|
* * *
Пересекаю площадь плоскую,
Как чья-то шутка невпопад,
И души лунные расплёскиваю,
Не рассчитав, куда ступать.
На пешеходов глянув искоса,
Я обхожу их стороной,
Тем самым избегая искуса
Знакомства с ними и со мной.
О, площадь! Времена меняются,
И ты, наверное, не та,
Какой была, когда меня ещё
Сюда судьба не занесла.
Произношу слова оплошные,
Рискуя угодить под суд
За рассуждения о площади,
Где в праздник публику пасут.
Хоругви заменив портретными
Изображеньями своих
Не расстающихся с портфелями
Вновь переизбранных святых,
Шагают граждане ретивые,
Орут, рискуя озвереть,
Одновременно репетируя
Очередную свою речь.
А возбуждённые гражданочки
Плакаты пылкие несут.
Мгновенно лозунги рождаются,
Заученные наизусть.
На возвышенье, именуемом
Трибуной (то же, что амвон),
Глаголют речи, неминуемо
Переходящие на вой.
Наиглавнейший свою лысину
Куда ни следует суёт,
Решив, что лысина за истину
В глазах внимающих сойдёт.
О, площадь, как тебя опошлили,
И как неимоверно врут,
Когда большое твоё прошлое
Мусолят ежегодно тут.
Я знаю, ты – кривое зеркало
Прошедших вдоль тебя времён,
Которое уже померкло
И будет отдано в ремонт.
Исправят ли тебя, не ведаю,
И разговоров не веду
О том, что зеркало, наверное,
Неисправимо на беду.
Иду, лавирую сквозь лужи,
И пешеходов сторонюсь.
Их разговор тихонько слушаю
И перематываю ус.
А после до утра до самого
Тот разговор, сквозь немоту,
Я оживляю и досадую,
Когда припомнить не могу.
А вы, стихи, – всего лишь копия
Тех самых уличных бесед,
Где спорят и ломают копья,
Похожему не глядя вслед.
29 октября – 1 ноября 1962
г.
ВИШНЁВАЯ НОЧЬ
Я знаю: бред – всё то, что вижу,
Сквозь сад шагая наугад.
Здесь каждый куст цветущих вишен –
Врага сдающегося флаг.
Я слышу речь вишнёвых веток,
Что и сегодня, как вчера,
Куда-то запропавший ветер
От них отрёкся до утра.
Скворцы – как чёрные монахи.
Они до чёртиков ловки.
И крылья истово махали,
Как рясы или клобуки.
У вишен логика простая:
Чтоб своевременно, как раз,
Бежать, оружие бросая,
Чтоб в чьи-то лапы не попасть.
И только те, что благородней,
Преодолев звериный страх,
Тоскливо богу плодородья
Молились, головы задрав:
«О, пощади ты нас, всевышний,
И понапрасну не ворчи!
Ну что же делать, раз все вишни
Склевали сволочи-скворцы?!»
1962 г.
* * *
Я приду на свидание с ветром,
С листьями, с шорохами ночными.
Я рукой проведу по веткам
И начну разговаривать с ними.
И осенней назло печали,
Я деревьям стану перечить,
И деревья пожмут плечами
На мои нелепые речи.
1965 г. Осень
* * *
Наяву или во сне –
Где б ты ни бродила,
Тень твоя всегда ко мне
В гости заходила.
1966 г.
* * *
Мы посажены в дом,
Как рыбёшки в аквариум,
Освещённые днём
Электрическим заревом.
Лампа прячет свой глаз
В конуру абажура.
Бродит пёс мимо нас
Одиноко и хмуро.
Лезет солнце в окно
Вроде огненной кошки.
Но ему всё равно
Не отведать рыбёшки.
Отвернуться – и прочь:
Вот и всё, что осталось.
Кошка пряталась в ночь,
За дома опускалась.
Мы сидели вдвоём,
Мы смотрели устало.
Сторожившая дом
Даже лампа дремала.
Ни звонок и ни стук
Не тревожили счастья.
Лишь будильник разлук
Тикал громко и часто.
1966 г. весна? 1967 г.?
* * *
Гражданка неба, жительница гнёзд,
Крылами надо мной взмахнула
И хрупкие крупинки звёзд
С небес, как со стола, смахнула.
(1967 г.?)
* * *
Когда мелькают вёсла над волнами,
То лодка схожа с птицей временами,
Куда летит, не ведая сама.
Её тревожит волн прикосновенье:
Она то в бездну рухнет на мгновенье,
То вверх вспорхнёт, сводя гребцов с ума.
Зачем же мы торопимся упрямо
Плыть сквозь волненье в будущее прямо,
Не подождав успокоенья вод?
Как будто гонят в путь нас чьи-то руки,
Как будто нам не вынести разлуки
С тем будущим, которое нас ждёт.
11 сентября 1970 г.
* * *
Тронув зелёные озими,
Солнце зашло за леса
И золотыми колосьями
Не ослепляет глаза.
Заперли звуки и запахи,
Чтобы скорее заснуть.
Только на западе, в зареве,
Всё ещё дышат чуть-чуть.
Это ауканье с летними
Песнями солнечных птах
И светляками последними,
Ночью, в тумане, в кустах.
Ночь, принимай в своё логово
Бога, что встал во весь рост,
Чтоб с небосвода отлогого
Сыпаться искрами звёзд.
Где ты, звезда моя сонная?
Призрачен млечный пунктир.
Тьма – словно бездна бездонная,
Весь проглотившая мир.
Бездна зияет обрывами.
В страхе свалиться туда,
Снова огнями тоскливыми
Смотрят во тьму города.
1968 г. Осень – 1970 г.
Июль
* * *
Всё, что забвеньем не смыто,
Что вызывает в нас грусть,
Осени синее сито
Сеет сквозь дождь наизусть.
Время, подставь свои руки,
Можешь плескаться и пить.
Сквозь облетевшие звуки
Тянет паук свою нить.
В частых сетях паутины
Бьётся вечерняя тьма.
Неосвещённые спины
К ней повернули дома.
Наши надежды не здесь ли,
У недоверья в плену?
Что нам откроется, если
Перетряхнём тишину?
Из опустевшего сада
Лучше вернуться домой.
Дверцей калитки ограда
Хрипло беседует с тьмой.
А от крылечка, из мрака,
На подозрительных нас
Пристально смотрит собака
Бликами бдительных глаз.
Наша печальная дача
Плачет о прошлых годах.
Видишь, хрусталики плача
В тёмных мерцают глазах?
Ночью нам прошлое снится,
А на рассвете, во сне
Снова осенняя птица
Грустно кричит в вышине.
1969 г. Осень – 1970 г.
* * *
Фонарь, светящийся в ночи
В саду, где он один,
Роняет конусом лучи,
Как бы вбивая клин
В ночную траурную тьму
В декабрьский снегопад.
Деревья тянутся к нему
И рядом с ним стоят.
Снежинки тоже вьются там,
Где льёт фонарь свой свет,
Как будто им спускаться к нам
Другого места нет.
И снежным блеском декабря
Пронизан каждый луч,
Как будто снег из фонаря
Летит, а не из туч.
Не снегопад, а светопад,
Как будто искр толпа,
Сверкая, сыплется на сад
С фонарного столба.
Мельканье световых частиц,
Прозрачный хоровод.
Из-под заснеженных ресниц
Смотрю, как снег идёт.
Моя душа теперь светла,
Так не было давно,
И я совсем не помню зла,
Я помню лишь одно:
Твоей души далёкий свет,
Моя сестра – любовь,
Когда смотрю снежинкам вслед
И вспоминаю вновь
Улыбку светлую твою
И нежных рук тепло,
Когда, не помня зла, встаю
В тот конус, где светло.
Мне по душе твой снежный свет,
Фонарь – зари пророк.
На мне твой праздничный берет,
Твой праздничный венок.
Но жаль, не вечно мне стоять
С тобою заодно.
Домой вернуться мне опять
Придётся всё равно.
И мы растаем в темноте,
Мой сад, с тобой вдвоём,
Сказав «спасибо» суете
Под светлым фонарём.
1969 г. Декабрь. – 1970
г.
* * *
Остановилась громкая телега,
И лошадь мнёт губами клочья сена,
И облака, уставшие от бега,
Висят над нами, белые, как пена.
Сквозь них мелькает крестик самолёта.
За ним вдогонку тянется неспешно
Отставших звуков горестная нота,
Его настичь пытаясь безуспешно.
А человек шатается безбожно:
Его качает пьяная дорога.
Он смотрит в небо, грустно и тревожно:
Там пусто – ни архангела, ни бога.
Лишь самолётик в роли перекрёстка
Трёх измерений, мчащихся сквозь вечность, –
Штрих кем-то наспех стёртого наброска,
Ребячьих рук летучая беспечность.
1969 г. Июль
* * *
Ветер взмахом сабли
Обезглавил сад.
Зяблики озябли,
Зяблики молчат.
Гуси пролетают
Прочь, наискосок,
И свой крик роняют
Наземь, как упрёк.
1973 г.?
|