|
* * *
Я жил как жил: то жестко, то наивно.
Я видел смерть и долгий взгляд небес,
Я в омуте тонул, осенний лес
Мне протянул ладонь упругой ивы.
А в синеве, за дальней кромкой леса,
Где звездный механизм миры вращает,
Два ангела, похожие на чаек,
Зажгли почти погасшую звезду.
* * *
Пронзительная свежесть снегопада.
Деревья стынут по краям озер,
Серебряной звезды далекая лампада
Роняет луч на темный косогор.
И в тишине под зыбкой далью звездной
Пред желтизной, оправленною в снег,
Стою, решив, что никогда не поздно
Замедлить дней быстротекущий бег.
От суеты избавить чудо жизни,
Любить, любви не требуя в ответ,
И дом Земной трагической отчизны,
И Мирозданья первозданный свет.
* * *
Музыка трав и деревьев, и ветра
В век электронный ветхое ретро.
Язык беспредельно звучащей природы
Впитал и взрастил сокровенные ноты.
Озвучил их ветер, деревья и травы
И рок музыкантов стальные оравы,
Орущих что правы – и впредь будут правы
И звезды и ветер, моря и дубравы.
* * *
Вся одежда у яблонь из прозрачных и белых цветов,
Под ногами у них одуванчики медленно тают –
В них грунтовые воды, поднимаясь из темных пластов,
Перелившись в ростки, над землей, шелестя проплывают.
Прогибая соцветья, в лепестках исчезает пчела –
Вся покрылась пыльцой, в синем воздухе чуть золотится,
И другая пчела за цветок ее желтый сочла,
И решила сама в легкокрылый цветок обратиться.
А вблизи от пруда загорает девчонка одна.
Пригляжусь не одна – мотылек над плечом ее вьется
Расцветает в ней жизнь. Только жизнь ей своя не видна
Словно деревце спит погруженное в небо и солнце.
* * *
Над черною речкой холм белоствольный
Сияет лучами, особенно в полдень,
Как если б в земле на заводе стекольном
Стволы выдували свеченьем наполнив.
Холм белоствольный все тянется к небу,
Напоминая свеченье собора…
Так и живет красоте на потребу –
На фоне небес – беспредельных для взора.
* * *
Скользит воздушная река,
Волнообразны облака.
А на земле у светлой речки,
Подставив солнцу грудь и плечи,
Лежит беспечная жена,
Ликует, что обнажена.
Она явилась из ребра.
В ребро её вернуть пора,
А если это не получится –
Придётся с нею дальше мучиться.
Умней себя моя попутчица –
Из рая в электронный мир…
Бесплатный в мышеловке сыр.
* * *
Эту бледность лишенную света
Примеряют каналы, мосты…
Влажный дух водянистого лета
Жизнь всосала в проем пустоты –
Меж мирами. И что же в итоге:
В декорациях касты людей
Пьют, едят, вспоминают о Боге,
О себе и виденьях детей.
Изначально бесцветные ночи
На соборы набросили плед.
Нет подсветки, но где же источник
Излучающий призрачный свет.
* * *
Может кофе? Можно кофе.
Снег струится за окном
Твой летящий легкий профиль
Мне знаком и не знаком.
Может, вспомнишь? Вспомнить можно
Чувств – стремительный разбег.
За окном невольно ожил
Прошлогодний, крупный снег.
Чашка кофе и печенье
И улыбка в пол лица,
И высокое прощенье.
Кто простит нас до конца?
Может это все некстати?
Может кстати, как узнать?
И халатик вместо платья,
И прощенья благодать.
* * *
Идут дожди с утра и до утра…
Магнитною основой град Петра
Магически притягивает тучи –
Дождями горожан злорадно мучит.
Я так скажу – болотному народу
И впредь даруй подобную погоду.
Дожди для населенья благодать:
Цветут зонты, а над коляской мать
Подобно Богородице склонилась –
Улыбкой жизнь младенца озарилась.
Но лишь на миг. Дождинка ли слеза
Слились в одну – их разделить нельзя.
Притягивает дождь людских обид –
Правитель Медный, шпили и гранит.
* * *
Пятна света в мрачной мгле канала,
Гул машин, случайный пешеход…
Для меня и этого не мало
Даже много. Вот и поворот.
Прохожу дворами проходными.
Время вспять упрямо потекло.
Тень твоя из прошлого доныне
Смотрит сквозь оконное стекло.
Окна, стекла, стены, а за ними:
Книжный мир и красок натюрморт,
Музыка. А грусти нет в помине –
В этой неизбежной пантомиме
Обеззвучен солнечный аккорд.
* * *
Э.М. Шнейдерману
На фоне зданья силуэт
Возник и тут же растворился
И вновь внезапно проявился –
Передо мной стоял поэт.
К нему прилип фонарный блик
И лик, и облик обозначил.
Он произнес: «Деревья плачут,
Мне дождь за шиворот проник.
Зайдем, согреемся вином,
А по душе так можно водкой».
С улыбкой сдержанной и кроткой
Он ввел меня в старинный дом.
Обетованная квартира
Вбирала часть палитры мира:
Скульптуры, облака картин,
Звучанье пишмашинки-лиры
И не залатанные дыры
Родных семейных палестин.
Мелькали внучки, а жена –
Легко вместив в себя семейство
На кухне совершала действо
Не отказавшись от вина.
Она и впредь во всем права.
В ней мысль задорная созрела
Легко покачивая тело
Запела дерзкие слова:
«Эх любо, братцы, любо
Любо братцы жить
С нашим атаманом
Не приходится тужить».
И кто из них был атаман
Не разобрать стакан, туман.
Поэт был рядом и извне.
Но говорил о самом главном…
И растворялся нежно, плавно
Во внучках, дочке и жене.
Душа в стихах и стихоопытах
Сквозь боль к читателям дотопала.
И в ноосфере пребывая
Напоминает что живая.
|