного тира
ты осталась одна на хера тебе бабка двухкомнатная
квартира
1960
Лямку тянуть или горе мыкать,
с каждой получки десятку ныкать,
вставать на службу с больной головой,
трястись в автобусе, нависая
над сидящей гражданкой. Воронья стая
кружит по небу – ей не впервой.
Хорошо – весна, хоть снег и не тает,
и все же немного раньше светает,
опять же птицы кричат по утрам.
Звонят к обедне в соседнем храме,
какой-то безумец роется в хламе,
с грехом, как водится, пополам.
Хорошо – весна, хоть холодный ветер
пробирает насквозь, но удел наш светел,
жить стало лучше и веселей:
снова цены повысят к Новому году,
но хватает на хлеб и воду,
да и дети стали взрослей.
Мы-то в детстве копали траншеи,
а они – сидят на отцовской шее
и ногами болтают – а мы – молчок,
пусть растут себе горе-девицы,
а папаше пора удавиться,
в уборной запершись на крючок.
Хорошо – весна, и автобус катит,
и пора пробираться к выходу – хватит
себя накручивать. Вспомним о том,
что собачки в космосе весело лают,
и на землю обратно к нам не желают,
не заботясь, что будет потом.
*
* *
Бронзовая голова на черном мраморном кубе
соображает, как разместить ракеты на Кубе,
да так, чтобы не заметил кудрявый Джон.
Но Джон и за гробом неплохо соображает,
военно-морскую эскадру в путь снаряжает,
а на досуге пленяет прекрасных жен.
Одна из них теперь уже не одна из,
она уже ни Кеннеди, ни Онассис,
но в талии – пчелка, и ножка под ней стройна,
Монро конечно покраше была блондинка,
плывет по Стиксу, истаивая, как льдинка,
и тоже боится, что скоро начнется война.
На белом экране мелькают – мелькают кадры:
навстречу друг другу движутся две эскадры.
Ракет не счесть, направлена каждая в цель.
Но вот придет в Аид бородач со свитой,
и обнимется с Джоном, потом с Никитой,
и оба вместе скажут: превед, Фидель!
*
* *
идут родные плечом к плечу в плащ-палатках и касках
в камзолах рясах в грехах как в шелках в карнавальных масках
вечерних платьях с открытой спиной сарафанах и вышиванках
едут в трамваях на БТР или в тачанках – танках
едут идут летят лицо земли покрывают былью
историей временных лет пороховою пылью
смотрятся в зеркала в кофейную гущу или в витрины
ложатся в землю что в детстве на бабушкины перины
идут все с собой уносят тебе ничего не осталось
а если осталось то какая-то малость
одна весна плетеное кресло под цветущею вишней
на самом донышке чуть несправедливости вышней
*
* *
Центральная площадь занимает почти всю площадь страны.
Столица идет по краю – далее – заграница.
Граждане все на площади в колонны построены,
и у всех – широкие плечи и счастливые лица.
И главное – что-то все время вспыхивает и гремит:
то свет, то цвет, то тьма расцветает в цвете.
А что там – салют, гексоген или динамит –
это как повезет. Подробности – в местной газете.
*
* *
Ишь чего захотели, страну под себя подмять,
знать не знали, что Родина это – мать,
что вождь усатый – отец, а не черт рябой,
что смело идет в атаку бешеный рядовой.
Что смерть – не сахар, но жизнь тоже не – мед.
Свои это знают, чужой никогда не поймет.
Враг это пугало – гимнастерка надета на жердь.
Что русскому здорово – немцу, известно, смерть.
Что русскому – смерть, немцу – смерть вдвойне.
Это знают все, кто не бывал на войне.
*
* *
История занята тем, что рекламирует зло:
кто выбрал зло, тому повезло,
он умер в пурпурном плаще и латах,
а тот, кто следовал за добром,
весь дрожал, пил то водку, то бром,
а умер в чужой рубахе, и та – в заплатах.
Что ни страничка учебника – то злодей,
убийца, грабитель, творец идей –
в мраморе, в песне хвалебной, в тексте,
который в школе нужно заучить наизусть,
кто выучил умница, в награду заучка пусть
съест на углу сосиску, запеченную в тесте.
Как сосиска в тексте, смысл внутри сокрыт.
Оболочка – гроб, смысл в глубине зарыт:
ухо к земле приложи – и услышишь стоны.
Искал себе спасенье, а приобрел
монету – дельфину в спину вцепился орел,
а на обороте – чудовищный лик Горгоны.
|