Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2013
Александр ГИНЕВСКИЙ
/ Санкт-Петербург /
«Поворотясь лицом на юг…»
|
* * * Поворотясь лицом на юг, Я чую оттепель щекою, Хоть лед, скрипящий под ногою, Еще и крепок, и упруг. Но в тяге к вечной новизне Невольно время мы торопим, И не верна снегам глубоким Душа, готовая к весне. * * * Не убежать… и с грустью принимая скользящих дней бесплодную муру, вдруг подойду к обрывистому краю, чтобы опять увидеть Таймуру, себя увидеть в прыгающей лодке; зажатый руль в руке мне передаст упругость струй и ритм мотора четкий ревущий не заглушит перекат. И посреди кипящей Таймуры скалы увижу вознесенный бивень, как в грудь его, вставая на дыбы, валы с шипеньем били, били, били. …Не убежать. И с грустью принимая скользящих дней бесплодную муру, вдруг подойду к обрывистому краю, чтобы летящую увидеть Таймуру. СКВОРЕЦ Скворец, мой дружочек, уставший гонец, я ждал тебя очень, и ты – наконец пробился, речистый, с великим трудом, чтоб белые числа чернить угольком; глашатай крамольных весенних вестей предвестником молний сидишь на шесте! СКАЗКА В ней смысл с бессмыслицею вещей сплелись, да так, что не разнять: вот семиглавый страшный тать затеял каверзные вещи, а простодушный – вон висит – на волоске висит от смерти, – и тут хоть верьте, хоть не верьте, – он песней дудошною сыт. И как мудра своим концом: взяла пастушеская дудка, а хитрость желчного рассудка вдруг ударяет в грязь лицом! * * * О, сборы на рыбную ловлю, о, детство, о, детство мое!.. Я тонкие снасти готовлю и правлю крючка острие… Еще не проснулся – зевота, смежаются сонно глаза, но кровь убыстряет – и вот он – извечно прекрасный азарт. В охапку схватив телогрейки; в авоськах хлеб-соль с молоком… А солнце чуть брызжет из лейки там где-то совсем далеко; за шиворот капельки с веток, и тёмные пятна колен, и россыпь весёлых приветов, проснувшихся птичьих коленц; и спешка: скорее, скорее дать волю цветным поплавкам – удилища гибкие реют и свищут над нами слегка… Что возраст с угрюмой начинкой? Я счастлив – я жил налегке: озерная – та камышинка невольно качнулась в строке. БЕЛЫЙ ДЕНЬ Борису Михайлову Воздух холоден. Воздух недвижен – Синеватой подернут слюдой. Утопая в снегу до лодыжек, Зябнет куст, а поодаль другой Омертвело. Подобьем коралла – Иглы инея – ломкий налет. Жизнь ветвей все же тлела помалу Из метели в метель напролет. Черноту их графических линий Обескровил Декабрь-снегодей. Разве в этом он только повинен – Сотворитель и бед, и затей. Вдруг пронзительно – нежно, зовуще Птичий посвист… опять и опять… До души дотянулся из кущи И намерен в ней торжествовать. Белый день! Без единой помарки, – И за то еще благодарю, Что из тюбика выдавил жаркой – Алой краски на грудь снегирю. * * * Гори, звезда, гори, моя звезда! Мерцай и дни и ночи надо мною: И в час, когда я, может быть, не стою, Чтоб мне твоя сияла высота, И в час, когда я радуюсь весне, Улыбке чьей-то, чьей-нибудь удаче; Когда навзрыд со мною рядом плачут И вместе с ними плачется и мне. Да… опустеть дано любому дому. Придет мой час – не станет и меня, Но ты, прошу, ты не гаси огня – Ты посвети кому-нибудь другому. * * * Ну, славно. Опять расписался, подумать, – всего – ничего: лишь солнечный лучик попался на кончик пера моего и вот уже самая малость связует столь бывшее врозь… А просто давно не писалось, точнее – давно не жилось. |