Содержание Журнальный зал

Галина КОМИЧЕВА

В предчувствии рождественского чуда

Опубликовано в журнале Крещатик, номер 4, 2012

Галина КОМИЧЕВА
/ Киев /

В предчувствии рождественского чуда



* * *


Какая долгая зима!
Какой невыносимый холод!
Безлюден и безмолвен город,
и надо бы сойти с ума.

Не правда ли, три тыщи лет
вокруг ничто не происходит,
и тусклый ангел скуки входит,
и с крыльев стряхивает снег.


* * *

Мы займём у кого-нибудь денег,
не задорого купим вина,
и в вечерней, божественной лени
при свечах посидим у окна.

За деревней покоится вечность,
бессловесная, тайная жизнь.
Освещённые пламенем свечки,
мы с природой волшебно слились.


* * *
                                    N.N.

Как яблоко, готовое упасть,
чтоб ветка разогнула спину,
я от себя освобождаю Вас
во имя Духа и Отца и Сына.

На то и зрелый август, чтоб плоды
на землю падали с тяжелых веток…
Я подарю Вам слов прощальных свиток
и грустный взгляд из сада доброты.


* * *

Мы с тобой давно не говорили,
мы не скоро встретимся ещё,
злая воля руку возложила
на моё и на твоё плечо.

Нам досталось золото молчанья,
невозможность встречи на земле.
То, что нас с тобою разлучает,
сводит нас с тобой ещё сильней.


* * *

Много неба, кусты кое-где и дорога,
идти далеко ещё, долго идти,
вокруг никого, кроме Господа Бога,
печальней мотива искать-не найти.

Все разъехались.
Каждый один-одинёшенек,
в мире чужом стебелёчек души,
по камешкам дней в одежонке поношенной
робко ступает и счастлив, что жив.

А с воздухоплаваньем кончено, милые,
писарь пилатов занес в протокол
запрет на крыла и со скучною миной
перо отложил и сморкнулся в подол.

Но кто-то один, кто не слушает радио,
отроду вольный и малость того,
отнюдь не борец за свободу и правду,
парит в небесах высоко-высоко.


* * *

Каждый вечер на манеже появлялся белый клоун,
появлялся белый клоун, белый клоун Франсуа.
Неподвижным светлым взором он смотрел перед собою,
отчуждённый, как фламинго, и немой, как тишина.

Он, как сон далёкий, давний, проплывал перед глазами,
проплывал перед глазами недосказанностью сна.
Неразгаданною тайной, не разгаданной годами,
покидал арену клоун, белый клоун Франсуа.


* * *

Деревня в январе прозрачна и невинна,
всё в воздухе зимы готово к Рождеству,
луна по вечерам восходит на средину
светящихся небес, чтоб сгинуть поутру.

Деревня замерла. Куда ни кинешь око, –
безбрежные снега. За мглистый край земли
уходит санный путь и за земным порогом,
как чья-нибудь судьба, теряется вдали.


* * *

спокойное лето
холмы
ничего не прошу у судьбы
по небу плывут времена-времена
какое у них исчисленье
я не пойму


* * *

Еще не скоро у закатов зимних
закончится малиновый запал.
Края села, пригорки и низины
безмолвны и нежны. Бог задремал
за огородами у ледяного пруда.
В предчувствии рождественского чуда
застыли дерева. Сосед мне рассказал,
что здесь в сочельник ангелы летают
и в душах мир надолго поселяют.

Ну а пока сиди в избе, блаженствуй,
гляди в окно на санные пути,
на здешний день, искристый и торжественный,
чтоб было с чем остаток дней пройти.


* * *

Подсолнухи освещают день,
гром прогремит не завтра еще,
туман пройдет, как от Бога тень,
восстанет дуб, как Его плечо.

Сгребут стога всех небес лучи,
конь забредет далеко в луга,
все что звучало, вдруг замолчит,
небо раскроется донага.


* * *

Родные мои, бесскворешные,
певчие вы мои,
грешные души безгрешные,
поводыри любви,

без выходных работники
в безгонорарный век,
художники, вестники, столпники,
иноки библиотек,

не уставайте, звездные,
узники высших сил,
вам небесами розданы
крылья белей белил.

Не умолкайте, милые,
кутайте горло зимой,
истины дети надмирные
в скорбной юдоли земной.


* * *

За глинистым полем разрушенной мельницы остов
вдали от деревни встречает последний закат.
Ветрами обглодан, дождями косыми исхлестан,
стоит он у белых, сакральных, распахнутых врат.

С котомкою снов, с цветами, растущими в небе,
к нему прихожу я. Мне не к кому больше идти.
На обломках твоих я рисую счастливую небыль,
угрюмый старик, еле видимый дух во плоти.


* * *

Из бездны, из там, из не ведаю, из ничего
внезапное выпадет слово на плоскость бумаги
из лихорадки ума, суеты речевой
заваривать темную густо-зеленую брагу

тоски и восторга, падения и высоты,
ночного вороньего крика, дождя и туманов,
задворок заблудшей души, кружевной красоты,
карающей правды и сладкозвучных обманов.

Тревожного помысла легшие в строчку слова
свершат, наконец, над поймавшимся грешное дело.
А наш беззаконник, маэстро, знаток колдовства
и сам захмелеет от своего виноделья.


Следующий материал

Относительность смерти

Вера ЗУБАРЕВА / Филадельфия / Относительность смерти Обледенение Там город за окном – обледеневший, чёрный, Как пращур городов цветущих и живых. Зачёркивает тьму Над тяжкой снежной кроной Искрящих проводов молниеносный...